Повествование о юном грифоне, что желал приключений, хотел стать волшебником и оказался втянут в историю с вратами между мирами. И о человеке, который их обеспечил, развалившись в волшебном мире на грани-составляющие. И о том, зачем нам нужны даже самые паршивые наши качества. История о том как принимать свои черты и не давать им все портить, сдобренная лёгкой романтикой и мечтами.

Праздник весны и зеленой травки

Был праздник весны и первой пробившейся из мокрой и чавкающей земли травки. На холодных верандах стояли стеклянные гранёные графины с берёзовым соком, прозрачным, как слеза, пока он свежий, и чуть помутневшим, если кто-то заносил его в тепло, мимо пахнущей пирогами печи на богато накрытый стол. Нехитрые яства, как то солёная рыба, нарезки мяса и колбас, первая редиска, отварная картошка и та же картошка, тушенная с мясом, пироги с капустой и яйцом, праздничные кексы с орехами и в глазури, разные домашние консервы, соленья, соки, морсы и кисели с компотами, и свежий, холодный и вкусный березовый сок.

К пирогам – такой же свежий горячий чай, прозрачный и лишь едва окрашенный, но зато вовсю пахнущий брусникой, мятой и едва появившимися листиками смородины.

Хочешь – добавь мёда или варенья для сладости. Хочешь – для кислинки добавь клюквы, что стала только слаще после зимы. А хочешь – поднеси эмалированную кружку ко рту и дыши ароматом проснувшейся жизни, спрятав пальцы в рукава, чтобы не обжечься, и слушай. Слушай, как тепло от печи гладит деревянные стены, и они потрескивают в ответ, слушай ароматы, витающие в горячем воздухе, и те, что остаются на веранде, когда выходишь взять что-нибудь ещё, и прохлада сжимает голову, отрезвляет, возвращает в пасмурное здесь и сейчас.

Разговоры. Старики вспоминают молодость и рассказывают о своих приключениях. Родители – о своем детстве. А ты сидишь и внемлешь, наполняешься этими рассказами, смотришь на одухотворенные лица и представляешь, как это было.

Потом появляется гитара или гармонь, или ещё какой-нибудь инструмент, старые песенники, рукописные листы с мелодиями прежних времён. Походные, дорожные песни, и другие, общие и значимые для собравшихся. Иногда – интересные и весёлые, а иногда – грустные и тоскливые. И многие из них знакомы, и ты тихонько подпеваешь, если песня тебе нравятся, или молча слушаешь, запоминая слова.

А когда почувствуешь, что переполнен, можно выскользнуть и пойти по темнеющим улицам встретиться с друзьями, что так же тихо выскальзывают из-за столов в холодный сумрак. И сытые, разогретые, гуляете в тишине, слушая, как то в одном, то в другом доме раздаются пение или смех.

И когда ты уже отдохнул от шума и серьезности происходящего, и готов поболтать на простые или сложные интересные темы, начинается твой личный праздник – праздник встречи с друзьями. Кто-то из них провёл здесь зиму, кто-то уезжал в свой мир и вернулся теперь, в холодные дома, и был тепло встречен друзьями и соседями, и усажен за праздничный стол.

А когда совсем темнеет и, если ветер поможет распогодиться, становится видно звезды, на перекрёстках появляются старые мангалы и прожжённые бочки. В них попадают ветки после обрезки деревьев и кустов, и они освещают ночь и греют собравшихся вокруг костров, сидящих на скамейках, тихо разговаривающих или напевающих песни.

Гулять по городу становится странно, и в итоге ты пристраиваешься за компанию у костра, или идешь за город, посидеть в тишине. У костра бывает печёный картофель и последние зимние яблоки с ароматом дымка, семечки и гренки, а за городом – холодная красота лунной ночи и горячее сердце, и теплая компания близких друзей.

Но если с погодой не повезло, то можно не снимая курток собраться на холодной веранде и поиграть в карты или настолку, пока дом тих, и никто не гонит спать.

Но потом наступает момент, когда огни догорают, а самые вдохновенные певцы и неутомимые собеседники устают, и ночь теряет свои краски. Тьма и тишина вливаются с полей, струятся с гор, и город тонет. Лишь слышно недолго шаги расходящихся по домам пешеходов и пожелания спокойной ночи.

И когда уже все разбрелись по домам и легли спать, ты идешь по улицам, разводя руками волны холодного воздуха, всматриваясь в чудеса в странных состояниях на грани. Вот-вот что-то произойдёт. Но прожди хоть до рассвета, не заметишь, как это чудо случается, и лишь почувствуешь, что состояние прошло.

Замерзший и проголодавшийся, ныряешь из холодной, затопленной тьмой улицы, в теплый, натопленный мрак дома.

Раздеваешься тихо, чтобы не шуметь и не разбудить домашних, находишь на ощупь свою кружку, а на печке – теплый чайник, и уплетаешь перед сном кусок пирога или размачиваешь сладкие сухари.

А потом – ныряешь под тяжелое ватное одеяло, чувствуя голой кожей холод кровати, сворачиваешься клубком и ждешь, пока тело отвоюет тепло. И засыпаешь счастливый.

День кончился, но не кончается праздник – твой личный праздник общения, зелени, наступающего лета.

Всё только начинается.

Утро

Серый утренний свет наполнял комнату снами. Было тепло и тихо, пахло деревом. Солнце ещё не встало, а потому в предрассветном сумраке царило спокойствие. Не бросались в глаза яркими красками рисунки на стенах, не пестрило лоскутное одеяло на кровати, лишь тускло отсвечивали буквы на корешках книг.

Книг было не так уж много – две полки, зато самые лучшие из нескольких миров. Были там и сборники стихов, и сказки, и научные труды. Были и очень редкие, уникальные произведения – когда их читают тебе в детстве, это сказка. Когда читаешь, немного подрастя, сам – это история про очень близкого тебе ровесника. Когда читаешь в юности – видишь то, что не видел прежде и впитываешь новую мудрость. А потом, через пару лет, перечитываешь вновь, чтобы понять, что ничего так и не понял, и, сравнив свои ошибки с ошибками персонажа, всё же поступить правильно.

Может быть, на тех полках стояла книга, которая сделала хозяина комнаты таким, какой он есть. Хорошо написанная история способна изменить взгляд на мир сильнее, чем стопка учебников. Что, кстати, виднелись, на столе в углу. Учебники, тетради, цанговые карандаши, бумажки, камушки, стаканчики с разной ерундой и коробочки – всё лежало вперемешку, ожидая еженедельной уборки.

Скрипнула кровать – это перевернулся с боку на бок спящий под одеялом. Желтая чешуйчатая рука с черными когтями легла на светло-коричневый клюв, чуть загнутый с острия, да показались рыже-черно-коричневые перья и шерсть – грифон как грифон, каких много в Подгорном. Телосложение вполне человеческое. Спал на вполне обычной кровати, разве что не на спине – этому слегка мешал хвост. Львиный, с кисточкой.

И хотя грифон не был крылат, это не мешало ему мечтать о полётах. Ему снилось, что он в совершенстве научился управлять своим телом, и усилием воли создал и расправил крылья, чтобы взвиться в воздух к остальным представителям своего народа, бескрылым, полагавшимся на планеры.

Глаза под веками задрожали, дыхание участилось, задергались руки и ноги – грифон вскочил на узкой кровати, распахнув глаза. Уши торчком, мышцы напряжены, янтарные глаза бешено оглядывали комнату. Но вот прошло возбуждение, картины сна сменила привычная обыденность. Родная, знакомая, любимая, но далекая от чудесного сна обыденность. Плавно утих огонь в глазах, со вздохом разочарования расслабились мышцы, и тело со стуком упало на кровать, досыпать, воскрешать в себе удивительные картины, цепляться за ощущения, которых не испытать в этом мире.

Покинем комнату молодого грифона на несколько часов и дадим ему выспаться, одеться и привести себя в порядок. Конечно, зубы он не чистит, но клюв тоже требует ухода, а следить за перьями сложнее, чем расчесывать шерсть. И в этой рутине нет ничего интересного, поверьте мне. Тем же из вас, кто хочет подглядеть за встающим с постели грифоном, я рекомендую отложить это чтение и обратиться к художникам, говорят, за отдельную плату некоторые изобразят любую фантазию.

- Рухгерт! – с улицы донесся басистый голос, и некоторое время спустя звякнул звонок на руле велосипеда, брошенного у дороги. Грифон выглянул наружу и махнул рукой, зовя друга-фелина к себе. Высокий лев со светлой шерстью и пшеничного цвета гривой ступил на дорожку и прошел к крыльцу, где скинул обувь. Рух встретил его на втором этаже, открыв дверь.

- Привет, Зак. Готов?

Заккори показал желтоватую ухмылку и сверкнул очками.

Дверь закрыта на шпингалет, друзья сидят на полу, привалившись спинами к кровати. Из тайника извлечена книга, за обладание которой родители точно оторвут им головы, а потом вставят обратно в другое место, чтобы было удобнее думать. Ну, по крайней мере, матери точно. Зак не сомневался за своего отца, а Рух был рад спокойствию своего.

Говорят, что книга – лучший подарок. Дядя Эвор, в прошлом хранитель Врат, всегда баловал книгами, почти все они – увлекательные путешествия в другие миры. Но одна из последних книг была совсем уж увлекательной. Настолько, что кроме отца и Зака о ней никто не знал, и читали ее, только если никто не видит.

Учебник магии и волшебства.

Определенно не то чтение, которое заботливый родитель даст своему ребенку. Но и Рух уже не ребенок, шестнадцать лет, основная школа закончена, обучения ремеслам и подработка в самом разгаре по сменам. Зак так и того старше на полгода, этим летом ему будет семнадцать. А что в процессе изучения можно сойти с ума и оказаться там же, где и дед… бррр, если что-то пойдет не так, можно бросить в самом начале. В конце концов, учебник магии предупреждает о ловушках сознания и способах проверки и самопроверки. Его друзья выучили назубок. А учебник волшебства работает с теми, у кого действительно есть способности.

В Общем мире есть несколько волшебников кроме Эвора. Они не носят длинных мантий, не кидаются в чудовищ огненными шарами и не пускают молнии из пальцев. Но они могут посещать другие миры и создавать проходы между ними, поддерживать врата между мирами или отдаленными районами. Это главное, что замечают окружающие.

- Ну что, пробежимся по старым упражнениям, щитам и фантомным касаниям, или, пока полны сил, попробуем что-нибудь новое?

Грифон задумался, развесив уши и глядя на книжную полку.

- Новое? Как думаешь, мы сможем когда-нибудь оказаться в мире из книг? Где в дебрях не хищные звери, а затерянные города других цивилизаций, где были сражения, войны, где происходит что-то необычное и грандиозное?

- Знаешь, родные миры до сих пор содержат всё это добро, и они от этого не лучше. К тому же там на нас смотрят как на деревенщин, народ спесивее, и ты не можешь за это дать им в морду.

- Ну да, верно, - грифон пожал плечами и понизил голос, - в моём родном мире нас вообще не считают людьми.

Зак мягко стукнул друга кулаком в плечо:

- Пусть не считают, максимум, из своих родных они могут выползти только сюда. Другое дело - мы. Мы с тобой в этом мире родились, и из него можем посетить любой. Хоть к итам, хоть к панголинам, хоть к бесхвостым. Наверное, есть и другие миры, должны быть. Написанные, спетые, выдуманные и настоящие. В какую книгу ты бы хотел попасть? Куда я могу смыться с тобой от домашних?

Рух улыбнулся, прищурив глаза и слегка прижав уши.

- Тебе осталось дотерпеть чуть больше года. Там можем съехать согласно традициям в любой уголок Общего. Будем снимать комнатку или домик, работать, учиться, и за пару-тройку лет закончим копить на собственные дома. А если не хочешь ждать и сдавать экзамены, можно уйти с палаткой в дикие земли и потеряться. Может быть, найдёшь там другой мир, если не сожрут звери. Или вот – книжка, по которой можно изменить мир волшебным образом.

- Было бы это так просто, твой дядя давно бы восстановил портал.

- Он говорил, что работает над этим, и может быть, результаты появятся совсем скоро. Может быть, мы будем первыми, кто увидит новые врата в другой мир.

- Хотелось бы… - Зак пролистал учебник и в очередной раз остановился на заветной странице, - «Чтобы открыть путь из мира в мир, требуются двое: автор, проникающий в другой мир из своего, и житель мира, желающий наружу. Желающий рассказать о своей жизни, и желающий сохранить чужую историю. Между ними устанавливается связь, и постепенно оба начинают проникать в миры друг к другу, пусть сперва короткими вспышками мыслей. Путь становится стабильным, когда автор побывает в мире своих героев и лучше с ними познакомится, подружится, а его герой оставит след в мире автора. Книги и песни надежней, чем воспоминания одного человека, но даже без них, пока автор жив и помнит, проход будет существовать».

- Уверен, что у дяди Эвора получится. Он столько всего повидал, что даже я сам хотел бы написать о нём. Ладно, помечтали и хватит. Давай потренируем что-нибудь простое, чтобы хоть капельку уметь творить чудеса.

И пока ребята читали, за окном начало темнеть от надвигавшихся туч.

Я приду к тебе с первой грозой

Начинался дождь. Молодые листочки затрепетали в накатившем мраке, а резкий порыв ветра согнул деревья. Запахло дорожной пылью, но её сухость смешалась с влажным ветром, а потом всё это унёс новый порыв, швырнув взамен несколько крупных капель. Найтел встал на кровать и закрыл форточку, пока её не оторвало. Запахи деревянных рам и пыли ударили в чуткий нос. Будет теплее – надо обязательно помыть окна. Снаружи раздался раскат грома, задрожали стекла – начиналось первое действие в театре природы.

С юга надвигалась тьма. Черные тучи шли прямо на Подгорный, неся в себе воду равнин и личную надежду. «Я приду к тебе с первой грозой» – так он сказал в прошлом году…

Вильнув хвостом, Найтел спрыгнул на пол и черной тенью побежал вниз, на улицу.

– Назар Жындыулы!

«Почему сейчас?» – подумал ит и развернулся у ступеней.

– Зовите меня Найтел, я же просил!

– Зато твое настоящее имя звучит грознее, – ответил с улыбкой человек, – ты обещал мне рассказ о своей родине.

– Лишь тогда, Жазушы, когда вы станете называть меня новым именем, как и остальные постояльцы – ответил Писателю Найтел и убежал на первый этаж.

– Ай, собака! – промурлыкал человек ему вслед и пошел в другую сторону, к лестнице на чердак.

Ит предпочёл не услышать сказанного – слова были обидные, но тон совсем не враждебный. К тому же, на языке Жазушы это было обращение к равному себе, хоть это и странно для бесхвостых.

Ступени и ароматы комнат остались позади, ворс старого истоптанного ковра в гостиной холодил голые лапы. На подушечках осталось ощущение пыли – надо будет выхлопать половики на всем первом этаже и найти способ не задохнуться при этом.

Дверной проём, веранда, сетчатая дверь на террасу, и мокрый ветер порывом забрался под шерсть. Свежесть, сила, буйство природы – казалось, стоит протянуть руку, и дотронешься до волшебства, оседлаешь ветер, познаешь весь мир.

Крупные капли стали падать часто, и несколько постояльцев забрались под крышу. Но косой дождь выгнал их с террасы. Из всех любителей смотреть на первые грозы Найтел остался один, к своему великому удовольствию. Другие люди его сейчас просто раздражали, какими бы хорошими они ни были.

На лужайке у пансиона цвела мать-и-мачеха. Цветы почти не пахли, но чуткий нос ита улавливал и эти ароматы среди мокрого дерева, влажной земли, дождевой воды и ветра дальних стран.

Ослепительно сверкнуло, и тут же ударил гром. От раската задрожали стёкла, и появилось желание спрятаться, распластаться и не высовываться. Триста тридцать три метра отсюда. Да, хорошо, что сейчас не в степи и не в поле - в Подгорном молния может ударить разве что в одну из башен. Если достаточно веришь волшебникам и инженерам, можешь даже гулять по улицам. Вот только не все любят мокнуть, и не у всех хватает смелости проверять.

Вспышка. Треск и грохот, прокатывающийся по всему небу, но ничего не видно – картинка отпечаталась в глазах и сквозь нее медленно проступает окружающий мир. Шерсть дыбом – от холода и нервов. Где же он? Как он появится в такую погоду? От станции сюда путь через поле и в горку. А может, его вообще не нужно ждать? Кем нужно быть, чтобы знать, когда пойдет дождь, и прибыть аж с моря сюда, вглубь континента?

С утреннего поезда ещё не привозили вещей. И пассажиров тоже не было.

Черный ит нервно прошел вдоль перил террасы, не выдержал, и спрыгнул в дождь. Шлепки ног по лужам быстро утонули в рокоте воды.

Дождь нещадно и больно лупил по прижатым к спине крыльям, стекал по чешуе и кожистым перепонкам, холодил. Мокрые шорты прилипли к телу, сандалии частично скрылись в потоке воды, несшемся по дороге с горы. Странное ощущение удовольствия, что в мокрой обуви не задерживается вода, спорило с желанием надеть сапоги. Тейгар поёжился и пригнулся при очередной вспышке – к счастью, ударило не в него. Ох уж эта горная погода, меняется быстрее, чем успеваешь убраться с открытого луга. Спасибо, что не сель ещё...

Прикинув узор туч, диэлектрическую сопротивляемость воздуха и высоту деревьев в стороне, зелёно-салатовой расцветки драконид отказался от идеи спрятаться под деревьями. Если что – попадет в первую очередь по ним, и всё равно, что это лесочек, а не одинокий дуб в поле. Вытянув массивный хвост и наклонив туловище вперед, Тейгар шустро побежал по дороге в горку, отфыркивая стекавшую по морде воду.

Черная шерсть прилипла к поджарому тельцу, собачьи уши теперь казались особенно большими. Найтел спешил по дороге в сторону станции, пока не кончились дома. Открытое поле, уходящее вниз. Гроза. Не самое лучшее сочетание, чтобы оставаться живым. Наверное, поэтому с поезда ещё никого нет – пережидают грозу на станции, под крышей. Глупо же будет бежать мокрым, когда дождь кончится, и месить грязь, и так не встретить его, потому что обещание сложно выполнить.

- Вот она, первая гроза, вот он я, под кустом сирени, босиком…

Найтел закрыл глаза и в окружавшем аромате воды и земли подавил подступившие слёзы.

Громыхнуло ещё раз, где-то в отдалении. Гул прокатился по городу, волной задребезжали стекла в домах. В черном небе подрагивал свет, тучи натолкнулись на горы и закружились в растерянности. Шваркнуло снова и снова – ослепительно ярко и близко, так, что гром сопроводил вторую вспышку и отзвучал сразу за три, не переставая – то эхо успело вернуться от скал.

А между вспышками на дороге появилась фигура. Массивные ноги, широкие плечи, рогатая голова, а за спиной что-то, что могло бы показаться огромным походным рюкзаком, накрытым плащом.

Желтые глаза с вертикальным зрачком встретились с карими. Сложноописуемое выражение самокопания сменилось на ухмылку, а потом на широкую улыбку, и черная тень, поднимая брызги, с разбегу влетела в драконида и попыталась обнять. Это было непросто, учитывая перепонку, идущую по боку до бедер, но сам Тейгар помог, приподняв крылья.

- Найтел… - желто-зеленая морда озарилась теплом и заботливостью, но на большее дыхания не хватало. Под светлыми грудными пластинами отчаянно молотилось сердце, прямо над ухом ита.

- Я думал, ты не придёшь, - чёрный комок сильнее вжался в крупную чешую.

- Я обещал, - сильные руки погладили ита по спине, выжав мокрую шерсть, - Пойдём, пока не простыли, не надо было тебе выскакивать под дождь.

- Иначе бы ты не приехал.

Драконид улыбнулся и лишь уткнулся носом в макушку.

- Теперь мы оба воняем мокрой псиной. Дядя Саша не разделит нашей радости.

-Я думаю, он поймёт.

В небе сверкало и громыхало все реже, по дорогам неслись потоки воды, но то ощущение, что бывает в начале дождя, будто бы вот-вот случится что-то волшебное, прошло. Дядя Саша понял это по опустевшему воздуху и поставил на огонь чайник. Затем обратился к жене:

- Лида, доставай пирожки. Скоро к нам прибудет постоялец.

- Куда ты спешишь? Поезда ещё не было слышно, пока оттуда доедут…

Дядя Саша пригладил свои зачесанные назад седоватые кучерявые волосы и с хитрой улыбкой ответил:

- Этому постояльцу не нужен поезд.

Мир изменился

Весенний вечер, и уже почти стемнело. Сырой холодный воздух приятно остужал горящие после бега легкие, и густые сумерки с кислородом всасывались в кровь. Яркий бег мыслей, накопившихся за день и разбрасываемых по полочкам на стадионе, сменялся темнотой земли, бледным светом высокого неба, первыми звездами и быстро проносящимися облаками, пока не пришло спокойствие, созерцание и восторженная тревожность.

Мир менялся.

Прямо сейчас, в это мгновение, и в следующее, и до него. Мир менял свой облик, характер, свою суть. Поднялся ветер, свежий, пьянящий и какой-то чужой, несущий ароматы нездешних мест, иных миров и времён. Несущий нездешние места. Что будет принесено под покровом ночи, пока все спят? Кто, встав поутру, сможет понять, что проснулся в другом мире, отличном от прежнего? И что изменится?

«А что ты хочешь?» - спросил ветер, задевая легкими касаниями душу. «Чего бы ты желал?» - улыбнулся он, гладя по голове и заглядывая в глаза, проникая в сердце.

- Летать, - ответил грифон, расправляя свои невидимые посторонним крылья.

Ветер наполнил их, расправил, придал им сил. Взмахни – и вылетишь из тела, оставив этот мир и полетев вслед за сдуваемым небом. Только взмахни…

Словно бы став невесомым на усиливающемся порывистом ветру, держась на земле одной ногой, грифон наслаждался ощущениями. Переступаешь ногой – и до касания земли – тебя нет. А сделав шаг, вновь обретаешь тяжелое тело, что не поднять на призрачных крыльях вверх.

Закрыв глаза, грифон встал на цыпочки и взмахнул крыльями.

Ветер засмеялся, обнимая и подбрасывая его, лаская, ероша перья и шерсть, придавая сил. Небольшое сальто в воздухе и снова в тело, замерзшее и живое.

Грифон содрогнулся и рассмеялся от счастья, опьяненный стихией. Спрятал свои полувоображаемые крылья и подставил ветру раскрытые ладони, запустил в его шерсть пальцы, кормя лихой поток своим теплом.

- Спасибо.

Ветер обнял в ответ и подтолкнул в спину.

- Откуда ты? – Спросил грифон, и ответ был ароматами странствий, диких краев, миров, брошенных слов, забытых идей и мелодий.

Рассказ, впечатления, образы – все, что удалось уловить и прочувствовать, было смутно знакомо. Словно во сне вспоминаешь в деталях другой сон, который никогда не видел, а по пробуждению помнишь лишь настроение, а не детали, и хочешь вернуться…

И, прочтя поселившуюся в грифоне светлую тоску, ветер шепнул на ухо: «Хочешь там побывать?».

Сердце споткнулось, душа дернулась вслед, и ветер, приняв в ответ и дар навернувшуюся на глазах влагу, умчался прочь, по своим делам, оставив парня одного в ночном поле.

Воздух шумел в ушах и дул, неся запах земли и старых трав. Небо застлало облаками.

Мир стал другим.

Замерзший и опустошенный, грифон нехотя пошел домой.

Открытие врат

Если внизу, в городе, дыхание весенней свежести под бездонным ясным небом воспринималось как прохлада в жаркий день, то на склоне ближайшей горы ветер пронизывал насквозь.

Это было красивое место, которое Зак, на зависть Руху, видел из окна каждый день, даже не высовываясь по пояс из дома. Гору называли Северной, потому что она стояла ровно на севере от города. Её называли так же Ближней, так как из всех она была ближе, не считая заподного хребта, вдоль которого тянулась железная дорога. Но хребет не гора. А ещё местные жители называли гору просто горой, имея в виду, что рядом она одна, а горы вокруг – немного дальше. Двое местных сейчас стояли недалеко от вершины, на ровной площадке утеса, и созерцали неведомо откуда взявшуюся в скале чернеющую арку.

- Откуда без землетрясений в такой горной породе могла появиться пещера?

Рухгерт подарил другу долгий, полный волнения взгляд. Прижатые уши трепал ледяной ветер, он же ерошил пшеничную гриву. Зак ответил тем же взглядом, приподняв бровь. Оба львиных хвоста подрагивали, не то от холода, не то от нервов, а фелин ещё и выпускал когти.

- Похоже, у дяди Эвора получилось, и мы нашли это место раньше всех. Даже раньше него. Можем вернуться и рассказать, а можем проверить, то ли это, о чем мы думаем.

Они кивнули и зашли – глупо было бы спускаться и идти к дому волшебника час, не убедившись, что это того стоит. А через пять секунд вышли.

- Как глупо, у нас с собой ничего нет для факела, - сказал Рух.

- Как хорошо, что у меня с ночного дежурства остался фонарик, - Заккори достал небольшую, размером с кусочек мыла, коробочку-эспандер и несколько раз энергично нажал подпружиненный рычаг. Коробочка взревела и выдала конус света. Теперь, видя, что пол ровный и не содержит трещин, и что с потолка ничего не упадёт, можно было пройти вглубь. Воздух был на удивление свежим, не похожим на пещерный. Ни затхлый, ни сырой, ни сухой, а какой-то… привычный? Пьянящий? Слишком ровный пол, аккуратные своды, и чем дальше вглубь, тем аккуратнее.

- Гляди, Рух, на стенах светильники. И дальше – фонари и бра. Вот только не включены.

- Если это проход между мирами, а не старый тайный дворец, то мы встретим дядиных друзей. Должны были встретить еще на входе. Передадим привет и пойдём обратно, договорились? Не идти же домой, ничего не повидав?

- Договорились. Меня так и манит вперёд. Понимаю, что это неосторожно и глупо, но... так легко, ощущение, будто бы сил через край.

- У меня тоже. Словно могу кидать огненные шары с рук. Тут что, больше кислорода?

Коридор петлял и ветвился, но скоро вывел друзей в грот. Просторная светлая зала с хрустальным потолком, прозрачным, высоким, преломляющим свет, создающим по стенам и на полу легкие радужные блики. За потолком было видно утреннее небо, и в небе проплывала нездешняя луна. Её рисунок был не такой, как в небе Общего, и не такой, как в родных мирах грифона и фелина.

Пока юноши глядели на чудо света, запрокинув головы, к ним подошли со спины. В гроте уже кто-то был, и этот кто-то, судя по всему, пришел через другой коридор. В спину Зака уткнулось что-то острое. Руха тоже застали врасплох.

- А теперь молча слушаем. Не орите и не рыпайтесь. Уверен, что понимаете меня, хоть и не выглядите людьми. Вы пойдете с нами до конца пещеры, будете аргументом при встрече со стражей и соберёте на себя их ловушки. Будете умницами и дойдёте до конца - сможете вернуться обратно, откуда бы вы ни пришли. Не будете – убьём. А теперь вперёд.

«Дядиных друзей, как же» - читалось в широко раскрытых глазах Зака. Рух мелко задрожал, но пошёл рядом, спешно соображая, что же можно сделать, когда тебе в печень собираются воткнуть кинжал какие-то бандиты. Похоже, что ничего. Четыре года фехтования говорили о том, что они теперь либо пленники, либо мертвецы - три замеченных взведённых арбалета лишали друзей надежды на бегство или отпор. К тому же, эти бесхвостые держались сзади на почтительном расстоянии, и сделать что-нибудь неожиданное не было шансов.

- Резкий, а вдруг эти животные и есть стражи? Или другой отряд, как мы?

- Закрой пасть, Косой, и чаще оглядывайся. Видишь уши клювастого? Слышит тебя и понимает. Эй, скажи нам что-нибудь на своём языке!

Грифон поёжился, но произнёс:

- Я знаю несколько, на этом языке или на другом, вот таком?

За спиной раздался смешок.

- Вот видишь? То же, что и с тобой.

Что имелось в виду, уточнять не стали. Группа двигалась вглубь освещенной лампами пещеры, заложники шли впереди, постепенно осознавая, во что влипли. И на минуточку, для покрытых шерстью влипнуть - не то же самое, что для голокожих. Рух всё больше и больше надеялся на встречу со стражами, хотя и не был уверен, что те будут торговаться с нарушителями ради жизни других нарушителей. Спросить бы, но говорить не разрешалось, вертеть головой тоже, а сама шайка молчала, только названный Резким человек говорил, куда повернуть. И откуда они знают грифоний? Волшебство?

Чтобы поддержать друга и успокоить себя, Рухгерт по привычке расправил невидимое остальным людям крыло и обнял Зака – тот вздрогнул от прикосновения, даже не сосредотачиваясь на обычно неуловимых ощущениях. Через момент и Рух вздрогнул – невидимая рука отчетливо погладила его по крылу и похлопала по плечу.

Да, это точно волшебное место перекрёстка миров, о котором рассказывал дядя, с законами, которых нет в остальном мире. Вот только что можно с этим сделать, если всё тренированное ранее - это построение брони, частичный выход из тела и отращивание фантомных крыльев? Явно не играть с направленным на тебя взведенным арбалетом.

Через несколько поворотов открылся небольшой грот, дорога ветвилась. Люди остановились, и главный бандит сверился с картой:

- Нам в правый тоннель. Ты, тощий, пойдешь вперед и всё проверишь. Твой белобрысый друг останется с нами до следующей ловушки. Возможно, её не будет. Возможно, ты уцелеешь сам. Появится пламя, которое не оставляет от людей даже пепла. Можешь попробовать убежать от него, у предшественников, вытянувших жребий, иногда получалось. Вперёд. А мы посмотрим, дальше прохода пламя никогда не выходит.

Толчок в спину. Шаг вперед, в темный проход. Еще шаг. Клубящаяся темнота. Сработает ли щит, как сработали крылья? Еще шаг. И как быть Заку? У него с этим было слабее. Два шага вперед. Может быть, если мысленно сделаться зеркальным, то получится уцелеть самому? Чушь. Но попробовать стоит, вряд ли получится убежать, как обещали бандиты.

Момент концентрации. Прочувствовать себя полностью: как обрастаешь пластинами брони, как они становятся зеркальными. Неуязвимый для внешнего мира. Расправить крылья и отвести назад, создать узкий клин безопасности за своей спиной, прикрыть друга, которого втянул в эту передрягу. Почувствовать, что он тоже выстраивает щит.

Вдох.

Шаг вперёд.

Вспыхнуло пламя. И бурей, яростной волной с диким ревом покатилось по коридору, не задевая грифона, и вырвалось наружу, в грот. Зак пригнулся и прыгнул вперед, в защищенную от огня тень. Ослепленные вспышкой разбойники попытались убежать вглубь грота. Огонь, совсем не горячий, а нежный, нежнее всего, чего когда-либо касался Рух, обтекал юного волшебника и опалял крылья, но не жег тело. Поток длился считанные секунды, но силы, взятые в большом объёме из неизвестного источника, не до конца формировались волей и помогали всё меньше.

Крылья горели, и их защита рушилась, как рушилась защита, выставленная Заком для Рухгерта и себя. Пламя объяло льва, пару разбойников, что попытались спрятаться рядом, и все исчезли. Ослеплённый, обессиленный и опустошенный, Рух вглядывался во тьму. Может, этого не было? Может, его лучший друг всё-таки смог защититься?

- Зак!

Хотя… тогда он должен быть рядом.

Тишина.

- Нет!…

- … - главарь бандитов с ругательствами отделился от стены за углом и пнул упавшего на землю товарища, - Шевелись! У нас тридцать ударов сердца. Подбирай арбалеты, двигай вперёд. Пернатый, не знаю, чем ты намазан, но эта штука не должна была выйти из твоего коридора.

Не успел Рух сообразить, что надо было убежать, пока никто не видит в темноте, как его схватила и уронила большая горячая лапа, прижала к каменному полу. Над грифоном прошло что-то огромное, закованное в доспех. Чешуйчатое, горячее. Осторожно прокралось, чтобы не наступить, а потом ускорилось и сбило с ног разбойников. Разворот и удар хвостом – и люди впечатаны в стены. Убегающих встретил кто-то ещё, судя по звону стали и крику.

- Уберитесь здесь, а я отведу грифона – раздался громкий, но приятный голос дракона.

- Было бы что убирать, ты ничего не оставил… - отозвались с другого конца.

Два драконида подошли к телам, и деловито воткнули в каждое по кинжалу, после чего бесхвостые словно растворились.

- Доброй дороги, приходите ещё, – усмехнулся один драконид и глянул на второго.

- Зачем ты так?

- А вдруг придут? Я не успел размяться.

- Пусть, – заметил дракон, - тогда пламя будет действительно жечь, а не отправлять домой. Впрочем, если кто-то из них не считает ничего своим домом, то отправляется в никуда. Слышишь, парень? На этот раз огонь отправляет домой. Твой друг жив и наводит панику в городе, потому что оказался там без тебя. Хватит реветь.

У Рухгерта подкосились ноги. Ощущения, что с души свалился камень, не было. Зато было чувство, что камень размазал его вместе с душой.

- Поднимай свой пернатый зад и марш к выходу. Я провожу, чтобы не заблудился.

- Зак точно в порядке?

- Вот увидишь. И я думал встретить твоего дядю, но никак не тебя.

- Вы меня знаете?

- Видел тебя ещё птенчиком. Узнал по черным пятнам на ушах. Да и положение их у тебя как у отца. А у него уши под тем же углом, что рога у одного дорогого мне дракона. Как-то запомнил, знаешь ли. А как я с ним познакомился - долгая история, будет время – зайду в гости, расскажу.

Обратный путь всегда кажется короче, если шёл вперёд по незнакомой дороге. Но под сильный и приятный голос дракона Рух даже успокоился. Каким-то образом страж связался с дядей Эвором, так, что его голос зазвучал под сводами пещеры, и тот подтвердил, что Зак жив, и рядом с ним. От сердца немного отлегло, но чувство вины перед другом было сильно. И его подкрепляло будущее неприятное внимание всего города к их скромным персонам. Даже несмотря на то, что дракон не собирался раскрывать подробности случившегося, оставляя эти «технические моменты» в стороне при разговоре с городским советом. Огромное существо, спасшее одну жизнь и, как сперва показалось, забравшее её у других, шло рядом, позвякивая доспехом и наполняя тишину, заглушая пережитое. Страж. Дракон. Представитель седьмого народа, самого редкого в Общем.

Через некоторое время впереди забрезжил свет, и они вышли на площадку перед пещерой. Страж снял шлем и огляделся. Прочные стекла шлема скрывали за собой изумрудные очи, а рельеф брони – довольно приятную морду с яркой, выразительной мимикой. Страж прищурился на солнце, нюхнул воздух, пару раз чихнул пламенем от яркого света и расплылся в блаженной улыбке.

- Мы так и не познакомились. Точнее, сделали это так давно, что ты этого не помнишь, Рухгерт, - дракон протянул лапу для пожатия, - Глэн. Одна из кличек, скорее профессия, но называй меня так. И можно обращаться на «ты».

- Рух. Приятно познакомиться.

Они обменялись рукопожатиями, и юный волшебник спросил:

- От дяди мне всё равно влетит?

- И от родителей, не сомневайся. И от молодого льва тоже. А от нас – нет, тебе уже досталось. Открытие врат вызвало дестабилизацию, которой решили воспользоваться некоторые одарённые люди. Обычно посторонних у нас нет. Надо будет доработать защиту и вернуть огненную стену на нормальный режим. Шатаешься… смотри, не выпади из тела, ты ещё пригодишься живым. Подвезти до города?

У Руха расширились глаза. Полететь наяву? Это слишком для одного дня! Да ещё и верхом на драконе!!!

- Да…

- Тогда отойди к краю обрыва. Я подхвачу тебя с разбега, а у земли заторможу и скину. Сумеешь сгруппироваться и упасть, не сломав ничего?

Посмотрев на замершего в нерешительности грифона, дракон уточнил:

- Ты же не думал усесться на меня верхом?

Глэн рассмеялся и взял место для разгона. Рух только вздохнул, понимая, что тихо и без посторонних разговоров вернуться не получится. Это будет сложный и долгий день. Ну и пусть. Лишь бы с Заком действительно всё было хорошо.

Лес лесов, утро

Рух проснулся от прикосновения к плечу – стройный грифон со светло-рыжей седоватой шерстью и рыже-коричневыми перьями наклонился над кроватью. Его ласково-внимательный взгляд прятал едва заметную в предрассветном сумраке улыбку.

- Как себя чувствуешь, волшебник? – голос взрослого звучал без намёка на шутку.

- Как твои кролики, пап. Дохлым и выпотрошенным.

- Большинство из них живые и голодные. Я бы не отказался от твоей помощи, но есть для тебя работа лучше, чем чистить клетки и бегать с тачкой. Хотя запах животных оградит тебя от любопытных, есть места приятнее и спокойнее, в которые ты сам обещал пойти.

- Я сжёг вчера все силы… - Рух лежал на животе и особо не пошевелился во время разговора. Даже глаз был полузакрыт третьим веком.

- В тополином лесу ты их восстановишь довольно быстро. Никто донимать не будет. Среди раскрывающихся и опадающих почек-липучек и растущих листьев и сам распрямишься, наполнишься новыми силами. День будет жарким, почки ещё вчера посыпались.

Молодой грифон медленно моргнул. Да, верно, на сбор лекарственных растений собирались послать народ в лес, в том числе и мелюзгу под присмотром взрослых. И смотреть за мелюзгой ой как не хотелось, даже за воспитанной и знакомой. С другой стороны, пожить сейчас в лесном доме дяди - самое лучшее, что можно придумать. Это было убежище Рухгерта, собственный маленький мирок, куда можно было спрятаться от всех и залечить раны. Но вот собирать липучки, пока они свежие и постоянно падают сверху, или искать редкие травы…

- Я устану отдирать почки от шерсти и перьев.

- Можешь ходить как пугало, пока не полиняешь до конца. Или попросишь сестру помочь, - теперь намёк на улыбку звучал чётко.

- Пожалуй, папа, ты прав, когда называешь меня достаточно взрослым. Сам справлюсь.

- Тогда вставай, завтракай, бери вещи и вперёд. И не разговаривай сам с собой, пока настроение лучше не станет, а то посчитаешь себя нытиком.

- Спасибо, что разбудил, папа, – проскрипел Рух в ответ.

- Не встанешь через минуту – я переверну кровать.

Шуметь и будить маму не хотелось. Вчера основную часть выговора Рухгерт Штерн получил от неё. Как будто бы и так совесть не грызла, что полез без спроса куда не просили, попал в неприятности и чуть было не лишился друга, применив на нём неотработанное волшебство. Да и без того сам чуть не погиб. А ещё скрывал свое увлечение волшебством, повлиял на Зака так, что тот врал родным, прошёл мимо дома вместе с настоящим драконом и получил славу всего Индернахвонбергенбурга.

Юный грифон старался не сердиться на маму. Когда тебе прополощет мозги мать Зака, ещё и не так рычать начнёшь. Но всё равно было обидно. Выставил себя идиотом перед Бергенбургом, и ладно, жить с этим ему самому. В конце концов, и из этого можно извлечь пользу. Уйти пока в лес, поработать заготовщиком, а через несколько дней дома будет спокойнее. Все любопытные расспросят друг друга или достанут Зака, если успеют до его отъезда, а остальные просто не будут приставать. И все будут знать, что у Руха кое-что получается из волшебства. Даже если после вчерашнего дня у него никогда не восстановятся силы.

Дверь дома немного приоткрылась и из-за неё высунулась пернатая голова. Утро за порогом встретило пением птиц и обняло густой прохладой. Рука на деревянном косяке прижалась сильнее к теплому рисунку сучьев. Инея на траве не было, но всё равно было свежо. Из ноздрей вырвался густой пар. Хорошо, что не вся зимняя шерсть успела полинять, но лучше уж накинуть штормовку и влезть в ботинки, чем идти в сандалиях. Да, днём будет жарко, но сейчас-то простой ходьбой не согреться. А мыть лапы от килограммов грязи в ледяном ручье – то ещё удовольствие.

Что бы такое надеть, чтобы было не жарко и не холодно? Сборы. Иногда грифон жалел, что не научился собираться спокойно. Каждые сборы были маленькой паникой. Брать шорты или нет? Какую рубашку? Что с собой взять почитать на ночь, если на учебник не хватит сил? Надо не забыть взять еду, это точно. И оставить записку Заку, чтобы присоединился, если вернется из поездки раньше.

Лямки рюкзака или ремень сумки – всё одно, кусают, щипают и норовят выдрать клок-другой шерсти. А то и перо из шеи. Гладкая рубашка из плотной ткани или, как в это утро, грубая куртка с капюшоном заметно облегчают ношу. Да и, в конце концов, в руках много не унесёшь, так что заплечные сумки грифону нравились. Больше подходили они чешуйчатым и голокожим, конечно же, но ничего страшного, кому-то повезло меньше. Бедный Заккори – его молодая грива и гордость за неё всё больше мешали льву носить рюкзаки.

Шорты, маленькая аптечка, еда и походный набор уместились в рюкзаке. Учебники с собой грифон не взял, будет не до того. Обулся, вышел на крыльцо и ещё раз огляделся – начинало светать. Шепнув слова благодарности дому, Рухгерт погладил закрытую дверь и ушёл из города.

Дорога через весеннее поле, а по ней спокойно шагает молодой грифон. Гора по левую руку уже освещена солнцем, его же лучи золотят верхушки деревьев. Краткий миг, и на землю тоже упадёт тепло и свет, а сумерки ненадолго найдут спасение между деревьев.

Диск светила поднялся ещё на несколько минут и лесные сумерки исчезли. На краю леса росли лиственные деревья. Молодые, только проклюнувшиеся листочки и набухшие почки не могли создать достаточно тени. Горячие лучи коснулись влажной лиственной подстилки, и та отозвалась ярким прелым ароматом. Он смешался с тонким запахом молодой зелени, свежего утра и обнял одинокого путника. Ошеломил и остался на подходе, между полем и лесом. Рух прошёл дальше и воздух сменился. Запах стал слабее, но к нему примешались хвойные мотивы. Из-под серой прошлогодней листвы пробивалась бледная молодая трава, где-то топорщились сгнившие грибы. Яркие островки мха приковывали взгляд. Наконец-то зелень! Свежая, молодая, не похожая на разлапистые ветви молчаливых елей и стройных сосен.

Грифон брёл по лесу, дыша полной грудью. Вслушивался, всматривался, думал.

Да, родители не сильно его наказали. Отец особо не скрывал «подвиги» своей молодости и считал, что нужно уметь выбраться оттуда, куда привела тебя глупость. Выбрался – значит, эта глупость тебе больше не страшна, даже если попадешься снова. Не понравилось – так не наступишь на те же грабли. Это было честно. Родители успели попутешествовать, перезнакомиться с народом из разных краев земли и попасть в удивительные истории, прежде чем остались в Подгорном. Бергенбурге, как кратко называли они город на родном языке. Остепенились ли они? Нет. Решили испытать новый уровень приключений: растить детей. И тут им повезло по полной программе.

Лучше мирка было не найти: чистый воздух, простор, умные и мирные соседи, большие возможности работать в удовольствие. А ещё – горы и луга под ними, лес и река. Для всех, у кого были планеры и мечты о полётах, место было просто идеальным. Редкий грифон не мечтал о небе. По традиции полёт был одним из этапов взросления, и иметь собственный планер, будь то дельтаплан, параплан или какое другое крыло, мог только взрослый.

И не все они были антропоморфными. Иногда на свет появлялись «дикие», или, по мнению бесхвостых, «классические» грифоны. Крупнее обычных, четырёхлапые, такие же разумные и культурные, как их семья. А главное – крылатые. Да что там! Они летали! Летали как положено летать грифонам, без сновидений и планеров, на собственных крыльях, огромных и сильных.

Природа брала за это своеобразную плату: «дикие», или «феральные» грифоны взрослели и старились вдове быстрее, ели за пятерых и рисковали одичать в одиночестве. Такое случалось редко – о крылатых заботились семьи, а сами крылатые держались друг друга и следили за собой. Дети «классических» грифонов могли быть как крылатыми, так и антропоморфными, а потому часто воспитывались с активным участием бабушек и дедушек.

Очередная смена леса отвлекла Рухгерта от раздумий. За просекой росли южные тополя – узкие серебристые свечки с корой как у осины. А за ними возвышались раскидистые исполины, чей пух через месяца полтора полетит во все стороны света, но большей частью упадет на землю, где его соберут и спрядут нити, из них соткут ткани, а из них…

- Я прошёл мимо, - сказал себе Рух, оглядываясь по сторонам.

Ему пришлось вернуться и отыскать нужную тропинку, ведущую подальше от тополей в сосновый лес. Там на краю поляны стоял небольшой бревенчатый домик с почерневшими от времени стенами. Аккуратный домик в полтора этажа с верандой и крылечком был построен дядей Эвором и его друзьями лет двадцать с лишним назад. Позже рядом появился навес и каменные плитки под ним – летняя кухня, где можно приготовить еду и подсушить собранные травы перед отправкой на чердак. Под навесом располагалась небольшая кирпичная плита и место для костра: покатая крыша навеса приподымала пластины для выхода дыма, если повернуть колесо на опоре. За домом был дровяной сарайчик, а совсем в отдалении в лесу – туалет. Когда-то поводу надо было ходить в лес к ручью, но лет десять назад на поляне поставили колонку. Удобно, тем более что ручей иногда пересыхал.

Зимой тут никто не жил – слишком холодно, не протопить. Но стоило сойти снегу, как домик становился отличным местом. Рух иногда приходил сюда просто так. Официально дядя разрешил пользоваться домиком сборщикам трав с условием, что они будут следить за его состоянием и ответят за каждое повреждение.

Изнутри дом был уютным – все уважали волшебников и сердить их не хотели. Желающие проверить что будет, конечно, находились. Изредка. А потом долго и изнурительно работали, чтобы вернуть себе уважение окружающих. Это была отличная защита от дураков и повод держать себя в руках. Может быть, потому немногие осмеливались остаться в этом доме на ночь. С другой стороны, остальные дома в лесу лесов тоже были в порядке.

Открыть дверь и вдохнуть аромат ожидания – застывший запах некрашеного дерева, инструментов, когда-то сушившихся на чердаке трав. Сухой аромат во влажном лесу. Похоже, после весенней уборки здесь никого не было. Рух обвёл веранду взглядом: умывальник в углу и два прикрытых ведра для воды, лестница на чердак, полочки вдоль стены, баночки на подоконнике, шкафчик с инструментами и тощее кресло-кровать в уголке. Когда на улице дождь и под навесом слишком сыро, а в доме – слишком жарко, вот в этом кресле хорошо сидеть и читать, пока капли сползают по стёклам. Или смотреть на них и думать о чем-то своём, забраться с ногами, облокотиться и мечтать, свернувшись клубком и обняв себя хвостом. Кресло было человеческим и имело сплошную спинку, нормально в нём не посидишь.

Рух снял ботинки и вошёл в дом. Ещё раз набрал воздух полной грудью, наслаждаясь знакомым ароматом, погладил стену и поздоровался. Дом в ответ тихонько скрипнул.

Надо бы приготовить еды, но это можно и потом. Липучки начали падать ещё вчера, лучше поработать в утренней прохладе. Главное, не плюхнуться на кровать, так и уснуть можно. И надо немного похозяйничать: достать из комода и постелить на потом постель, проверить посуду и набрать воды в бак. Кухонный уголок отмыт заранее, печка почищена и замазана глиной ещё в прошлый раз. Но готовить, наверное, будем на площадке под навесом, лишь смести с плит иголки. А сейчас – закатать рукава и против воли собирать тополиные почки, по странной случайности целебные для двух народов. Работать, как бы ни было лениво в это тихое сонное утро. Пока шёл, даже птиц не слышал, и те будто бы спят. Эх, где там лёгкий веник и мешок?

Лес лесов, Лизабет

Время подходило к полудню, когда появился первый сборщик. Точнее, появилась – юркая девушка-ящер симпатичного вида. Изумрудно-зеленая с серебристым чешуя, тонкие черты узкой мордочки, стройное тело и бесшумная походка на слегка согнутых, пружинящих ногах. Или лапах, ведь её народ ходил на мощных пальцах ног, а не месил землю всей ступнёй, как бесхвостые.

Сборщица подкралась по заросшему мхом лесу и серебристыми ладонями закрыла глаза грифону.

- Лизабет, - угадал Рух. Ладони спустились к плечам. Ящерка перегнулась через сидящего на корточках пернатого и заглянула ему в глаза.

- Привет, Рухгерт, ранняя пташка. Все будут с обеда, а ты тут трудишься совсем один, - светло-зеленые глаза панголина оказались напротив янтарно-оранжевых грифоньих. Вертикальные зрачки светились озорством и интересом.

- Ты слишком много общалась с Осокой, но у нее подколы получаются лучше. И почему я знал, что не смогу справиться с целым лесом в одиночку, спокойно думая о своём? Сколько наших придёт?

- Много, не заскучаешь, - Лиз улыбнулась, почти коснувшись мордочкой клюва, - Зака уже вчера достали расспросами некоторые, да он не болтлив и ночью уехал с отцом, подальше от приключений, поближе к торговле. Вот и хочется тебя послушать, что произошло. Ну и оградить от особо настырных. Хотя нет. В таком виде не получится. Что за кислая мина?

- Я вчера очень устал…

- …И не можешь ничего сделать волшебного, да? – голос девушки стал тихим и нежным, - Хочешь, я помогу восстановить силы?

- Мне всего лишь нужно от всех отдохнуть, Лизабет.

- Тебе всего лишь нужно забыть усталость и хорошенько насладиться миром.

Она обняла грифона со спины, зарывшись пальцами в мех под расстегнутой рубашкой. Уши грифона встали торчком. Он попытался освободиться из объятий, но изумрудные чешуйчатые руки были проворнее и принялись щекотать под рёбрами.

- Ай, прекрати! – Рух извивался, но не мог ни вырваться, ни поймать пальцы Элизабет. Она повалила грифона на землю и находила всё новые места для щекотки: шея, живот, ухо, даже кончик хвоста и тот, оказалось, боится. Сначала возмущения были тихими, но вскоре Рух без стеснения заорал в голос, чтобы его перестали мучить. Лизабет широко улыбнулась и дала отползти только лишь за тем, чтобы схватить лапы и щекотать между подушечками пальцев. Минут через пять обессиленный Рухгерт был весь в липучках и совершенно без сил. Лишь вздрагивал от особо сильных прикосновений.

Пытка кончилась. За тяжелым дыханием и стуком сердца стала слышна тишина леса. Небо, синее и такое близкое, казалось, опустилось ниже веток тополей. И молодые почки словно бы плыли в этом небе, сверкая на солнце, опускаясь на кукушкин лён у корней, на чешую, перья и шерсть. Ветер стряхивал новые липучки с вершин, но вниз не заглядывал, и у корней больше пахло тополями и землёй, чем ветром и тополями. Приятный аромат. Ничего не раздражает, лишь клонит в сон, но не спится. Вот так и лежишь, чувствуешь пролетающие в вышине облака, теплый воздух. И почти не против компании.

- Лиз… - начал, было, грифон негромко.

- Тсс. Молчи и вслушайся. Прижми ладони к земле, если хочешь взять в долг сил. Продержишься до вечера, а там и отдашь перед сном.

Грифон посмотрел на ящерку с благодарностью, и та ответила ему с улыбкой:

- Отдыхай, а я прикину объём работ и кого куда направить.

И прежде, чем Рух успел ответить, Лиза скрылась за деревьями.

Лес лесов, вечер первый

Первую ночь, конечно же, побыть одному не вышло. На летней кухне у дома приготовили ужин на всю ораву и там же накрыли стол. Котелок супа, котелок тушеных бобов с мясом и котелок чая на пятнадцать персон. Благо, половина из них – ещё дети, от восьми лет до двенадцати. Они пошли не только помочь старшим друзьям и заработать немного, но и поиграть в перерывах в битву магов, кидаясь шишками-файерболами и другими деревянными «заклинаниями». Иногда попадали в старших и вовлекали их в игру, хоть и ненадолго. Разумеется, далеко от остальных мелкие не убегали, а между играми тоже трудились, прислушивались к разговорам. Младшие помогали старшим в меру своих сил, а те, в свою очередь, заботились о своей подрастающей смене, играли с ними и давали ответственные поручения. Нарвать свежей крапивы для супа и принести хвороста? Не вопрос! Помочь на кухне с чисткой или нарезкой? Да, конечно, и посуду потом помыть можно, если не целиком всё самим делать, а вместе, поровну.

Старший друг и объяснит то, что у других постесняешься спросить, и велосипед починит, и лук с мечом сделает, и советом поможет, и делу научит. А ещё в приступе щедрости отдаст старые, уже не нужные ему игрушки. И самый-самый смак – получить от друга хорошую одёжку, которая ему уже мала. Именно от друга, а не от родственников и знакомых, и именно ту, которая нравится, которую носишь потом с гордостью, учишься аккуратно латать и подгонять под фигуру, а потом передаёшь дальше.

«Мелочь оказалась лучше, чем я ожидал» - подумал Рух. Его за сегодня никто не спросил о вчерашнем. Может быть оттого, что почти все пришедшие были местными и не лезли в душу из принципа. Вон, даже Котя, мелкий пацан из народа обезьян, и то принял негласные правила общества, хоть бывает в дачном мире лишь летом. А вот панголин Ольха в свои одиннадцать ещё придерживается правил приличия родного мира, запрещающие есть за одним столом с кем-либо кроме своей семьи и самого близкого друга.

- Оль, ты к нам или на скамейку у печки? – Спросил по привычке Рух, разливая суп по мискам.

- Я как всегда к теплу, если вы не против, - ящерка смущенно попятилась, чуть не споткнувшись о собственный хвост.

- Ольха, можно мне сесть с тобой? – Котя привстал из-за стола и замер в ожидании ответа, - там нет стола, ты не нарушишь никаких правил, - поспешно добавил он, глядя, как расширяются у девчонки глаза.

- Зачем? – только и выдавила та из себя.

- Ты будто обиженна или наказана, сидишь в стороне от разговора. Может быть, только мне так кажется. Я знаю, что дома ты так привыкла, я вот дома привык, что мне нельзя далеко уходить без взрослых, а старшие ребята ничего хорошего не сделают. Но тут всё по-другому, ребята классные, а мне можно делать то, что почему-то запрещают дома. А дома можно то, что здесь не нравится другим. По мне, так хочешь что-то сделать, и никто не заметит – значит можно.

- Нет, Котя, - раздалось у него за спиной, - уж лучше вот так: «Делай что хочешь, если никому это не повредит».

- А разница? – мальчик вывернул голову, оглядываясь.

- Не будешь похож на сорванца, - раздался третий голос.

- Да ладно вам!..

В начавшемся шуме Ольха ускользнула к печке. Слишком это для неё сложно, идти против самой себя, против воли родителей и традиции. Еда за одним столом – это ритуал, символ близких связей, доверия, семейных отношений. Похожие взгляды есть и в других культурах, но в странном Общем мире традиции смешались, сместились, потеряли смысл. А кем ты будешь, если не придерживаешься правил?

После ужина дежурные по кухне Рух и Котя ушли мыть посуду, а остальные наслаждались неспешной беседой. Старшие делились планами, кто с кем куда поедет летом работать и чему научится, где остановится. К кому-то должны были приехать друзья из другого города, чтобы поработать в Подгорном и выучиться чему-нибудь полезному здесь. Младшие расспрашивали о других городах, где еще не побывали, но более всего – как жить в них одному, не страшно ли это, не тоскуешь ли по дому?

- Если рядом надёжный друг, то всё в разы легче, - заметил Найтел.

- А если совсем один и без друзей?

- Тогда, Ольха, тебя никто не отвлекает от дела, кроме тебя самого, - Тейгар улыбнулся ей и устремил свой взгляд куда-то в пространство, - когда я работал смотрителем маяка, у меня было достаточно времени. Может быть и одиночества, если говорить о людях, вот только у меня была компания книг и мыслей. Я изучал математику, физику, сопромат, геологию и другие науки, которые через несколько лет позволили мне поступить в университет. И третий год я приезжаю на лето сюда, мои знания помогают мне и другим людям сделать жизнь лучше, а механизмы и сооружения – надежнее. Ну а в свои выходные – почему бы не побыть с друзьями, даже за работой.

- Ребята, повозка едет!

По дороге к опушке приближалась большая велоповозка. Двое налегали на педали, и воздушная конструкция с сетчатым кузовом уверенно ползла по лесу, цепляясь широкими шинами за глину и корни. Довольно спорное средство передвижения, по сравнению с обычными велосипедами медленное, зато удобное, если нужно возить что-то легкое и объемное, как например травы.

Через пять минут весь собранный материал в подписанных мешках погрузили в повозку и отправили в город. Котя попросился за педали, но получил резонный ответ о несовместимости своей пятой точки с панголиньим седлом, в результате чего пошёл пешком впереди. С ним же шла Ольха и другие сборщики, слишком юные, чтобы им можно было доверить ночевку в лесу. Найтел уже проходил по возрасту, и потому подошел к грифону.

- Рух, можно будет остаться у тебя?

Рухгерт оглядел друга и про себя вздохнул – побыть одному никак не выходило. Найтел больше общался с Рухом, чем с остальными в этом лесу, поэтому кроме Рухгерта просить было явно некого. Как и Тейгару. Один в этом мире не так давно, ему не доверят свободный домик, другой не местный и слишком взрослый. Могут быть только в гостях. Лизабет ушла с Осокой, в их маленьком домике больше нет места, другие ребята тоже скучковались заранее. С другой стороны, Найтел с Тейгаром – это на редкость живой и радостный Найтел, с которым легко и приятно общаться. Да и самого драконида хотелось бы узнать лучше – в Подгорном слишком холодные зимы, чтобы кто-то из его народа здесь жил.

- А вам удобно будет? Ночи холодные, на веранде и на чердаке спать не дам. Да и кровати не широкие, Тейгару так вообще коротковаты будут.

- Мы с Найтелом можем на одной, чтобы не смущать тебя

Хотя клюв грифона ничего не выражает, его глаза, брови и уши могут поведать об эмоциях гораздо больше, чем человеческое лицо. Особенно, если добавить встающие дыбом перья и движения хвоста. Рух крякнул и пробормотал что-то среднее между «любопытно посмотреть, как вы там поместитесь» и «именно это меня и смущает».

Дракониды не могут спать на спине.

В этом они схожи с панголинами, но к проблеме спинного гребня и массивного хвоста, делающего тело бананообразным, добавляются крылья. Если вы спали на боку так, что у вас затекали руки или плечо втыкалось в шею, вы поймёте часть трудностей. Дополнительные плечевые суставы крыльев с мощной мускулатурой, от которых со стороны спины к основанию хвоста идут кости плеча. Сгиб локтей, и кости предплечья поднимаются выше головы, заканчиваясь огромными кистями, пальцы которых соединены толстой кожаной перепонкой. Большой палец в кисти стоит отдельно, что позволяет брать предметы. Пальцы крыла направлены вниз, к земле, ниже колен. У некоторых драконидов они достигают пяток, и обеспечивают поистине внушительный размах и твердую площадь крыла, достаточную для планирования в плотном потоке. Такое сложно вместить на кровать.

Драконидам комфортно спать на боку, иногда на животе. Если вам выдалось спать рядом с ними в походе в одной палатке или где-то еще, остерегайтесь напороться на рога, гребень, или наступить на крылья. И помните, что крылья – основная зона теплообмена, под ними вам будет жарко, а драконид захочет накрыть их одеялом.

Лес лесов, крылья

Рух сидел на коленях перед открытой дверцей печки и ворошил угли кочергой. Кое-где еще появлялись язычки пламени, но через минут десять можно будет задвинуть вьюшку плотнее и лечь спать. В доме стало довольно тепло, чтобы Тейгар не замерз без тяжелого одеяла. После нескольких прикидок было решено сдвинуть кровати, сам Рух предпочел заночевать на раскладушке.

Красно-оранжевый свет красиво обводил желтые чешуйки и грудные пластины, скользил, едва касаясь, по кожистым крыльям. Цеплялся за рога, прятал в тени спинной гребень. И добавлял приятный красный отлив меху Найтела.

Грифон закрыл дверцу печки и вытянулся на раскладушке. В лучах светильника разглядел корешок книги, но так и не решил её взять. Колпак-отражатель направлял свет в его сторону, но за ярким светом в темноте все равно угадывались очертания. Тейгар устроился у стены на боку, одно крыло сложив за себя, а другим прикрыв Найтела. Виднелись желтые чешуйки и глянцевая перепонка крыла. Эх… Крылья…

- Тебя тоже обнять, Рух? – Клыкастая улыбка и игривый взгляд янтарных глаз заставили отвлечься от созерцания.

- Нет, Тейгар, спасибо, - Рух прижал уши. Не вежливо вот так вот пялиться.

- Не стесняйся, - острая черная морда приподнялась над подушкой, а большие уши повернулись к грифону, - здесь еще есть место.

Рухгерт пропустил реплику Найтела мимо ушей.

- Скажи, Тей… каково это?

Драконид внимательно посмотрел на грифона, оценивая интонацию и взгляд.

- Крылья?

- Да.

Тейгар задумался, а потом коснулся крылом грифоньего плеча.

- Погаси свет.

Легкий скрип колёсика, и свет стал меркнуть, а потом настала тьма. Глаза привыкали быстро: сперва стала видна щелка в печке, потом зашторенные окна с сумеречной полоской. Следом из мрака проступил стол, стоящие на нем кружки. Последним стал виден большой темный силуэт на кровати. Молчание. Слышно, как дует ветер, на крышу падают веточки и хвоинки. А если выйти, услышишь облака, что пришли с запада. Погода может испортиться, но несколько дней точно будут жаркими. Тополя в этом не ошибаются.

Шёпот. Оглушительно-громкий в ночной глуши, с хрипловатыми, гортанными рычащими.

- Странно это, да? Оба крылаты, но оба не умеем летать. Я только со склона спланирую нормально. Катаюсь так с горок, недалеко от земли. А твои крылья и того слабее, их не каждый ощутит и никто не видит.

Грифон почувствовал, как часто забилось его сердце. Редко кто это замечал. Рухгерт Штерн, обычный грифон. В нём замечали руки – с такими руками можно быть кулинаром, механиком, земледельцем, мясником, хирургом. Ими легко трудиться, их легко мыть – ни шерсти, ни перьев до самого локтя, только желтая, немного похожая на чешую кожа.

В нём замечали легкость и живость. Замечали клюв и способность без губ произносить звуки любой речи, говорить на общем без акцента и учить языки других народов.

Но никто кроме сестры и дяди не говорил, что Рух крылат. Это было попадание по мечте, по фантазиям, по правде. Пернатый чувствовал, что у него есть крылья, ощущал их, хорошо представлял, но не мог на них летать. Лишь в редких снах удавалось подняться в воздух. Эти сны записывались в отдельную тетрадочку с успехами и хранились как самое-самое, и тут...

- Считай, что тебе отчасти повезло, Рух. Ты можешь спать на спине, не втыкаться рогами ни в подушку, ни в самого себя. Тебе не мешает ни гребень, ни третья пара конечностей. Твои крылья прячутся от неприятных людей и непогоды, а мои – нет. Но я могу ими обнимать, могу расправить их навстречу ветру, когда устаю носить плащ и мять им перепонки ради тепла. Если достаточно тепло, я могу закрыть крыльями от некрупного дождя, а ты, в любое время – от тоски. Твои объятья крыльями тоже могут быть ощутимы, и не только тебе, Рух. И это располагает к тебе других. Из тебя может получиться волшебник, если меньше будешь зациклен на крыльях ради крылатости, и найдешь им еще какое-нибудь применение.

- Я постараюсь. Спасибо, Тэй, - слова куда-то делись, да и что было сказать?

- И тебе, Рух. Приятных снов.

- Спокойно ночи.

- Крылатых снов, ребята.

- И тебе, Найт.

Как так вышло, что тот, с кем особо близко не общался, столько о тебе знает? Хорошо, что у них добрые отношения, кому попало такое не доверишь. И как странно, что этого разговора не случилось раньше.

Иногда бывает, что есть кто-то хороший, ты с ним во многом согласен и солидарен, но между собой почти не общаетесь, будто бы не о чем.

Крылья… О них хоть раз в жизни мечтает каждый грифон. Некоторые даже ощущают. Но немногие воссоздают их в мельчайших подробностях, словно бы переделывая форму своей души. И в этом мире умение применять, менять душу, определяет способность к волшебству. Вся физика, химия, всё работает так же, как в других, домашних мирах. Но иногда, в Общем появлялись волшебники, среди родившихся здесь, а не пришедших извне.

Не спалось. Хотелось поделиться в ответ. Судя по дыханию, еще никто не уснул.

- Тэй, не спишь?

- Ещё нет.

- Я… я просто с детства мечтал, что в один прекрасный день появятся крылья. Может, превращусь на крайний случай в драконида? Руки-то у нас похожие. Сестра, к тому же, крылатая, училась летать, и я за нее радовался. Но в то же время было так грустно, что она может летать, а я – нет.

От этого признания у грифона по спине пробежали мурашки. Не зря ли рассказывает обо всем этом? Внимательная тишина не возражала.

- Но для моей сестры летать – естественно. И она за это платит лапами вместо рук, и быстрой жизнью. Моя младшая сестра уже старше меня. Иногда кажется, что с этого свихнуться можно. А ещё до тебя, Тейгар, здесь не было драконидов, с кем я мог бы поговорить о крылатости.

- Но у тебя есть сестра.

- Я как-то почти не касался с ней этой темы…

Лес лесов, день второй

Второй день прошёл целиком в работе, но никто не остался у Руха на ночь, и он наслаждался отдыхом и одиночеством.

Вечер в деревянном доме. Печь слегка подтоплена, чтобы сменился воздух, ушла росистая влага. Тишина, нарушаемая дыханием, потрескиванием углей и шуршанием одеяла. Где-то вдалеке шумят на редком ветру сосны. В углу единственной комнаты на кровати расположился молодой грифон с книгой. Рядом с кроватью на стуле небольшая лампа с железной шляпкой-отражателем. Достаточно было зарядить её, покрутив ручку или наполнив подставку соленой водой, и она долго светила ярким теплым желтоватым светом.

Свет лампы грел клюв и голые по локоть руки грифона. Одеяло накинуто до пояса, подушка стоймя поставлена к стене – уютное гнёздышко для чтения. Янтарные глаза с большими зрачками бегают по строчкам, останавливаются, словно глядя сквозь страницы, а потом возвращаются в начало. Чтение не шло – слишком много мыслей, которые хочется думать, но в то же время хочется отложить.

Это уже вторая ночь в лесу. Послезавтра вечером пора домой – сбор трав, коры и почек будет завершён, а запасы еды подъедены. На ночь оставались не все. У кого-то были планы на выходные, а кто-то после смены у алхимиков собирался учить теорию. За день-другой ручного труда мысли упорядочивались, усваивались, да ещё появлялось желание научиться чему-то более сложному и полезному. Менее муторному.

А были те, кто обожал работать в лесу, подальше от взрослых, и стремился туда при всяком удобном случае. Домик Рухгерта был не единственным. На земле, под землёй и на деревьях были маленькие домишки. Не игрушечные мальчишеские «штабы», какие строят иногда дети, а самые настоящие компактные дома. Зачастую они принадлежали сразу многим и не были чьими-то в частности, остановиться на ночь можно было в любом, лишь спросить разрешения у тех, кто там уже находился – совсем просто в дружной компании. Наш грифон побывал во всех и с удовольствием заходил то в один, то в другой домик при случае, однако спать предпочитал в дядином.

Зак в лесу так и не появился. Отправился по делам с отцом и еще не вернулся. Что ж, отец хотел сделать из сына предпринимателя, и потому Зак повидал множество городов еще до пятнадцатилетия. Может быть, скоро вернется. Может быть, не скоро.

Лес лесов, день третий

Работа по сбору трав шла легко – дружной компанией обходили разные участки леса лесов, в каждом из которых росло что-то свое, особенное. Кто-то тем временем оставался и готовил еду на всех. Возвращались на обед и на ужин, а в третий день почти вся компания решила вернуться в город. Стояла душная жара, ночью должна была пойти гроза. Рух предпочел остаться.

И вот третий вечер. Печь не натоплена – днём было достаточно жарко, дом не остыл. Постепенно смеркалось, холодало, влажность просачивалась через окна веранды. На улице становилось неуютно, а зажигать свет не хотелось, да и пока было недостаточно темно для лампы. Грифон уже освежился в ручье и привел перья и мех в порядок, хотя они все равно пахли тополиным лесом и липучками.

Усталость. Приятная усталость от многих часов работы, когда становится удобно лежать на любой поверхности, но при этом еще не хочешь спать. Лежишь в тишине, слушаешь стук сердца, раздумья плавно перетекают в дрему. Давно мучившие мысли сами собой прокручиваются, проворачиваются, раскладываются по полочкам. Приходят фантазии…

И вдруг – робкий стук по стеклу, в окно веранды. Кто-то побарабанил когтями и замер.

Рух поднялся, глянул на топорик за печкой, шагнул на веранду и настороженно спросил:

- Кто?

- Лиза. К тебе можно?

- Заходи… - Рух поднял крючок и впустил гостью.

- Спасибо. Чего такой растерянный? – Лизабет скользнула внутрь и прикрыла за собой дверь.

- Как раз о тебе думал. Спасибо за тот день и щекотку, уже нет чувства опустошенности.

- Можно повторить, ты забавно извиваешься, - её вытянутая мордочка озарилась улыбкой.

- Не сейчас, а то не усну. Не думал, что такое помогает. Как узнала?

- Ты не единственный, у кого волшебники в семье. Может, пойдём в дом? Не люблю громко говорить о своих начинаниях на пороге.

Сумеречный полумрак обнял их. Лизабет присела боком на край кровати, свесив ногу. Рух хотел было устроиться на другой койке, но был пойман за хвост.

- А ты остаешься собой, - заметила ящерка.

Грифон выхватил пушистую кисточку из чешуйчатых рук, но всё же сел рядом.

- Не слышал, что кто-то из твоих родных тоже обладает способностями.

- Двоюродный дедушка кое-что умеет. Когда я не в Подгорном, я у него в гостях. Он показывает мне разные трюки, объясняет то, до чего дошла сама. Говорит, что у меня есть способности, но не совсем такие, с которыми он мог бы помочь, и что моя фармакогнозия только отнимает у меня время, которое я могла бы проводить с ним, учиться его искусству.

- Но ты учишься у Оразай собирать и готовить целебные травы.

- Да, а еще мой двоюродный дед всё больше требователен к внешним приличиям и культуре панголинов, хотя тот уклад, к которому он привык, даже в родном мире не во всех глухих деревнях остался. Что не мешает мне оставаться собой и делать, что захочу.

Рух задумался, глядя на темный силуэт, и наконец, сказал:

- Я могу показать тебе, что умею, но не прямо сейчас. Надеюсь, мои знания могут тебе пригодиться, быть может, твои мне тоже. Будем учиться вместе?

- Да, с удовольствием. За тем и пришла, - улыбнулась Лизабет в полумраке, - но сперва расскажи, зачем тебе эта броня?

- Какая броня?

- Ты знаешь, - ящерка наклонилась чуть ближе, почти коснулась носом клюва, и грифон осторожно попятился, - я именно об этом.

- Что ты от меня хочешь, Лизабет?

- Расширить твои границы допустимого, вытащить тебя из-за той стены, которую ты зачем-то выстроил. Чтобы ты не смущался и не робел, а находил общий язык с каждым. Мне весело тебя подкалывать, но не так интересно делать это без ответа. Я не прошу ничего серьезного, просто, то волшебство, что я знаю, требует искренности и умения делиться своим теплом, а ты последнее время старательно игнорируешь почти всякое к себе внимание, и редко отвечаешь со всей душой. И притом, что в остальном ты не бука, и по ежедневным поступкам я вижу настоящего тебя. И по тем вещам, которые не вижу, но могу восстановить из поведения.

Рух только вздохнул в густых сумерках. Да, Лизабет права, закрываться от всех не дело. Если заметила она, скоро станут замечать и другие. А там и до репутации классического мага из книжек недалеко – одиночество, сложный характер и прочие радости отшельника. Как быть?

- Если не научишься отвечать теплом на тепло, станешь ледышкой.

- Если буду отвечать каждому, кто захочет тепла, не будет ли это ещё хуже? Быть хорошим из вежливости – это ложь, которая причиняет боль и себе, и другим. Даже если тебе хочется сделать кому-то приятно, подыграть, можно быть не так понятым и разбить чье-то сердце, когда уже не сможешь отвечать из вежливости. То, что грифоны влюбляются раз и навсегда - неправда. Хотя такое случается. Но нас считают образцом верности не потому, что мы не бросаем друг друга, а потому, что не бросаемся в омут с головой. И у грифонов бывают влечения, которые, кстати, проходят сами собой через пару недель или месяцев, стоит лишь потерпеть.

- Может, они исчезают оттого, что вы ничего не делаете, не развиваете и не подпитываете их?

- Они исчезают сами по себе, даже когда уже начал встречаться, если верить Заку. Даже он неловко себя почувствовал когда… Зачем тебе всё это знать, Лиз?

- Хотела убедиться, что не сломаю тебе этим психику.

Прежде, чем грифон опомнился, Лиз опрокинула его на бок и крепко обняла со спины. Из клюва раздался недовольный ворчливый скрип:

- Маньячка.

- Ты не научишься волшебству, если будешь закрываться от всех. Нужно чувствовать другого, его настроение, ощущения. Делиться своими силами, своим настроением, чувствовать, как оно меняется у вас обоих. Чтобы силы не ушли в пустоту и всё получилось, оставь страх и смущение. Сам же сказал, что не закоротит мозги от простых объятий.

- Ты единственная, кому я это позволяю, ты в курсе? И то, потому что давно хорошо знаю тебя и доверяю.

- Прислушайся к себе, а не своим страхам. Сейчас говорят они пополам с возмущением. А если ты остановишь мысли и попробуешь не думать?

Редко кто мог коснуться спины грифона, не вызывая у того раздражения и желания отряхнуться. Он словно крыльями чувствовал опасных для себя людей. А сейчас был приятный покой.

- Ни о чем не думай, Рух, - прошептала Лизабет на ухо, - вообще ни о чем. Ощущай, но не думай.

Думать и не хотелось. Отступила тревога, отступили мысли. Ни двусмысленности ситуации, ни леса за стенами дома, ни надвигающейся грозы, ничего не было. Были крылья и нежное поглаживание добрых рук по оперению души.

Беседа на закате

На залитой закатным солнцем террасе Азеркина шла игра. Потемневшие от времени деревянные перильца прогибались под весом разномастных жителей, а негромкие беседы переплетались с узором некрашеного дощатого пола. Идя глазами за приятным рыжим светом, подчеркивающим неровности, наблюдатель мог бы перескакивать с одной древесной линии на другую, слыша то замечания об оформлявших карточки художниках, то о далеких городах и мирах.

За просторным столом друг напротив друга сидели игроки, обычные, в общем-то, для пансиона. Бесхвостый парень лет до двадцати, и изящная девушка-ит десятком лет старше.

- Светлая сторона кидает кубик, чтобы определить число очков постройки, - ловкое движение темной, покрытой шерстью кисти, стук костяного кубика по деревянной столешнице, - три. Да, не густо, но я могу усилить зону земли гончими.

Картинка с существами, чем-то похожими на девушку, легла в левой части стола. Внимательный взгляд, ещё более внимательные уши, нацеленные только на него.

По губам парня пробежала ухмылка.

- Оразай, у меня с прошлого хода строилась вот эта карточка, я введу в игру её.

Маленький прямоугольничек с изображением огненного дракона и подписью «Повелитель пламени» переместился в зону героев.

- Не можешь, Драголюб, - почти собачья улыбка, которой не добиться ни одному иту, и отведенное в сторону ухо, - у тебя уже есть этот герой в битве.

Её бархатный палец с острым белым когтем постучал по другой карточке. К удивлению парня, «Повелитель пламени» было написано и над изображением человека-хитреца, что жонглировал огненными шарами.

- Нельзя одному и тому же персонажу быть на поле боя в двух обличиях сразу, или дважды в одном. Если его одолеют, он может вернуться в следующем ходу драконом или человеком, какую карточку подготовишь, но сразу двумя – нельзя. 

- О, теперь мне понятно, почему местным нравится эта игра. Но зачем дракону быть человеком, если он может быть драконом? Не принимая за ответ эти циферки на кусочке картона?

- А почему иту приятно осознавать себя драконом? Зачем человеку мечтать стать кем-то вроде ита, когда можно быть человеком – мечтой для некоторых хвостатых? В твоей колоде, кстати, может попасться персонаж, нарисованный с меня, сможешь увидеть то, что отказываешься принять.

Оразай тряхнула ухом, отгоняя комара, и подняла воротник курточки. Драголюб Ковач вздохнул и скинул в стаканчик из толстой кожи пять кубиков.

- Я вряд ли удивлю эти стены каким-либо откровением, если будем развивать тему… Повелитель огня атакует Бродячего барда, – перевернутый стаканчик стукнул по столешнице.

- И промахивается пять раз подряд, учитывая способность увернуться от двух атак, - продолжила за человеком его напарница, - и всё же расскажи о себе, давно ли ты себя перестал осознавать человеком, почему именно считаешь себя кем-то наподобие меня?

- С тех пор, как стал чуять свой хвост, как смыл в Адриатике всё наносное, утопил это вместе с паромом и выплыл по-собачьи из моря. Улыбчивым, добродушным и неунывающим псом, отряхнул шерсть и пошёл бродяжничать, прочь от раздираемой войной страны, от людей всякой масти, что живут как крысы и думают как курицы. Может быть, я не хотел иметь ничего общего с теми гнусными созданиями, что убивают друг друга и не могут остановиться, в краю, где не хватает свободного места. Может быть, я всегда был таким и ошибся при рождении миром и телом.

- И ты неплохо держишься, попав в наш мир. Три из трёх, мои гончие побеждают твоих друидов, и в зоне земли у тебя не остается никого. Так как в воздухе ты отступил, у меня присутствие войск в двух из трех зон и победа. Ещё партейку?

Молодой человек осторожно и плавно ответил на традиционное для игроков рукопожатие, как и всякий, кому удается прикоснуться к несбыточной мечте.

- Только не поддавайся, чтобы поскорее ко мне прикоснуться вновь, а то будет совсем не интересно.

- Тогда расскажи, почему ит мечтает стать драконом. И умаляю, не проводи параллелей с моим именем, оно образовано от других корней.

Две улыбки расцвели и растаяли в воздухе

- Жақсы. Я не мечтаю, я и есть дракон. Просто сейчас ты видишь меня в другом теле. «Собачьем», как сказал бы неосторожный наблюдатель и нанес бы оскорбление. Где-нибудь и когда-нибудь я снова обрасту чешуей и буду парить высоко в небе не на планере, а на своих кожистых крыльях. Я знаю это с самого детства, как и то, какие травы кому помогают. И за двадцать лет целительства и выращивания полезных растений, я ещё никого не отравила, даже применяя заведомо ядовитые травы. Это – то знание, которое есть само по себе и выводит из себя учителей своей невозможностью.

- Непросто уложить всё это в голове, глядя на красивую девушку – Драголюб прихлопнул комара на шее и натянул капюшон, - наверное, потому что я тут совсем недавно.

- Если ты ищешь мира и простора, то здесь этого добра хватает. Хотя определенные правила и мысли усвоить, конечно, нужно. Например, что не только человек может быть азеркином. Даже с этим не все выдерживают. Сладостная и горькая мука – жить в окружении существ из грёз, но не быть одним из них. От этого многие сбегают обратно, к себе и себе подобным, воспаляясь новою любовью к ближнему своему. Не каждый рассудок выдерживает. Давай доиграем, пока в сумерках ещё можно что-то прочесть?

Когда совсем стемнело, а на террасе остались последние полуночники, вышел и сам хозяин пансиона, посмотреть на звёзды и поискать глазами родной огонёк – в шутку, естественно, хотя кто знает.

В стороне, у стола, собралась уже иная компания. Маленький фонарик бойко освещал силуэты вне облака мошкары. Были там черный как ночь Найтел и его друг Тейгар, замотанный во что-то похожее на сари и накинувший плед на крылья, и от того похожий на гору. Были Рух и Зак, зашедшие поиграть перед сном в настолки. Была там и мастер снов, обычная человеческая девушка в ряду ита, драконида, грифона и фелина. К ним же подошла Осока – девушка панголин.

- Ну что, раздавайте, - обратилась она к мастеру снов.

- Забавная компания, - улыбаясь, сказал хозяин «Азеркина», – все представители общего мира. Не хватает только дракона.

- Я дракон, – с улыбкой ответила мастер снов и откинула прядь с лица, - не смотрите мне в глаза, а то зачарую.

- Ну а я человек. Значит все в сборе, но вот во плоти… Быть может, в такую красивую ночь мы услышим необычный ветер, и кто-то могучий и свободный придёт к нам в гости. Быть может, он предложит полетать. Так гласит древняя легенда Азеркина, с которой знакомится каждый постоялец. Хотя Раявартият утверждает, что ещё ни один из драконов-стражей не был настолько мил и силён, чтобы выдержать вес мечтателя, некоторым полетать удаётся.

Хитрый прищур на старом добром лице. Смуглая кожа, не до конца поседевшие волнистые волосы, теплые руки труженика, которыми он приобнял за плечи своих гостей.

Рух опустил клюв – его-то Глэн спустил с горы на своих крыльях, правда, не верхом, а схватив как добычу.

Неловкую тишину нарушила похожая на ящерку Осока:

- Деда Саша, сыграете с нами?

- Только на аккордеоне, и, пожалуй, не в эту ночь. Не засиживайтесь до утра, некоторые чудеса происходят, только если никто не видит. К тому же, кто-то хотел завтра с утра со мной по грибы.

Осока вскинула руки, чуть не раскидав карты:

- Olen siellä, и не опоздаю.

- Ну хорошо. Волшебной ночи, ребята.

- Доброй – отозвалась компания.

Хозяин Азеркина ушёл за сетчатую дверь в обволакивающий теплый мрак гостиной. Найтел прижался ближе к Тейгару, делясь теплом с крылатым другом, а мастер снов раздала карты.

- Как думаете, у кого-нибудь хватило волшебства, чтобы превратиться? Обернуться тем, кем хочется?

- Я слышал об одном грифоне, который воплотил себе крылья, - начал Рухгерт, - хотя, после разговора с Тейгаром я понимаю, что это не столь удобно в повседневной жизни. Однако это было давно, и дядя Эвор говорит, что это просто грифонья легенда, подстёгивающая юных волшебников тренировать душу и чувствовать её в теле. В конце концов, волшебники – это те, кто умеет управлять своей душой.

- Жаль, - ответила мастер снов, - что я не волшебник. То, что мне удается делать во снах, не работает в нашем мире. А ведь что наш мир, если не сон? И разве одновременность течения времени для всех людей не доказывает нам это лучше, чем что-либо иное? Кажется, так говорил один философ.

Зак пригладил свою львиную гриву и навалился на стол локтями.

- Не хочу разрушать это приятное мечтательное выражение твоих глаз, но ведь ты и сама знаешь, что реальность прочнее вымысла. Многие азеркины чувствуют фантомные крылья или иные части тела, но чаще всего это просто сильная фантазия.

- Даже те, что выходят из тела без осознанных снов?

- Это проверяется тем, что они видят в это время.

- Кому это нужно, если цель одна – летать? Не всё ли равно, фантазия это или реальность, если это дарит единственное в жизни счастье?

Порыв ветра прошуршал листвой неподалёку.

- Девочки, не ссорьтесь, вы обе красивые, - вмешалась Осока, - особенно ты, Зак, если твои волосы украсить бантиком. Не забываем следить за игрой, сейчас твой ход.

- И всё же, - раздался тихий голос Найтела, - волшебства в мире больше, чем мы думаем. Даже если эти чудеса – сугубо личные и никому больше не значимые.

- На том и порешим, – согласился Рух, - и вообще, что за легенда о драконах? Я постоянно слышу намёки на неё, но ни разу не слышал литературного варианта. Или дядя Саша просто меня подколол?

Мастер снов сложила веер карт и опустила их рубашкой вверх. Размяла пальцы, потянулась и навалилась на стол, приглашая всех сгрудиться вокруг фонаря.

- Никто не знает литературного варианта, но могу попробовать рассказать красиво, в обрамлении своего опыта. Я услышала это предание десять лет назад, когда только остановилась с родителями в Подгорном. Тогда ещё был открыт проход в городе, и дядя Эвор его поддерживал. Разрушенная арка в тупике была целой, и из неё каждый год на праздники приходили гости, да и сами горожане отправлялись на Ветреное Побережье, в Зморье или ещё куда – с подарками. Обычно со вкусными угощениями, в честь урожая тех или иных фруктов, а иногда и с обменом лекарственных растений. Я даже застала последнюю зимнюю битву и успела попасть кому-то снежком в ухо.

Славное было время.

Я тогда впервые увидела драконов и влюбилась в них. Грациозные, красивые, благородные, сильные и невозмутимые. Гиганты по меркам ребенка. Я любила гулять под моросящим дождем, в пасмурную хмарь, когда все нормальные люди сидят под крышей, и даже самые безумные велосипедисты предпочитают грязным брызгам сухие чердаки. За одним из поворотов мне встретился он – неспешно идущий по дороге, покачивающий на весу хвостом. Глубоким голосом он спросил, не потерялась ли юная барышня, и какая беда выгнала её в такую сырость. Я ответила, что гуляю, и задала тот же вопрос. Раявартият, назвала себя Дракон, и ответила, что идет в Азеркин к друзьям.

- Но я не знала, что у нас в городе живут другие драконы! – воскликнула я.

- Это потому что они похожи на других людей. И носят не только человеческий облик, если ты привыкла использовать слово «люди» говоря только о себе подобных.

Я была словно завороженная, от Раявартият поднимался пар, а темно-серая чешуя переливалась речной галькой. В некоторых пластинках отражалось небо, в других – зелень деревьев, а на плече отражалась я сама. Я уже шла рядом, но приличие заставило спросить:

- Можно пойти с Вами? Я покажу дорогу.

- Можно, если не промокнешь.

Её улыбку я потом рисовала по памяти, надеюсь, мне удастся увидеться с ней снова и подарить портрет.

Мы шли не спеша, и в одном месте я специально свернула на другую улицу, чтобы сделать крюк и пройти мимо дома подруги. Если бы она смотрела в окно… А дождь продолжал лить. Мы поднимались в горку к пансиону, когда навстречу понеслась повозка, скользя на мокрой дороге. Драконица прижала меня крылом к себе, чтобы меня не зацепило, и знаете, это был самый лучший момент того дня. Чешуя и впрямь была твердой как камень, но теплой. И я оказалась в уютном гнездышке, из которого можно наблюдать дождь вечно… Но дождь вскоре прекратился и выглянуло солнце. Ах, как оно заиграло на чешуе! Тёмная галька превратилась в россыпи самоцветов! Я любовалась моей спутницей, пока мы ждали кого-то из Азеркина, а дядя Саша пригласил меня в дом, просушить куртку и выпить горячего чаю.

Там за столом была куча народу, они заканчивали обедать. Разговор тёк неспешно. И кто-то объяснял новенькому, что иногда по ночам приходит некто, и зовёт полетать. Тот, к кому он придёт, обычно знает заранее, и просыпается среди ночи с ясной головой. Некто выглядит по-разному, человек, панголин, дракон, но проснувшемуся он кажется знакомым, давним другом.

И вот в ночи постоялец выходит на улицу, и, кто знает? Пьет он какое-то зелье, или попадает под гипноз? Или спит в своей постели всю ночь? Но с утра постоялец вспоминает дивный сон о том, как летал, о дальних краях, где побывал, что делал, что видел. И был он во сне собой, каким всегда себя представлял и видел во снах. А во дворе можно найти следы лап. А под ногтями или в шерсти постояльца – морской песок, или листок не растущего в округе дерева.

Возможно, эту легенду лучше сможет рассказать Писатель, постучитесь к нему на чердак, если там горит свет, – я же могу красиво передать только то, что было со мной. Из моих снов нельзя вынести ни кусочка другой реальности, но я надеюсь, как и многие, что это не просто красивая легенда и не чья-то злая шутка.

Легкий ветерок промчался по волнам травы. Рухгерт и Заккори проводили Осоку до дома и шли теперь через стадион.

- Как думаешь, Рух, их мечту возможно осуществить?

- Ты же и сам читал учебник. Такое возможно, если они сами не во плоти, но как тогда попадают к ним предметы из других краёв?

- Может быть, есть волшебник, невероятно сильный, чтобы превращать их, перекраивать тело клетку за клеткой, перестраивать атом за атомом? Чушь какая-то. Необъяснимая.

- Волшебство. И знаешь, Зак, некоторые из Азеркина достойны того, чтобы это волшебство стало правдой.

Ветер ударил в окно, и в раме задребезжали стёкла.

- Будешь отогреваться, пока не перестанет трясти, – Найтел взбил и накинул поверх одеяла свою перину. Летний холод захватывает незаметно, но и отпускает очень нехотя. Тейгар лишь вздохнул под горой вещей.

- Схожу на кухню, вдруг там есть горячий чай. Не вздумай заболеть.

- Знаешь, Найт, вечер стоил того, чтобы замёрзнуть. Не спеши с чаем и подай лучше мне мой блокнот – из истории девушки может родиться красивый стих.

Юркий ит фыркнул и вышел из комнаты.

Под напором ветра затрещали деревянные стены. Мастер снов посмотрела в окно – никого. Уже который год никого. По привычке она легла, закатила глаза и провалилась сквозь постель в мир грёз, мир управляемого сна.

В совершенно затихшем доме в своей маленькой округлой комнатке проснулась Оразай. Принюхалась к ветру, прислушалась к шелесту смородиновых кустов у дороги, и мягко спустилась вниз. Не скрипя ступенями, мимо рисунков в рамочках, через теплую гостиную и пыльную сонную тишину ковров – туда.

Свежий воздух, чужой, незнакомый ветер, какой-то не такой шелест. Залитое лунным светом поле с серебряными волнами трав вдалеке. Темное очертание леса. Какое-то движение на фоне гор.

Она закрыла глаза и вздохнула полной грудью, словно бы приподымаясь над землёй, переставая чувствовать собственный вес. Чем же это так неуловимо пахнет ночь?

Легкий ветер осторожно коснулся её стройного тела, причесал шерсть, нашептал в уши голосами трав и дальних стран.

Волшебством.

Очень плавно она открыла глаза и обняла старого друга.

Встреча с Афтаром

Рухгерт Штерн оглядел оставленную на потом работу и вышел в вечер. Солнечный свет уже приобрел легкий золотистый оттенок, а молодая весенняя зелень просвечивала насквозь, едва колышась на легком ветру. С наслаждением вздохнув, шестнадцатилетний грифон расстегнул ворот рубашки, закатал рукава и пошёл гулять. После холодного каменного здания на улице было просто замечательно! Теплый и непостоянный ветер нежно трепал пёрышки на голове, гладил голые по локоть руки, звал за собой в горы. Грифон подставил ему воображаемые крылья и зажмурился от удовольствия. Ветер настойчивее подул в сторону гор.

- Нет, не сегодня, - ответил ветру Рух и пошёл за солнцем в сторону городка.

Ходить в горы ему теперь было запрещено. После открытия на ближайшей горе врат к перекрёстку миров и небольшого происшествия с участием его самого, его друга, драконов-стражей и… в общем, нет, не в этот раз. Но никто не помешает пойти в Азеркин и узнать, есть ли новые постояльцы. Пансион и так не был пуст – в Подгорный приезжали альпинисты и скалолазы, любители планеров и горных лыж, писатели и художники, музыканты и поэты – а теперь, благодаря открывшимся вратам, они смогут приезжать быстрее, ведь такие врата есть в разных уголках планеты.

Будут ли гости из других миров? Вот что больше всего волновало Рухгерта. Бессчетное множество миров, написанных, спетых, нарисованных или просто существующих, ждущих своего Автора, чтобы стать чьей-то фантазией и быть найденными, открытыми. Вдруг удастся попасть в тот мир, куда удавалось проникнуть лишь через любимые книги? И каков будет такой мир на самом деле, будет ли в этом мире принят гость?

А иногда фантазия рисовала за янтарными глазами другую картину: вот из врат выходит кто-то очень похожий на персонажей Писателя. Кто-то красивый, разумный и не принадлежащий ни одному из живущих в этом мире видов. Вот было бы здорово привести такого гостя к Писателю, вытащить его с чердака Азеркина и познакомить с детищем собственной фантазии. Пусть персонаж вживую рассказывает свою историю, а человек лишь записывает, общается с персонажем, смотрит на происходящее и наполняется вдохновением. Рух иногда фантазировал на эту тему, да и сам Писатель с улыбкой говорил «Хотел бы я посмотреть на Рыжика в Азеркине, приведи, если сможешь!».

С такими мыслями грифон зашёл в город, и через несколько поворотов столкнулся с человеком.

- Ой, извините… - сказали оба и уставились друг на друга.

Человек оказался долговязым и тощим, как сам Рухгерт. Такой же молодой, насколько мог судить о возрасте людей грифон, но чем-то странный. Явно не местный – обувь иного пошива, выцветшие и потертые синие штаны, закатанная до локтей черная куртка, а под ней так же закатанная бежевая кофта. На груди болтается смутно знакомый амулет на веревочке. Стальной браслет на левом запястье с восьмиугольником часов. Бледная кожа, голубовато-зеленые глаза, узкое лицо. И бронзовая в вечернем солнце копна вьющихся волос, придающая человеку сходство с одуванчиком.

Человек тоже оглядел грифона – голые по локоть желтые руки и черно-рыже-коричневая шерсть. Подвижные треугольные уши с темными пятнами, темно-коричневый клюв, янтарного цвета огромная радужка без намека на белки глаз, похожие на шерстинки перья на голове. Несмотря на прохладу, легкая одежда и сандалии на широких лапах. Заметив, что осанка незнакомца (или незнакомки?) не вызывает нареканий, человек дал себе мысленного пинка и распрямил плечи.

- Прошу прощения, - сказал грифон, вскинув ладони на уровень груди.

- Ничего страшного, - ответил человек на общем языке и зеркально повторил жест.

Что-то было не так в речи незнакомца, подумал Рухгерт. Нос его дергался при речи так же забавно, как и у всех людей, но слова словно бы звучали не совсем так, как их произносили. Рух махнул хвостом и уже хотел пойти дальше, но человек обратился к нему вновь:

- Извините, а не подскажете, где тут можно остановиться на ночь?

- Даже провожу, сам иду в ту сторону. И можно на «ты», мы, похоже, одного возраста. Меня зовут Рухгерт, если боишься сломать язык, можно просто Рух.

Человек уже подал было руку, но замер с приоткрытым ртом.

- Подожди, должно быть, эта штука как-то искажает слова, - человек взял левой рукой амулет на груди, - можно я сниму с шеи переводчик, а ты повторишь имя? Ну и я скажу свое без искажений. Забавно, я даже начинал рассказ, где был герой с таким именем, если мне не послышалось, да и местечко похожее…

- Рухгерт Штерн, - ответил грифон, начиная раздражаться от излишней болтливости человека.

- Автор, - сказал человек на исковерканном общем. Прозвучало это более как «Афтар». Человек накинул амулет на шею и добавил на чистом общем, пожимая чешуйчатую руку:

- Приятно познакомиться.

- Э… тебя назвали Автор? – удивился Рух.

- Нет, меня зовут Афтар. Совсем не похоже на слово «автор».

- На местном языке – похоже. Но да, будем знакомы.

Некоторое время они шли молча. Рух смотрел себе под ноги, а Афтар – по сторонам. Он не оглядывался, лишь провожал взглядом прохожих так, словно не видел прежде ни панголинов, ни фелинов, ни итов, но старался быть вежливым и не глазел на окружающих.

- Скажи, Рухгерт, а где-то возле города есть старый форт?

- Нет, и отродясь не было, как и нужды в нем. Если не считать тех сооружений, что поставили ролевики в том году.

- Дивно. Как ремейк карт к контре… - пробормотал Афтар.

- Что?

- Знаешь, я не так давно начинал писать рассказ о твоем тёзке, племяннике чародея, что нашёл проход между мирами. Этот проход был на горе, рядом с его деревушкой или городком. Охраняли проход драконы, но тот Рухгерт, кстати, тощий, как и ты, так как списывал его с себя, всё равно прошёл в пещеры между мирами и там попал в неприятности…

У Грифона подкосились лапы. Много совпадений, такого просто не может быть. Для себя он решил, что если встретит вживую персонажей, описанных Писателем, то точно не поведет их знакомиться. Ощущение не из приятных.

- Вот только у меня Рух был человеком, - продолжал Афтар, - как и его друк Зак, и вокруг был мир людей. Из которого парень хотел сбежать, подружился с драконами… а дальше как-то идеи иссякли и я отвлекся на что-то другое.

- Это лишь совпадение, Афтар, - начал Рух, - хоть совпадение странное. Этот мир имеет долгую и удивительную историю, он больше, чем придуманный тобой городок. Да и Подгорный с его окрестностями стоял тут до твоего рождения. Просто совпадение, ничего более.

- Что, и тополиного леса нет? Как и старый форт, он лишь в моих фантазиях?

- Как зовут дядю-волшебника в твоём рассказе? – напряжённо спросил пернатый, боясь получить ответ.

- Не знаю, не придумал. История, в конце концов, была о Рухе и его белобрысом друге Заке.

Такого не может быть, говорил себе грифон, это чья-то издёвка. Или он погулял по окрестностям и узнал, что тут в округе есть? Не может такой странный и молодой человек создать целый мир. Или может? Вдруг он вырастет и напишет об этом мире книгу, и в других мирах будут читать её и мечтать попасть в сказочный мир, как мечтал он сам, читая известных авторов?

- Давай сменим тему. Мы почти пришли, вот он, пансион Азеркин. Скажи только, ты давно перешёл в этот мир?

- После полудня. Пока спустился с горы, пока любовался пейзажем. А потом стал бродить по городу и натолкнулся на тебя.

Парни остановились у большого двухэтажного бревенчатого дома. Оба крыла здания сворачивали прочь от улицы, образуя закрытый двор, да и сам дом не жался к дороге. К дому была пристроена терраса, её продолжала зеленая лужайка и у самой дороги – кусты смородины и крыжовника. Скаты жестяной крыши рыжели в лучах заката, а водостоки казались музыкальными инструментами. Дом стоял на окраине городка, свободного места вокруг хватало. Постояльцы прогуливались, беседовали. В стороне играли в мяч. Кто-то сидел на террасе и играл в настольные игры, а кто-то даже забрался на крышу с планшетом и карандашами, рисовал.

- Привет, народ! К вам ещё человек, – Рухгерт помахал рукой разнокожей компании на террасе и обратился к Афтару, - вход вон там, с крыльца, идём, поищем хозяев.

- Пернатый, - окликнули грифона с террасы, - приходи потом к нам, как раз доигрываем партию.

- Хорошо, но не ждите, если не успею.

Рух повернулся к человеку и прочел на его лице легкое недоумение.

- Что не так?

- Рух… тебя назвали пернатым, а тебе побоку? Это ж как бы обидно, нет?

- С чего бы это правда должна быть обидной? – Рух вскинул брови и навострил уши, - Я пернатый и есть. Иногда клювастым зовут, что тоже верно.

- В моем мире называть кого-то по внешним признакам – это выразить презрение.

- У вас все утонченные и называют друг друга по внутренним качествам?

- Нет, у нас, похоже, просто любят выражать презрение.

Грифон открыл было клюв, но так и замер, пригнув одно ухо к затылку. После чего махнул хвостом и похрустел суставами пальцев. После общения с некоторыми личностями восстанавливать рассудок сложно. Но опыт есть, Афтара он тоже переварит. Осталось лишь найти дядю Сашу или тётю Лиду, да оставить человека в пансионе.

Солнце село, и вечер поздней весны обнял землю прохладными сырыми объятиями. Вслед за стремительно сгущающимися сумерками пришли летучие мыши. Они лихорадочно носились в тускнеющем небе, но совсем не обращали внимания на плотные тучи комаров, что вились вокруг прохожих. Грифон и человек спустили рукава, подняли воротники, но справиться с кровопийцами не могли.

Шлёп.

- Двадцатый.

Хлоп.

- Восемнадцатый. Голокожие всё-таки вкуснее.

- Потому что я потею, комарам нравится влажная кожа.

- У тебя капюшон, тебе проще, - сказал Рух, отчаянно тряся ушами, - да и вообще по жизни проще, не перегреешься днём.

- Зато ночью околею, - Афтар шёл, сутулясь и прижимая скрещенные руки к груди, - ты напушился под рубашкой и тепло. У меня тоже шерсть дыбом на руках и ногах, но это не считается.

- С меня уже слезла зимняя шерсть, так что не сравнивай. Я просто чаще тебя гуляю, видимо привык.

Шлёп.

- Двадцать два. И один контужен.

- Недобитые не считаются.

Хозяев пансиона не было, так что Рухгерт не отделался от Афтара, и они гуляли по городу. Пусть самому лезть в сеть пещер-переходов между мирами и нельзя было, но узнать из первых рук никто не запрещал. Впрочем, Афтар не многое смог рассказать. Да, он вышел с пещеры. Да, ему дали с собой переводчик и велели не выпускать из рук, если зачем-то понадобится снять его с шеи. Да, это были дракон и драконид, но имен он не запомнил. Нет, его ничем не обрабатывали.

- Как? – удивился Рух, а если ты принес сюда болезни?

- Это вряд ли. Они остались в теле, а я – тут. Я помню, что болел. Валялся дома с температурой. Бредил. Меня словно раздирало на части, а лёгкие чесались. Я вроде бы даже оставлял тело, или мне это казалось. А потом я уснул и оказался тут. Сейчас я вспоминаю про пещеры, но не могу понять, это воспоминание о прошлом сне, или это по сюжету сна я должен вспомнить такое. Забавно, да?

- Человек, ты меня дурачишь.

- Всего лишь осознаю себя во сне. Если этот сон снится кому-то ещё, то для меня это шаг на новый уровень, - Афтар пожал плечами, - с детства хотел иметь общие сны с кем-нибудь из друзей.

- Иди-ка ты лесом! – уши грифона поднялись торчком, а хвост выпрямился, - Сначала заявляешь, что этот мир тобой написан, потом говоришь, что вообще спишь, и все это тебе снится. Что потом?

- А потом – раздался вдруг знакомый Рухгерту голос волшебника, - он снимет с себя амулет и проснётся.

- Дядя Эвор?

Из-за поворота вышел грифон, за ним возвышалась большая крылатая тень стража.

- Молодой человек, вам пора домой. Глэнт… проводит до Врат и далее. А тебе, Рухгерт, завтра понадобится ясная голова. Причём с утра. Я бы не откладывал сон до рассвета, даже если у тебя выходной.

Афтар огляделся, вздохнул и подал руку Рухгерту.

- До встречи. Надеюсь, ещё увидимся.

- До встречи, - ответил грифон.

- До свидания, - кивнул человек волшебнику, после чего подошёл к дракону и кивнул тому головой.

Эвор мягко подтолкнул застывшего племянника.

- Идём. У тебя полно вопросов, а у меня есть ответы.

Человек шёл рядом с драконом через поле. В небе зажигались первые звёзды, и пока было не понять, где какие созвездия. Внезапно проснувшийся ветер казался диким – он не играл с волосами, а кидался в лицо. Словно зверь, налетал со спины, ударял сбоку и залезал под одежду холодными лапами. А иногда казалось, что ветер лишь бежит от кого-то, не кидается, а случайно задевает, не лезет под одежду, а робко ищет убежища и защиты у тёплых сердец...

- Осенний ветер, - сказал в ночь дракон, ступая по сухой прошлогодней траве, - не вовремя он.

- Не осенний, - ответил человек, глядя под ноги, - осенний пахнет нарастающей пустотой и печалью, а в этом пустота уходящая. В нем ожидание цвета и света. И земля. Земля так благоухает только весной, да летом, когда вскопаешь её.

Афтар поглядел себе под ноги, потом огляделся вокруг. Посмотрел на звездное небо без луны, на темные очертания горы, где находится вход в пещеры, снова под ноги, на длинную сухую траву, прибитую к земле.

- Странно, что поле на склоне ещё серо-сухое, на деревьях-то уже давно появились зеленые листья.

Крылатый повернул голову на длинной шее и ухмыльнулся.

- Ветер ты знаешь лучше, чем местные растения и законы природы. Но это ничего. Подгорный славится большим разнообразием трав, деревьев и кустарников разных миров, среди которых много редких, целебных или просто полезных. И выращивать разные растения им помогает то, что на разной высоте гор – разные сезоны и климат. Здесь ещё ранняя весна, ниже, на плато – ближе к лету.

Трава шуршала под ногами и лапами. Человек не очень различал, куда ставит ноги, но его это не беспокоило. Для него это был сон. Сон, в котором он догадался, что спит, но не рушит мир на свое усмотрение, а просто следует сюжету, наслаждается в полной мере, готовый ответить на любой поворот событий.

Для дракона же это была работа. В начале смены он спас Рухгерта Штерна, когда тот проник в свежеоткрытые Врата и пошёл бродить с другом по системе пещер. В это время все стражи сегмента были очень заняты – в их сеть пещер попали без приглашения вооруженные люди. А сейчас Глэн вёл домой первого гостя из другого мира. Всего-то делов, мровести его через сеть пещер до новых врат. Но домой Афтар в ту ночь не попал.

По ночному городку шли два грифона. Фонари уже погасли – все кроме астрономов легли спать. Лишь в некоторых окнах слабо горел свет, да пара человек бродила с гитарой, тихо перебирая струны.

Это неправда, что грифоны не умеют шептать. Из всех видов, что живут в Общем, грифоны лучше всех владеют своим голосом и могут воспроизвести почти любой звук чужой речи. Просто их шепот получается громким, и когда надо говорить тихо, грифоны говорят, а не шепчут.

- Дядя Эвор, кто такой Афтар?

- А как ты это сам понял, Рухгерт? – Волшебник наклонил к нему клюв.

- Не знаю. Он считает, что спит, что когда-то написал наш мир. Но мы поговорили, и он не знает много деталей и сочиняет много лишнего, хотя в чем-то оказывается прав. Меня он знает на удивление хорошо, видимо, потому что мы похожи.

Рух задел сандалией камешек и тот проскакал по дороге. В сгущающейся холодной темноте всё ярче зажигались звёзды. Вон там – Велосипед, а рядом – Якорь, чья стрелка указывает на ось вращения. На западе, над горой, сейчас ярко светит Альфа Лунар. Через несколько часов небо повернется вокруг своей оси, и всё созвездие, вытянувшееся в грациозном изгибе по небосводу, скроется с глаз.

Эвор коснулся плечом засмотревшегося на звезды юношу и кивком предложил свернуть на другую улицу.

- Ну и что же, не может Афтар быть создателем нашего мира? Может, он написал наши жизни, наш город, и измышляет написать ещё больше? Вдруг так? Ты же помнишь, что нужно чтобы открыть врата.

- Я обязательно попрошу его достать блокнотик и написать чего-нибудь, что бы оно случилось прямо сейчас. Вот и проверим, кто он, – Рух нахохлился ещё сильнее, чем был, – но меня выбивает из равновесия сама мысль, что может быть кто-то, кто все это придумал. Что я – это не я сам, и что мои достижения, победы, мои неудачи – это всего лишь прихоть какого-то мутного человека, не совсем довольного своей жизнью. Этого не может быть. Кем бы он ни был, он, скорее всего, простой человек.

Утром по стеклу тюкнул «транспорт» - маленькая подвесная тележечка с запиской от Зака. «Когда зайти?». Рух проснулся звука, черкнул ответ и перевесил тележечку на обратную леску. Послание катилось в дом напротив, а грифон уже сбегал по ступеням на кухню.

Мама вовсю трудилась у плиты, а папа ушёл строить новый блок клеток. Зато на кухне был Зак, и перед ним стояла тарелка.

- Могу поспорить, что ты не прочёл ответ.

- Зачем, если ты всегда рад меня видеть и без моей помощи готов проспать до обеда?

-Мальчики, будете со сметаной или вареньем?- спросила мама.

- Со сметаной, пожалуйста.

Рух сложил блин пополам, потом в четверть, и ещё, пока не получился клинышек. Обмакнув его в сметану, он отщипнул кончиком клюва кусочек. Зак отхлебнул из кружки свежего травяного чая, ещё толком не заварившегося, прозрачного, зеленого, и сложил блин конвертиком, запеленав начинку. Оба с довольным видом уплетали горячие жирные блинчики, откинувшись на спинку скамейки. Рух рассказал другу о вчерашней встрече со странным человеком.

Словно бы на аромат блинов заглянул и дядя Эвор, принеся в подарок баночку мёда. Позавтракав со всеми и напившись из кружки с удлиненным носиком, волшебник вытер клюв и повернулся к ребятам.

- Рух, нам нужно будет с тобой прогуляться до Врат и Стражей. Полагаю, что запрет на хождение в горы можно считать снятым.

Два львиных хвоста дёрнулись за скамейкой, коснувшись кисточками.

- Однако я не могу сказать то же самое про Заккори. В конце концов, кто я такой, чтобы говорить с его родителями и что-то просить просто так? Да и не думаю, что он сможет помочь.

Один хвост на секунду лег поверх другого.

- А что случилось, – спросил Зак, - и чем помочь? Может, я тоже смогу?

- Ничего серьезного, просто давно не лазил по горам и хочу пройтись в компании. Сумеешь отпроситься у своих – догонишь нас и расскажу подробнее. Не сможешь – услышишь удивительную историю, когда всё закончится. А теперь извини, нам пора.

- Эвор, Рух, ну наконец-то! – Глэн встретил их у входа в пещеру, - У нас тут завал. Образно выражаясь, конечно, хотя и до такого не далеко. Пришлось закрыть все свободные проходы и разобрать сервер снов, чтобы хватило ресурсов. Почти две сотни портов! Оставили только самые необходимые в Общем. Ещё три десятка держим на всякий случай в запасе, если какие-то порты выгорят или потребуются новые.

Эвор крякнул, читая во взгляде дракона невысказанное. Вот так, недавно в шутку дразнил за седину старым ковриком, а сейчас просит помощи.

- А что, собственно случилось? – спросил Рух, проходя следом за ними во мрак пещеры.

- Тот человек, с кем ты вчера болтал, - бросил дракон через плечо, - нам урок на будущее – не пускать в некоторые гроты тех, кто не знает самого себя.

- В смысле, не знает?

Приятный глубокий голос дракона немного искажался от эмоций:

- В том смысле, что ещё не совсем морально созрел, не знает, чего хочет от жизни, кто он, на что способен, кем хочет быть. И он стал. Или, лучше сказать, не стал. Ты себя хорошо представляешь? Знаешь свои сильные и слабые стороны, знаешь, кто ты такой и можешь описать себя, не глядя в зеркало?

- Да, пожалуй, хотя кем стану, и какими ремеслами овладею, я ещё не могу быть уверен. Только учусь.

- А вот тот человек даже человеком себя не считает, - в голосе Глэна слышалось горечь, непонятная Рухгерту, ведь он таких видел в Азеркине не мало, - вообще никем. А иногда – сборищем разных людей. Это даже не раздвоение личности, это…

- Это просто подросток, Глэн, - сказал успокаивающе Эвор, - может быть, у парня была не очень хорошая жизнь, а может в его мире все такие. В Общем взрослеют быстрее, и условия несколько иные. Ты сам знаешь.

Они вышли в грот с хрустальным потолком. Голубоватый свет солнечного утра падал сверху на каменный пол. За их спинами в конце туннеля был полдень, что вызывало у Рухгерта странное ощущение, словно бы мысли на полном ходу споткнулись, а слова стали комком в горле, который не откашлять. Только что был день, а не утро. И той чужой луны, что он видел с Заком, в небе теперь не наблюдалось.

От наблюдений отвлёк голос дракона:

- Рух, познакомься, это Мрак. Мрак, это Рухгерт Штерн, первый прошедший через новые врата Подгорного.

Дракон отступил в сторону, открывая обзор.

Большое пространство, наполненное светом и цветом множества радуг. Гладкий каменный пол. Теплый воздух, не сухой, но и не сырой, не как в обычных пещерах, и нет эхо.

Спокойной походкой к ним приближался… драконид? Гордая грифонья осанка. Стальная чернёная броня на груди, два больших щитка, отходящих от спины под углом – защита крыльев. Пластинчатый доспех на хвосте и лапах, серые чешуйчатые руки же, напротив, без перчаток. На поясе висел клинок с довольно внушительной плетеной гардой, полностью закрывающей кисть фехтовальщика.

Подошедший снял шлем-маску, кивнул дракону и волшебнику, после чего посмотрел на Рухгерта.

- Ты хорошо себя чувствуешь? – прозвучал хриплый низкий голос.

- Что? Да, нормально. Немного волнуюсь.

- Ты себя хорошо чувствуешь? – переспросил Мрак, выделив «себя» и «чувствуешь».

- Э..?

Драконид наклонил голову набок, и светло-серые глаза словно впились узкими вертикальными зрачками:

- Если представится возможность выбрать себе любое тело, какое выберешь?

- Своё.

- Если выйдешь из тела, кем ты будешь по форме?

- Собой, – Рух округлил глаза от удивления, а странный драконид продолжал допрос:

- Пробовал ли ты разные мистические методы получить крылья?

Рух открыл клюв и не смог ничего сказать от возмущения - о таких вещах обычно не спрашивают даже друзей.

- Ты хорошо ощущаешь себя? Чувствуешь каждую шерстинку, каждое перышко, каждую свою клеточку? Доводилось ли восстанавливать свою форму, пряча фантомные части под внешним обликом? Хорошо ли ты себя чувствуешь?

- Да.

- Закрой глаза и прочувствуй.

Драконид был неправильным – слишком прямая спина для массивного хвоста и крыльев, слишком человечная фигура для такого центра тяжести, но то, что он спрашивал, было ещё более странно. Однако грифон закрыл глаза и сосредоточился на себе. Возможно, присутствие дяди и дракона уверили его в безопасности и естественности вопросов.

Рух почувствовал, как на грудь ему легла ладонь. Он почувствовал ещё раньше её приближение, а теперь – разливающееся по телу ощущение, какое бывает, когда находишься близко к кому-то противному или кому-то приятному. То, о чём говорила Лиз…

Закружилась голова, и в этот момент рука толкнула – грифон пошатнулся и открыл глаза.

- Что ты сделал? – спросил он.

- Теперь ты сможешь нам помочь, а мы не рискуем потерять ещё и тебя.

- Глэн, - обратился Мрак к дракону, - ты объяснил, что надо делать?

- Сперва придем на место, это проще показать.

Эвор обнял недоумевающего Рухгерта за плечо и повел из грота в один из коридоров. Лазом это было не назвать, туннелем тоже. Светильники на стенах, картины с изображениями разных пейзажей, иногда – портреты. Даже, местами, книжные полки с огромными фолиантами, под стать дракону. Несколько поворотов и залов спустя группа подошла к большим воротам. Над ними были цифры, разделенные точками.

- Шлюз. Дальше начинается веселье, - голос Мрака не был едким, но и веселым его назвать было сложно. Шлем скрывал выражение лица.

Глэн подошёл вперёд и приложил ладонь к массивным металлическим воротам, герметично закрывавшим проход. От его ладони зазмеились светящиеся линии, окутывающие шлюз, оплели его. Раздался щелчок, потом скрежет, и ворота начали медленно распахиваться.

Дракон повернулся к остальным и с улыбкой спросил Эвора:

- Не забыл ещё, как закрывать врата?

- Только это и делал, когда на вас покатилась армия гальванов.

Они обменялись многозначительными, неясными Рухгерту взглядами, и Глэн продолжил:

- За этим шлюзом продолжается сеть пещер. Но вместо выходов в полноценные миры, там выходы в миры маленькие, незначительные, недостоверные. Миры, созданные Афтаром, когда его личность развалилась на части. И в каждом живет его частичка. Нам нужно вытащить их оттуда и закрыть врата в эти миры, пока они не отобрали у нас всю энергию. Иначе мы потеряем врата в Подгорный, а то и в родные миры его жителей. Рух, так как ты познакомился с Афтаром, ты его хоть сколько-то знаешь. Сможешь нащупать рычаги или просто убедить его покинуть эти мирки и снова соединиться в одну личность. Если не сможешь – закрытие врат убьет эту часть личности Афтара. С тобой буду я, Эвор и Мрак – научим тебя нашему ремеслу. Ведь ты открыл врата на горе, тебе их и сторожить. Если не хочешь – сможешь передать это другим, но этому тоже надо будет научиться.

У Рухгерта пошла кругом голова. Он надеялся, что встреча с Афтаром – это все же совпадение, ведь открывал врата дядя Эвор. Ведь не может быть, чтобы новичок смог сотворить такое? Или может, если автор – никудышный? Рух хотел стать волшебником, но не так быстро, и иначе! Хотел бы погулять по местам, описанным в книгах, а не созданных чьим-то сознанием. И, похоже, часть этих мыслей он произнёс вслух.

- А в чём разница? – Спросил дядя.

- Места из книг я успел полюбить. Создавшее их сознание мне близкое и родное.

Глэн широко улыбнулся и склонил голову на уровень головы грифона.

- Прости, мы не спросили, хочешь ли ты нам помогать. Дело срочное, важное, и вежливость уступает место взаимовыручке. Вероятно, мы сможем устроить тебе прогулку по тем местам, о которых ты читал в книгах, у нас были открыты дороги в некоторые. Но их пришлось закрыть, когда Афтар распался на части, и каждая создала свой мирок. Все наши ресурсы брошены на спасение от смерти одной личности и через это – сохранение врат в Подгорный. Сумеем восстановить её – отдохнем и восстановим проходы в другие миры. Над этим сейчас бьются все свободные стражи, и твоя помощь будет кстати. А потом, если все получится, заходи в гости, договорились?

Рух не смог выдержать добрый, понимающий взгляд, и опустил глаза, прижал уши.

- Я буду помогать. Но я всего лишь волшебник-самоучка, прочитавший пару учебников, и многого не знаю, вряд ли я буду очень полезен.

Эвор сказал мягким, спокойным голосом:

- Верно. Так же, как и то, что ты живешь в Общем мире, в городе Подгорном, дружишь со всеми, независимо от их внешности и взглядов на жизнь, и мечтаешь о других мирах, о которых узнал из книг. Я дарил тебе не простые книги, Рухгерт, и они воспитали тебя больше, чем ты думаешь. Как и твои друзья, и твои родители, и сам ты воспитал самого себя. У тебя есть все качества, которые понадобятся, и достаточно интуиции. И сейчас перед тобой возможности, которые редко выпадают кому другому. Ты хотел научиться, и у тебя есть шанс сделать это лучшим образом, через практику. Идём. Впереди много работы.

Восстановление личности

Голоса на фоне продолжали звучать, но Рухгерт не разбирал слов. Волшебник. Открывший врата. Повстречавший автора своего мира. Должен пройти в мир автора, чтобы зафиксировать проход. Долгожданный проход, который должен был восстановить дядя Эвор, но восстановил Рух. «Я дарил тебе не простые книжки»… это немного сложновато для одного дня, а думать о том, что сказать родителям и Заку, вообще не хотелось… и Лизабет с совместными уроками…

С потолка сорвалась холодная капля и стукнула по клюву, забрызгав глаза. Рух проморгался и сосредоточился на происходящем, как раз посередине объяснений:

- Закроем каждый мирок в этом сегменте, если получится вытащить осколок Афтара – он попадет в подготовленное для него место. Более… защищенное. В мирах не задерживаемся, чем быстрее закончим, тем целее будем. К сожалению, слить их всех сопряжением не выйдет – у нас не хватает мощности, их слишком много и они слишком маленькие, чтобы открывать критическое число порталов.

Эвор молча слушал дракона и согласно кивал. Желтые руки сложены на груди, взгляд сверлит пол шагах в десяти, хвост замер полудугой, уши торчком и обращены к говорящему. Рух хотел было спросить, пойдет он в паре с Эвором или все поодиночке, но дядя только махнул ухом, дескать, не мешай и слушай внимательно.

Глэн через некоторое время дошел до интересовавшего юного грифона вопроса:

- Эвор, ты со мной, Рух, идёшь с Мраком.

На немой вопрос ответил взрослый волшебник:

- Я подзабыл, как тут нужно действовать, Рухгерт, и не готов учить тебя. А Глэн быстрее освежит мою память, так как мы с ним давно знаем друг друга и вместе работали.

Штерну осталось только изобразить одновременное пожатие плечами и развести руками – чего уж там, ладно, вам видней, мне всё равно. Серый драконид странный, конечно, но не враждебный, познакомимся поближе.

Мирки, в которых поселились осколки или грани Афтара, были небольшими. Размером с городок и прилегающие окрестности. Некоторые были обнесены скалами, другие – забором. Иные отделены рекой или еще каким-нибудь препятствием. Вначале было просто – попадались разные увлечения, например – велосипедом, прогулками в тумане, чтением.

Если бы в мирке-библиотеке можно было что-нибудь прочитать, кроме пляшущих букв и меняющегося текста, Рух бы и сам поселился там. Очень уж уютная была комнатка у Афтара среди коридоров книг: диванчик с торшером, дающим теплый желтый свет, зашторенное зимнее окно, светлый ковер на стене с приколотыми к нему рисунками, да письменный стол. Уютно и тепло. Светлое лакированное дерево паркета, светлое же настроение. Залезть под одеяло, устроиться полулежа с книгой и читать, пока не уснешь.

Да и грани Афтара с восторгом относились к появлению гостей, хоть некоторые и считали грифона с драконидом персонажами, вымыслом.

- Нам повезло, что пока они все дружелюбные, - сказал к концу дня Мрак, задумчиво гуляя уголком рта по неподвижной морде.

- А что, могло быть иначе? – удивился Рух, присаживаясь на камень у выхода. Солнце было еще достаточно высоко, чтобы можно было не торопясь спуститься с горы в город, но уже чувствовался вечер. Похоже, к началу ужина Рух опоздает.

- А ты подумай. Если человек не очень ладит с собой и другими, то почему бы ему не накинуться на кого-то, кто нарушил его уединение и покой? Тем более если он считает тебя частью себя, своим персонажем. Это причина, по которой я тебя сопровождаю, пока ты не освоишься в полной мере. Возможно, мне понадобится вмешаться однажды и сделать неприятные вещи, чтобы не допустить еще более ужасных. Надеюсь, ты будешь к этому готов.

Серые глаза драконида при этом стали льдисто-фиолетовыми, колкими, а уголок рта занял привычное место на положении презрительно-язвительной усмешки. Рух отвел взгляд в сторону и, тем не менее, спросил:

- И что же ты сделаешь?

- То, что посчитаю нужным для нашей общей безопасности.

Подувший ветер показался жестоким и холодным. Грифон нахохлился, вспомнив, как Глэн и какие-то два драконида расправились с людьми, проникшими в пещеры без их ведома. То, что эти люди хотели убить Руха и Зака из-за их похожести и непохожести на обезьян, конечно, смягчает чувство жалости к бедолагам, но не отменяет простого вывода: Мрак может быть одним из тех, кто устранил посторонние элементы ради общей безопасности. Не задумываясь о средствах.

Из пещеры на площадку вышли Глэн и Эвор. Плечом к плечу, если так можно сказать про идущего на своих двоих волшебника и на своих четырех дракона. Оба казались уставшими.

- Непростой денёк, да, Рух?

- Интересный, - отозвался тот, не утруждая себя сменой позы.

Мрак фыркнул, не изменив кривой линии губ, махнул рукой и ушёл в пещеры.

- Завтра продолжим. Если будешь чувствовать, что устал – лучше останься дома и развейся, наберись сил. Похоже, тебе придётся изменить график обучения ремёслам, мы тут надолго.

- Но я не чувствую себя таким выжатым, как в первый день, когда только появилась пещера…

Дракон шагнул вперед, и солнечный свет со всем изяществом заиграл на его броне, подчеркивая каждый изгиб. Доброе лицо оглядело Руха как несмышленого, но перспективного ученика.

- Это потому что ты черпал энергию из нашего источника, а не из своих запасов. Или ты думаешь, Мраку нравятся театральные эффекты и он просто хотел потрогать тебя за грудь?

Ну да, представил себя четко и ясно, потом толчок в грудь и ощущение, что едва не выпал из своего тела – а может быть на самом деле и выпал? Подключили к чему?

- Что мне ещё нужно знать об этом месте и работе стражей?

- Пока ничего, Рух, у тебя и так много новостей на сегодня, - дядя обнял его за плечо и повел в сторону дома, - До завтра, Глэн!

- До свидания, - едва успел вымолвить обернувшийся пернатый. Дракон отсалютовал им и скрылся в пещере, только гибкий хвост проискрился на свету.

Беседа с писателем

Писатель сидел на крыше и смотрел на раскинувшийся город. Сложное дело – писать о мире так, чтобы в нем не было простых людей. Когда-нибудь, лет через двадцать, он попробует сотворить такое маленькое чудо, а пока можно просто наблюдать и пытаться запомнить удивительный мир.

С горки, что ведет от пансиона в поле, носятся разномастные велосипедисты лет до десяти. Старые, разваленные механизмы причудливых форм не боятся «восмёрок», слетевших тормозов, ржавчины, поломок – ломаться уже нечему. Трамплины в конце горки стоят так, чтобы с города было не видно. Шумная орава носится туда-сюда и обдумывает на ходу новые правила и новые трюки.

По другую сторону покатой крыши постояльцы играют в мяч с городскими. Так, дружеская разминка, серьезные игры происходят на стадионе. Удивительный мир, в котором настолько разные существа могут быть вместе. Тот же Найтел, юркая черная бестия на поле и тихий скромный паренёк в жизни, дружит с Тейгаром – здоровенным, в основном за счет крыльев, драконидом-инженером с далекого юга. Последний может снести половину команды хвостом, если резко развернется, но играет осторожно, для общего удовольствия. Надо будет разговорить и его, послушать о дальних краях, съездить, может быть, самому к морю.

Писатель потянулся и поправил очки. А вон идёт к Азеркину молодой грифон. Посмотрел на крышу и помахал – Писатель ответил тем же, убрал с колен недочитанную книгу и стал спускаться.

Он подружился с Рухгертом Штерном в позапрошлом году. Недавно, но крепко. В силу возраста Писатель давал некоторые советы, в ту же силу Рухгерт напоминал человеку, что в мире есть место простым радостям, бескорыстному добру и множеству других вещей, в которые веришь с детства и которые делаешь не только по инерции. Вместе они обсуждали разные идеи, смотрели с разных сторон на культуру и традиции, да и просто наслаждались общением. Иногда из таких бесед получался рассказ, иногда – страничка к гораздо большему произведению.

- Привет, Писатель. О чем задумался?

- Обо всём, Штерн. Знаешь, как пишут фантастику у меня дома? Смотрят вокруг и придумывают, как могло бы быть, если бы люди, места или вещи были иными. Кто-то показывает мир лучше, чем он есть, кто-то хуже. Первые зароняют в читателе стремление к лучшему и показывают ему путь, дают пищу уму и утешают душу. Вторые примиряют с тем, что есть, дают ощущение, что всё хорошо и так, ведь бывает гораздо хуже. Чтобы написать о Первом Контакте, мне, должно быть, нужно изучить местную историю. А я смотрю по сторонам и думаю, что было бы, если. У меня будет и лучше, и хуже: здесь – подогреть читателя, там – взять за жабры, испугать, успокоить, поманить дивным миром и оставить с носом, но с надеждой и догадками. Тебя долго не было видно, где пропадал?

Рух посмотрел в гладкое, округлое лицо. Вот его характерная черта – соскочить с одной темы на другую. А ещё писатель иногда не замечает вопросов, но если отвечает, то заслушаешься. Лучше только читать, когда он не спешит и попадает словами прямо в суть.

- Как-нибудь расскажу, но не всё сразу, а то это повлияет на твое творчество. О чём, кстати, писал на днях? Мелочевку или занимался Произведением?

- И то, и другое. Пойдём в кабинет?

- С удовольствием.

Кабинетом была комнатка на чердаке, затерянная среди звуков Азеркина, пыли, зимних вещей и разных припасов. Старый круглый стол, лампа с отражателем, панцирная кровать и пара стульев – вот и всё убранство, а ещё окно.

Писатель собрал разбросанные по столу листы, испещренные мелким почерком, кивнул на стул и устроился сам. Стулья были человеческими, то есть бесхвостыми, с неудобной спинкой. Рух сел боком, зажав спинку подмышкой.

- Вчера писал о Ней и Её прогулке по человеческому городку. Дошёл до встречи с человеком и его реакции на красивое, похожее и в то же время не похожее на человека существо.

Рух перевел взгляд от стопки листов к носу человека и тихо произнес:

- Ты, наверное, не поверишь, но у меня есть подобный опыт.

Писатель внимательно оглядел друга, прищурился и стал сверлить пернатого глазами.

- Руууууух?

- Тээээль? – Так же протянул грифон, для выразительности согнув хвост дугой.

- Здесь ведь не часто бывают те, кто только что попал в Общий. Врата закрылись когда ты был маленький, да и я тоже, если на то пошло. И я еще не слышал чтобы новые врата пропустили кого-либо. Ты не хочешь вести дневник, а ещё лучше – рассказать всё старине Писателю? Или, что просят некоторые, стать одним из персонажей моей эпопеи, поведав свою историю?

- Да я и так уже чей-то персонаж, как некоторым кажется…

- Я тебя слушаю.

- Ты же в курсе, хотя да… не так… - Рух отвел ухо в сторону и нахмурился. Черные когти выбили дробь из лакированной спинки стула.

- Представь, что мир, о котором ты пишешь, есть на самом деле, и в него можно попасть. Ты приходишь и видишь, что он не такой, каким ты его описал, хотя очень похож. Совпадают или созвучны многие имена, описанные тобой события имели место или будут иметь в будущем, вот только главные герои отрицают то, что ты их выдумал. Ты удивляешь их подробностями, которых о них никто не знает, а они тебя – тем, что о них не знаешь ты.

Писатель ждал, опершись локтями о стол. Рух продолжал:

- Ко мне не так давно пришел человек, назвавшийся Автором этого мира. И он реально живет в другом, более того, я сам у него смогу побывать.

Брови писателя поднялись, а на губах замерли вопросы.

- Он знает обо мне то, что никто не знает. Хотя в целом и путается в истории. И в то же время может описать многих из Подгорного, дома, окрестности, привычки и традиции. А сам он… какой-то странный, не совсем взрослый, что ли? Мой ровесник, но какой-то неумелый, неуверенный в себе, несобранный, бесцельный.

- Но у тебя есть основания считать, что он имеет отношение к тебе, твоему миру и обладает какой-то силой?

- Да, и это бесит. Неужели я был списан с такой бедовой личности? Неужели он действительно автор этого мира, и все что происходит со мной – прихоть незрелого дурака?

Писатель рассмеялся.

- Послушай сюда, - сказал он, - и поверь специалисту. Ты – это ты, оригинальный и других таких нет. Могут быть похожие, но ты стал собой принимая решения, ошибаясь, прилагая усилия, обдумывая действия, встречая друзей и врагов. Я не найду тебе замену, даже если ты познакомишь меня с этим Автором, потому что интересен мне в первую очередь Рухгерт Штерн, грифон и верный друг, а не кто-то на него похожий.

У Руха словно камень с души свалился. Он приосанился и поднял уши торчком.

- А что до списывания персонажей, - продолжил Писатель, - то придется открыть тебе один секрет. Если хочешь изобразить персонажа живым, то наделяешь его чертами живого человека, зачастую хорошо знакомого. Это гораздо проще, чем выстраивать персонажа с нуля – читатель почувствует искусственность. Но списывая персонажа с реального человека, уже не можешь добавить в него новых качеств из головы или из черт других людей – противоречие будет бросаться в глаза тебе, а значит, читателю тоже. Теперь ответь мне, может ли этот бедовый человек оказаться прототипом тебя? Или, быть может, он настолько хорош, что способен с нуля создать не только тебя, но и Зака, меня, гипотетическую её и всех удивительных людей вокруг и весь этот город, весь мир с его историей и легендами?

- Нет, не может, - с улыбкой в голосе сказал грифон, - спасибо, что напомнил об окружающих. Такой как он просто не может быть их создателем.

- Не стесняйся, если захочешь рассказать больше. И подумай о том, чтобы записывать свои приключения.

Рух похлопал себя по нагрудному карману.

- Записная книжка, что ты подарил, при мне. Но я не хочу видеть отражение этой истории в твоём произведении. Давай лучше ты мне расскажешь, что было дальше, после того как Гирион сбил табуреткой вертолёт и набил морду киту.

Писатель рассмеялся.

- Ну, это было не совсем так, хотя столь же драйвово и адренилиново. Значит так: горящая яхта, полный океан хищников и авиация на подходе…

Грифон развалился на стуле поудобнее и превратился в слух.

Бомбоубежище

Дверь в бомбоубежище закрывалась. Душное, потное тепло клубами пара вырывалось из темноты в сумрак улицы, исчезало в холодном воздухе. Снег. Тонкий белый слой на опавшей листве, скользкий под подошвами, выглядящий как лишай на железных перилах и остывшем бетоне больного города.

С громким скрежетом дверь закрылась, щелкнули затворы.

Ветер пробрал до костей.

Тишина.

Наконец-то.

Перспектива медленно и мучительно умереть от холода, голода и радиации была сладка, как свобода. Это – выход, это быстрее и лучше, чем драться за каждый вдох и бесконечно и шумно выяснять отношения с другими, кто остался запечатанным в убежище ждать помощи. Помощь не придёт.

От мысли, какое насилие, какие возможности для унижений, издевательств, мучений, предательств, подлостей, каннибализма остались в бетонной душегубке, человек рассмеялся во всё горло. Интересно, они успеют дойти до рабства? Скатятся в религиозный экстаз? Устроят чистки по цвету кожи, профессии, полу, возрасту, мировоззрению? Будут ли клеветать друг на друга ради лишних сантиметров лежанки и пары зернышек в рационе? Еды там было не густо, только принесенное с собой – ведь бомбоубежища нынче стали в лучшем случае тренажерными залами…

- Как здорово, что это всё там, за прочной дверью, - сказал человек, - Вам – ваше любимое общество и долгая жизнь в нём, мне – весь мир.

Надвигалась ночь. Человек огляделся и побежал легкой трусцой, желая согреться и найти какое-нибудь укрытие, пока ещё можно что-нибудь разглядеть.

Увидеть разрушение городов не удалось. Просто потому что в другие города ещё нужно было попасть, а где они – попробуй, дойди. Не было красивых грибовидных взрывов, не было высоких мест, с которых за ними было бы интересно наблюдать. Было мощное землетрясение, ядовитые облака и бетонное крошево, и с трудом проходимые завалы из ломаных плит, арматуры и кирпичей. Чтобы найти под ними что-нибудь, нужно было угнать бульдозер. Складов в городе не было, а магазины все как один были на первых этажах и в подвалах высоток. Если сверху насыпано ещё этажей девять – попробуй, откопай руками…

За городом оказалось не особо лучше. Наименее пострадавшие районы эвакуированы, а откапывать из-под завалов бомбоубежища в радиоактивном аду, чтобы вытащить облученных людей, считай, без пары дней трупы, - бесполезно, когда война и по разрушенным городам иногда еще прилетают сюрпризы.

Некоторые люди, впрочем, остались, но попасться им на глаза было ещё хуже, чем остаться в убежище.

Когда людей много – тебе приходится придумывать уловки и давить на эмоции, чтобы оправдать свои действия перед собой и другими, сделать их справедливыми.

Когда ты один или среди единомышленников – не нужно ничего никому объяснять. Ты уже прав. Видишь того кто слабее и берешь всё что хочешь.

Рух и Мрак нашли очередной осколок Афтара в лесу, на скале. Выглядел тот паршиво – обожженная кожа, грязная рваная одежда, запах подгнивающего тела. Казалось, холод камня, подчеркнутый снегом, уже не заботит человека – тот просто лежал на краю и слушал сосновый лес, иногда открывая глаза. Немного усилий – и скалы низу ускорят угасание, если не сделают его ярче и болезненней.

Серый драконид поморщился и присел рядом с человеком. По другую сторону осторожно опустился грифон.

Осколок посмотрел сначала на одного, потом на другого, и, улыбнувшись, сказал:

- Ради этого стоило покинуть убежище.

Мрак пристально посмотрел на умирающего.

- Из всех, кого я встречал, самые адекватные и порядочные люди – те, кто не хочет жить. Это было самоубийством, растянутым во времени. И проработка мира у тебя не очень. Мог бы не шататься неделю по округе. Сэкономил бы нам время, и сам бы не мучился.

Голос человека было едва слышно:

- Остаться было бы еще дольше и больнее. Выжить, убив в себе своё «я», отказаться от прошлого… чтобы меня в итоге пустили в расход ненавистные мне люди. Так лучше – обезличенней и свободней. Не буду же я обижаться на природу, что она не добра ко мне на пороге зимы? Так что я взял жизнь в свои руки.

По морде Мрака расползлась улыбка, а в глазах заплясали огоньки.

- Хороший эвфемизм для суицида. Ты определенно понадобишься живым. Рух, помоги оттащить его от края и дотащить до выхода.

Пернатый посмотрел с недоумением:

- У вас есть врачи, которые сумеют его спасти?

- Достаточно просто вынести его из этого иллюзорного мира-осколка, только и всего. Все раны останутся здесь.

Человек открыл глаза и поморщился от прикосновений.

- А что с остальными?

- С кем? – уточнил Рух, закидывая руку человека себе на плечо.

- Кто в убежищах, и кто снаружи, охотится за себе подобными.

Осторожно, они пошли втроем вниз, в лес, к согнутому дугой дереву, рядом с которым ничего не росло.

- Это твой мир, - сказал Мрак, - делай с ними что хочешь. Может быть, это всего лишь твои страхи и иллюзии. Может быть, это другие части тебя, которые хотят тебя уничтожить и подчинить воле общества.

- Тогда я спокойно проживу без них. И запомню свой выбор.

Некоторое время спустя два пришельца всё ещё стояли в лесу. Драконид подбрасывал нож и бесшумно его ловил, а грифон что-то рисовал в блокноте.

- Мрак, а почему врата до сих пор не закрылись? Те люди в убежище тоже части Афтара и их нужно спасти?

- И да, и нет. Мы насильно закроем всё, что тут осталось, когда извлечём еще одну важную для жизни грань.

Рух спрятал блокнот и карандаш в карман теплой куртки и покосился на драконида. Вязаная шапка скрывала уши, но прищур глаз выдавал недоумение и любопытство.

- То есть мизантропия это важно? Или мы спасли самоубийцу?

Мрак, почти незаметный на фоне скалы, оглядел юного грифона с ног до головы и вздохнул.

- Давай сперва ты расскажешь мне, что важного было в том осколке. Как ты сам понял.

- Ну… я знаю, что для обезьян, итов и фелинов самоубийство – это неприемлемо и осуждается в Родных мирах, и это осуждение они зачастую несут в Общий. Панголины смотрят иначе, ведь с их подачи мы ценим не просто жизнь, а определенный уровень, заботимся о качестве жизни. Но и у грифонов была традиция последнего полёта, ещё до того как мы пришли в Общий. Конечно, если ты парализован и обречён гнить десятилетиями на шее у родственников, тут поможет только эвтаназия, но если у тебя есть время что-то сделать, перед тем как сляжешь с неизлечимой болезнью, почти все грифоны выбирали полёт. Уйти красиво и с достоинством, испытать главную радость жизни, и умереть в ней, бросившись с высоты на скалы. Всё равно умирать в мучениях, так зачем еще портить о себе память и быть обузой? Мне кажется, это хорошее качество… есть с кем сравнивать…

Рухгерт опустил взгляд и задумчиво стал рассматривать ближайшее дерево. Мрак сделал вид, что не заметил заминки, рыкнул и спросил:

- А если я спасал мизантропа, как ты это объяснишь?

Пернатый открыл было клюв, изогнул хвост дугой и замер.

И действительно, зачем?

- А ты это делал? Спасал именно мизантропа?

- Нет, мне просто понравилось его чувство юмора. Я и сам говорю «взял жизнь в свои руки», когда кто-то решает умереть. Но я сделал это, мы сделали это – спасли мизантропа.

Обычно бесцветный голос Мрака теперь обретал эмоции, а об его вертикальные зрачки больше не резался взгляд.

- Хорошо это или плохо – оставим вопрос тем, кто не вышел из бинарного мышления. Скажи мне, Рухгерт, какой эффект даст эта грань личности? Где будет полезна, а где наоборот, вредна?

Рухгерт задумался, прислонившись к стволу сосны и скрестив руки на груди. Посмотрел сквозь ветки на серое небо в зеленую иголочку, на пролетевшую где-то в вышине черную птицу.

Мизантроп ушёл от людей, чью власть и порядок не хотел принимать. Но он часть Афтара, а тот был приятен и дружелюбен с Рухгертом. Значит, тут дело вкуса, кто-то нравится, а кто-то нет. Постояльцы Азеркина тоже недолюбливали сородичей, когда жили в родных мирах, но тепло общаются друг с другом и многими местными.

- Ну, есть догадки?

-Может быть, дело в личных предпочтениях? Те, с кем он был заперт, не очень-то походили на хорошую компанию. Если так, то мизантроп – это человек с принципами, которые сильнее окружения, с привычкой к определенной культуре и уровню жизни. Тот, кто старается сохранить привычный для себя порядок и не спешит изменяться под влиянием окружающих.

- Мимо. Любой человек пытается сохранить привычный порядок, и потому не учится новому. Психика инертна. Но ты почти попал – чувство отвращения к тому, что ниже его уровня и отказ падать – вот это полезно. Такие люди не скатятся в дурной компании до общего уровня – у них редко бывает компания, которую бы они не покинули. Но, если у них есть нужные тебе представления о хорошем и плохом, то такие люди будут самые верными соратниками.

Грифон постучал ботинками друг о друга.

- Звучит достаточно хорошо, если они не считают высокий уровень ниже своего низкого достоинства. Я встречал и таких, в Азеркине они не приживались. Но всё-таки, кого мы тут ждём?

Мрак усмехнулся, а его взгляд вновь стал острым как бритва.

- Того, кто в тяжелой обстановке не сидит сложа руки, а постоянно меняется ради защиты себя и в первую очередь своих идеалов, кто даёт окружающему миру сдачи.

- Лидера выживших, который навёл порядок в убежище?

Драконид сухо рассмеялся, слегка обнажив острые зубы.

- Нет, Афтар бы не развалился на куски, а развалившись – собрался бы сам, если бы имел лидерские качества и уважал себя. Мы ждём того, кто сразу был только за себя и не пошёл в убежище, предпочтя охотиться на других.

- Ой… - Руха перекосило.

- Подумай на досуге, зачем, - просмеялся Мрак.

А теперь затяни эти гайки

- А теперь затяни эти гайки, но не слишком сильно. Проверь, чтобы педали крутились легко.

Малец-панголин сосредоточенно выполнил указания Зака и ожидающе посмотрел на него.

- Ну, а что теперь? – спокойно спросил фелин.

- Теперь… теперь можно завернуть вторые гайки, чтобы первые не слетели?

- Да, и придерживай ключом первые, а то затянутся вместе с внешними, колесо будет туго крутиться.

Маленький ящер пыхтел над велосипедом, высунув язык.

- Зак, а что если я не смогу затянуть сильно? Поможешь?

- Если не затянешь их крепко – найдешь на дороге, очистишь от пыли и затянешь как следует. Не хватает сил – возьми рычаг побольше. Только не перестарайся, а то резьбу сорвешь.

Ящер насупился, но через несколько мгновений просиял:

- Теперь я сам смогу починить велосипед. Целиком сам.

На львиной морде Зака появилась довольная ухмылка. Он мотнул головой - откинул с глаз светлую гриву.

- Главное, не растеряй подшипник, и не клади слишком много смазки в заднюю каретку, а то тормоза не будут работать под твоим весом.

- Спасибо, Зак. Ты хороший механик. И понятно объяснил.

Панголин перевернул велосипед и проехал тестовый круг.

- А ты способный ученик. Вот только бы ещё мои лапы оттирались от смазки так же легко, как твои...

Библиотека

После теплых, сладко пахнущих цветущей черемухой улиц, большое нежилое здание казалось пережитком зимы, чем-то мертвым. Но в то же время оно было полным удивительной, скрытой от нетренированных глаз жизни. Жизни, которую невозможно учуять, но которая из следов разворачивается в картины, и чем больше всматриваешься, чем лучше ты следопыт, тем живее они становятся.

Прервав эти подброшенные грифоном мысли, Найтел попросил:

- Что-нибудь захватывающее и простое.

Библиотекарь на секунду задумалась, глядя на ита-подростка.

- То есть, написанное простым языком?

- Да, и без заумных мыслей. Мне их хватает в учебниках, а читаю я всё ещё медленно.

- Нет проблем.

Под её шагами заскрипели половицы, и вскоре она вернулась с тремя пахнущими старой бумагой тонкими книжками. Вообще, вся библиотека пахла сухостью, деревом и бумажной пылью, но эти три книги были зачитанными до дыр и к их запаху примешивались отпечатки многих рук, соки трав, ягод и домашней кулинарии.

- Держи. Занесешь, как справишься, можешь и по одной. Записываю на Найтела, если не сменил имя.

- Спасибо! – Ит завилял хвостом и расплылся в улыбке.

- На здоровье. Расскажешь, что понравилось больше и чем именно, - библиотекарь с улыбкой посмотрела на второго посетителя, что принёс вернуть книгу, - а тебе, Рухгерт, как обычно? Чего-нибудь переворачивающего представление о мире?

- Пожалуй, нет, - грифон прижал уши и глянул на ита, - мне бы тоже чего-нибудь не напрягающего, пока я не собрал обратно картину мира. Загадок о мироустройстве хватает и так, отдохнуть бы от них с чем-нибудь легким и приятным. А ещё лучше – почитать чего-нибудь, чтобы вывихнуть мозг и пару дней не думать вообще.

Библиотекарь озадаченно посмотрела на юношу.

- Ты знаешь, что у меня найдутся книги с ответами на многие вопросы. Уверен, что хочешь отдохнуть, а не получить ответ?

- Да. Вы же знаете, что до некоторых ответов я предпочитаю доходить самостоятельно.

- Конечно. Сейчас принесу кое-что по твоему запросу. Скажешь потом, угадала ли я с выбором, и что из этого пригодилось больше.

- Обязательно, - улыбнулся грифон.

Разочарование

Рух встретил Лизабет на склоне горы, много выше города. Та обновляла карту целебных растений и отмечала, где и когда можно будет собрать их, а где оставить на размножение. Он улыбнулся симпатичной ящерке, и она улыбнулась в ответ:

- Ещё пара мест и вернусь домой. Составишь мне компанию?

- С удовольствием. Я как-то редко всех стал видеть со всей этой историей.

- Расскажешь?

- Если пойму сам, что вообще происходит. Кажется, мир устроен гораздо сложнее и невероятнее, чем я думал.

Лизабет закрыла тетрадь и убрала в планшетку. Изумрудная чешуя красиво переливалась на свету, а зеленые глаза излучали спокойное внимание. Они пошли вместе, тихонько болтая. Рух рассказал о том, что видит за день и как сложно это вписывается в картину мира. Что дальше будет еще больше нового, но оно не вызывает радости. Скорее, наоборот, как и некоторые мысли. Например, что дядя его просто использовал, чтобы открыть врата. Как сейчас используют стражи.

- Мне знакомо это ощущение. Не бойся, от многих знаний появляются многие печали, но они проходят, когда знания становятся пониманием. Помнишь, какой я была в позапрошлом году? Когда спорила с родителями, что достаточно взрослая и понимаю окружающий мир?

- Сперва мрачнее тучи, потом очень задумчивой. Даже не сказала, что именно произошло. Только, что проспорила и сбавишь обороты.

- Мне просто рассказали всё, что я должна знать о людях. Как и почему они себя ведут, как меняются с возрастом, как ими управлять, как защититься от таких манипуляций, как много в мире неосознанного и глупого, как много жестокого. Откуда появляются дружба и любовь. Почему тебя могут ненавидеть. Как делать, чтобы люди с тобой общались. Сказали, что взросление – это разбивание мира на куски и выстраивание собственной картины. Вот тебе наша картина, вот твоя детская и наивная, вот осколки, собирай что хочешь. Чего не хватает – бери у других или делай сама… А быть взрослым – это даже в спонтанных приятных вещах, как отношения, применять свои знания для их развития, не скатываясь при этом в манипуляции. Что ж, это было полезно, хотя и довольно жестко. Зато с родителями больше не спорили, стали говорить на одном языке.

- Ох… все панголины через такое проходят?

- Все люди, если успевают за жизнь. У панголинов хотя бы есть мудрые родители, которые помогают пройти это быстрее и лучше других. А так – это неизбежный путь каждого, кто живет и умеет видеть. Разочарование – одно из подходящих слов. Первое, что приходит на ум, когда замечаешь, что окружающие люди ведут себя не так, как учат тебя. Что мир устроен иначе. Тебя учили добрым вещам, а всё остальное – «плохо и зло». Для детского восприятия получается, что мир плохой и злой. Тут люди обычно либо отбрасывают то, чему их учили, и начинают вести себя во всех доступных им смыслах «плохо», либо остаются верными своим вложенным в головы идеалам, и стараются спасти их, перенести с несовершенных окружающих куда-нибудь прочь. Прицепить свои идеалы к жителям далёких городов и стран, о которых есть только смутные слухи. Одарить идеалами животных, этих «чистых и не испорченных» созданий. Придумать другой мир, в который мечтают попасть.

Но любой, кто изучает животных, рано или поздно поймёт, что они такие же, как и мы. Что мы недалеко, а то и вовсе от них не ушли, и вся наша «гадость» - это проявление их сути, и вся наша «человечность» - тоже. Это здорово прочищает мозги и отбивает охоту думать дальше, сеет страх найти что-нибудь ещё печальнее и больнее. Или закаляет психику, кому как.

Вера в хорошие народы и прекрасные места тоже трещит по швам, если путешествуешь или общаешься с приезжими. Никто не оказывается идеальным, но встречаются хорошие представители, и чаще – если общаетесь наедине, а не в компании.

Итак, остаются только мечты и огорчения, если ты верен своим идеалам и не принял правила игры.

Не каждый достаточно хорош, чтобы творить. Обращать свои чувства и мечты в картины, стихи, рассказы, музыку, скульптуру, в жизнь. У некоторых получалось. Но даже им, чтобы жить и иметь возможность творить, достичь чего-либо, оставить след в окружающих и сделать их чуточку ближе к идеалу, даже таким творцам приходилось принять настоящие правила игры, по которым действуют остальные.

Не скажу, что это просто. Но к тому времени как утрачиваешь иллюзии, обычно уже полон потрясений, и больше не испытываешь сильных чувств. Иногда не испытываешь и желания жить. Сначала в этом мире, а потом, с пониманием, что любая жизнь идет по общим законам, так и вообще. Некоторые находят то, ради чего стоит продолжать, интересы и удовольствия, далёкие от обычных, принятых, доступных и общепонятных радостей. Это рождает определенное одиночество, и в то же время – радость встречи и родство с самыми неожиданными людьми. Они шли другими путями, но пришли к тем же выводам, что и ты. Однако, редко это бывает встреча вживую - преобладающая часть разумных людей уже мертва, но остаются их книги.

Возникает логичный вопрос, зачем же детей учить идеалам, которых нет? Мы что, хотим, чтобы они страдали? Или же хотим, боимся, что они станут успешнее и безжалостно нас уничтожат? Или хотим, чтобы они построили лучший мир на руинах старого, или просто были удобными для нас самих?

У меня нет ответа.

Но знаешь… Пока ты ищешь в этом мире отражения своих идеалов, тыкаясь туда-сюда, ты учишься. Осознаешь, как действительно всё устроено. А зная, как всё работает, можешь предсказывать последствия любых событий и менять происходящее в нужном тебе направлении.

Возможно, это тоже иллюзия. Но я пока доросла лишь до неё, и не скажу тебе, что дальше.

Они шли молча некоторое время, вновь наслаждаясь ощущением открытости и искренности, как много лет до этого, когда у них не было недопониманий и секретов. Говорить банальные вещи не хотелось, чтобы не вспугнуть настроение, но помолчать вместе – это гораздо больше, чем мило поболтать.

Другая планета

- Говоришь, читал его книги? Я тоже. И даже могу показать похожий мирок.

У Руха перехватило дыхание, и затряслись руки. Неужели, правда? Он посмотрел на спокойного Мрака большими темными глазами и приоткрыл клюв, но слова не шли.

Драконид изменился с их первой встречи. Сейчас он больше походил на панголина – немного иная форма черепа, иная чешуя, крылья каким-то чудесным образом втянулись внутрь. Но это был он же. Стал менее отчужденным, не таким резким. Или такой эффект дало то, что вместо брони на нем сейчас была униформа? 

Без тени улыбки Мрак продолжал:

- Самое сложное в этом – не впасть в постмодернизм. Как ни старайся, а не попадешь ровно в то место и то время, что было описано автором. Вроде бы так и нужно, иначе это неуважение к написанной истории, которая уже совершилась. А с другой стороны, какой смысл лезть туда, где уже миллионы лет всё не так? О методике и методологии поиска золотой середины и оптимальных вариантов пусть расскажут Глэн, Баунд или ещё кто из стражей. Я не дорос до таких высот и просто покажу тебе, что есть хорошего в нашей работе.

Они шли по длинному проходу плечо к плечу – взволнованный грифон и бесстрастный драконид, на чьем лице остались следы маски язвительности. Если присмотреться, в свете фонаря и иногда встречавшихся светильников можно было разглядеть и тень доброты. А может, это была всего лишь игра света на чешуйчатой морде.

- Мрак, как к нам отнесутся местные?

- Их нет.

- Но…

- Не лето тысяча девятьсот двадцать восьмого, а август две тысячи первого. Ну, плюс-минус пару десятков лет. Не волнуйся, дышать есть чем, это не настоящая планета, а лишь её имитация. Или настоящая, но очень похожая на ту, какой её описал автор.

Справа в стене показалась дверь, словно вырезанная из огромной бочки. Металл, болты, сварные швы, иллюминатор и большая ручка запорного механизма. Над ней были цифры, как и над всеми дверями в другие миры. Над этой – сто девяносто…

- После тебя, - драконид не дал грифону дочитать номер.

Дверь с лязгом открылась, за ней был тамбур и такая же дверь в конце. Рух осторожно вошёл – под ногами скрипнул песок. Сухие, грубо вырубленные в скале ступени и стены красноватого оттенка, и холодный пасмурный свет, идущий из иллюминатора в дальней двери.

Мрак закрыл дверь позади и подошёл ближе.

- Готов?

- Нет. Не могу поверить, что это так просто – ни скафандра, никакой защиты. Прогулка на поверхность другой планеты, а я не стряхнул с подошв землю Подгорного. Наше астрономическое общество меня на смех поднимет, если расскажу.

- И? – Рыкнул Мрак.

- И пусть. Я хочу это увидеть.

- Тогда откроешь дверь сам. Я догоню.

Воздух стал свежее и суше. Запах неизвестного, ни на что не похожего, иного мира ощущался уже здесь. Улавливая каждую песчинку под ногами, каждую неровность шероховатых стен, каждую нотку нового аромата, грифон приближался к двери.

Руки легли на прохладный металл, клюв прижался к стеклу. А за ним – пасмурное, тускло-красноватое небо, старые, осыпавшиеся ржавые скалы, да безжизненный каменистый ландшафт. Пустырь. Ни травы, ни деревьев, только ветер гоняет пыль.

Рух обернулся, но встретил лишь понимающий взгляд. «Давай», говорил он, «не бойся».

Руки повернули запорный механизм.

Было тепло.

Дул прохладный ветер, чуточку сухой и пыльный. Воздух был пуст. Никаких ароматов, кроме песка и скал, и чего-то далекого и таинственного, не похожего ни на что, что знал раньше.

За дверью оказались ступеньки трапа, а сама дверь была в ракете. Рух понял это, когда обошёл её по кругу. Серебристая стрела на голой поверхности чужой планеты. В небе выглянуло солнце – далекое и маленькое, такое же тусклое, как и всё вокруг.

Внезапно накатила паника: так далеко от дома, что пешком не добраться. Бессильная песчинка, отколовшаяся от скалы и унесенная ветром – вот кто я. Чужое небо, чужая красота природы. Голый мир. Всё странно и непривычно, а ещё – слишком тихо. Ни журчания воды, ни пения птиц, ни шуршания листвы на ветру, лишь редкое подвывание ветра и шелест песка.

Из ракеты вышел Мрак и глубоко вдохнул. Умиротворение появилось на его лице, когда он оглядел серыми глазами красный пейзаж и повернулся к Рухгерту.

- Скалы выдержат твой вес, если захочешь полазать и оглядеться.

- Но здесь ничего нет!

- Отличное место, чтобы отдохнуть от суеты и подумать, верно? Ты ещё не всё разглядел.

Рух передернулся, но взял себя в руки. Поглядел на скалу и глазами проследил маршрут до вершины: за что зацепиться руками, куда поставить ноги, какие выступы внушают доверие, а какие лучше обойти стороной. Конечно, самый простой путь – пойти по пологому склону слева, как Мрак, но…

Руки уже цепляются за неровности и трещины, ноги подтягивают тело вверх. Грудь прижимается к прохладному камню, так похожему цветом на шерсть, а взгляд ищет следующую зацепку. Три точки опоры есть, свободная конечность находит новую. Всегда три точки опоры, пока склон не станет пологим. Не подтягиваться руками, проверять каждый выступ на надежность плавным увеличением веса – всё было настолько на автомате, что и внимания обращать не стоило.

Вершина. Несколько шагов от края и можно присесть, отдохнуть. Рух устроился на подходящем булыжнике и положил кисточку хвоста себе на колени. Огляделся. Глазам предстал всё такой же унылый пейзаж. Но что это там такое?

- Каналы. На этой планете они есть, и в них плещется вода.

- А жизнь?

- Растительная, в основном. Зачем тебе жизнь в этом краю?

- Тут так… - Рух огляделся, подбирая слово, но от увиденного сжался и обнял ноги хвостом, - пусто и одиноко. Ничего нет. Ни деревьев, с которых можно сорвать фрукты или отдохнуть в их тени, ни травы, ни мест, куда можно прийти. Ни домов, ни названий, всё что есть, это… - грифон обвел раскинувшиеся внизу просторы желтой рукой и замер. Вдалеке, возле канала, что-то блеснуло на вновь вышедшем из-за туч солнце.

- Хрустальная башня?

- И мозаичные тротуары.

- Пойдём туда! – Рух вскочил, глаза его блестели, он сделал пару шагов и словно врезался в стену, - А в домах?

- Нет, - Мрак продемонстрировал свою ухмылку одним уголком рта, - только книги, которые невозможно прочесть, уцелевшая во времени мебель, но ни следа жильцов. По правде, их тут и не было.

- Я всё равно хочу посмотреть.

Они вернулись, когда небо потемнело и прояснилось, а на западе вспыхнул голубой закат. Не такой яркий, не такой обширный, к каким привык Рух, но всё равно красивый. Два силуэта на выветренных скалах, глядящие вслед уходящему солнцу, вели медленный разговор с долгими паузами.

- Безжизненный мир неинтересен.

- Твой народ – астрономы, покоряющие космос, осваивающие спутники и другие планеты.

- Да, но им есть куда вернуться, есть с кем общаться. Они могут уехать из одного поселения в другое, послушать новых историй, повстречать новых людей, вдохновиться ими… за созерцанием светил и георазведкой идет возвращение домой. В этом и интерес, наверное. Кто бы пошёл первооткрывателем в неизведанное, если бы не имел возможности вернуться и поведать миру об увиденном? Кто, кроме самых одержимых?

Мрак подождал, пока солнечный диск скроется за горизонтом.

- Каждому интересно и приносит радость что-то своё. От твоего развития меняются и интересы, переплетенные с удовольствиями. Ты развиваешься, и кроме удовлетворения физиологических потребностей начинает нравиться разрушение, власть, общение, творчество, исследование, самосовершенствование. Искусство, фантазии, изобретательство. Одно перетягивает на себя одеяло с другого. На определенном уровне развития становится всё равно, есть окружающие или нет, всё равно, что хочет тело – важен только процесс творчества и познания, а больше ничего не важно.

Голубизна неба стала меркнуть и уступать место звездам. Там, где зашло солнце, светилась теперь яркая планета.

Рух откинулся на спину и устремил взгляд в чужое небо. Ни одного привычного созвездия! Какой простор для исследований… Запомнить и рассказать Заку.

- Мрак, но ведь до того, как станешь таким диким отшельником, всё интересное связано с людьми.

- Так устроен мозг социальных существ. Мало кто в своем развитие поднимается над инстинктами, еще меньшее число развивает то, что слабо выражено, но все-таки заложено в мозге. И почти никто не развивает того, чего нет.

- Откуда такие познания? Кроме панголинов об этом мне никто не говорит.

- Я ведь кто-то типа лаборанта в институте. Исследование антропологии и паразитизма. Слежу за чистотой экспериментов, наблюдаю, участвую, записываю выводы по разным мирам и передаю на анализ. Устраняю то, что мешает работе. Учусь.

- Эксперименты? Ставите эксперименты на всех доступных мирах???

- Наблюдение – это «естественный эксперимент», если ты забыл. Мы не создаем того, чего не было бы без нас. Хотя иногда есть нужда создать тестовый мир, такой, как твой. В нем встретились и дружно живут представители разных миров. Не воюют, не порабощают друг друга, не держат за животных – достаточно развитые люди, понимающие и ценящие то, что есть. Не такие как все. Для вас человек – это не облик, а его характер и дела. Поверь, это дорогого стоит. В других мирах иначе… хотя и в вашем не сахар для новоприбывших.

Рух чувствовал, как холод пробрался сквозь куртку и пронизывает все тело, но мозги всё равно плавятся от услышанного.

- Мой родной мир – тест? Скажи ещё, что его создал Афтар, чьи осколки нам собирать несколько недель!

Мрак вложил в голос всё тепло, всё спокойствие, на которое был способен, всё дружелюбие и терпение:

- Твой мир существует уже давным-давно, и был до рождения Афтара. Афтар – это способ вновь открыть врата в мир, где нет страшных болезней, жутких паразитов, где ты можешь дружить с инопланетянами, обмениваться культурой и знаниями с теми, до кого не долетят космические корабли. Разве ты не проходил в школе, как были основаны первые города? Как в родных мирах открылись порталы в Общий? И как был создан общий язык, кто был первыми поселенцами?

- Проходил… но относиться к миру, в котором родился и вырос, как к эксперименту? Ты, получается, тоже смотришь на меня как на эксперимент?

- А все культурологи в столице? Ученые, лингвисты, социологи и психологи, наблюдающие и описывающие чудеса? В чем разница между ними и нами?

Рух еще не уложил в голове мысль про инопланетян, оказавшуюся не шуткой, и потому выдал первое, что смог:

- Вы не живёте с нами, а просто следите.

- Живём.

Остаток ночи Рух молча созерцал звёзды. И правда, хорошее место, чтобы подумать.

Разговор об авторах

- Тэль, а для чего люди пишут? В смысле, истории, которых не было.

- Странный вопрос от любителя фантастики, Рух. Разве тебе не нравится читать о любимых героях, о других мирах? Это творчество, способ самовыражения и путь, которым можно сделать приятно другому, невзирая на расстояние и время.

Грифон задумался, разглядывая в окно Подгорный. Как раз отцвела черемуха, похолодало, и вот уже четвертый день шел сеногной – меленький, как пыль, дождик. От него потемнели стены домов, почернело неокрашенное дерево, стал тёмным шифер на крышах, заблестели черепица и жесть. Самое то, чтобы сидеть у печки и играть в настолки, или предаться чтению и пропасть для этого мира. Серый свет, серые тучи, серое дерево балок, посеревшие, выцветшие шторы. Ничего не отвлекает от дум, кроме сочащегося холода.

- И всё же, - продолжил Рух, - не все пишут только для этого. Кому-то вообще не нужен читатель, они пишут для себя, придумывают персонажей и истории, и никому не показывают творения. Зачем?

Писатель посмотрел сквозь очки на серость за окном, потом перевел взгляд на грифона. Тот сидел, навалившись грудью на спинку стула и скрестив на ней руки, словно панголин или драконид.

- Ты можешь спросить у Лизабет, если еще не спросил. Многим неуравновешенным, или живущим неполной жизнью людям психологи дают совет писать. Это может быть дневник, он помогает упорядочить мысли. Это могут быть фантазии – становясь более материальными и выходя из головы на бумагу, они помогают выразить мысли, которые просто так из себя не достать. Такие люди создают персонажей под стать своим болячкам: у желающих сострадания и жалости это обиженные жизнью создания, иногда находящие защитников и спасителей; у неуверенных в себе и слабых людях – герои, могучие и непобедимые; у озабоченных – бабники, у садистов – мясники, у людей без фантазии – герои, очень похожие на персонажей других авторов. Такие нездоровые истории попадаются часто – ты и сам читал произведения с прошлого конкурса, - улыбнулся Писатель и продолжил:

– Чем лучше писатель, тем тоньше и незаметнее эти черты в его произведении. Творчество – совместная работа сознания и подсознания. Чем более ты развит и умел, тем меньше замечает читатель твои проблемы и больше погружается в произведение, забывая о личности автора. А оно – вот сюрприз! – это сам автор, тончайшая работа мозга, музы, силы воли – во что веришь. Персонажи – это отчасти ты сам и твое окружение. Ситуации – отражение жизни или мечты о лучшем, выросшие из жизни автора, и находящие отклик в твоей. Иногда автор сознательно добавляет такие отношения персонажей, на которые не может пойти в реальности, или его персонаж выбирает по сюжету не то, что выбрал в жизни автор. И так автор либо убеждается в том, что поступил в свое время правильно, либо через героя пытается заглушить горечь ошибки, вновь и вновь тревожа старую рану.Но есть, конечно, и те, кто напишет любую вещь ради денег и минутной славы. Они ведь тебя не интересуют?

С крыши сорвалась капля и стукнула по подоконнику.

- Нет, меня больше интересует, как должны воспринимать автора его персонажи, если он такой: все может, но не осознает большую часть своих действий.

- Начнем с того, Рух, что персонажи живут в отдельном мире и знать не должны ни о каком авторе, даже если являются его продолжением. Если автор любит их, каким бы извращенным это чувство ни было, то ему достаточно слушать их рассказы о жизни, видеть их глазами, вселяться в них – смотря, насколько ты погружаешься в мир, о котором пишешь. Да, иногда автор знает, что будет, так как следует цели, но некоторые везунчики просто наблюдают и успевают записывать интересные моменты, ловя все тонкости и мелочи, делая историю ярче. Что бы ни делали персонажи, это их жизнь. Я лишь записываю интересные моменты. Не забывай, что персонажи иногда оказываются отображениями нас самих. Сознательно или нет, писатель расщепляет себя на множество личностей, дает им общаться друг с другом, развиваться, думать, чувствовать, а потом возвращаться с рассказом об их жизни. Инструмент самопознания, если хочешь.

Рух положил голову на скрещенные руки. Желтые запястья далеко вышли из коротковатых рукавов – куртка была уже мала. По традиции грифон передаст её кому-нибудь из младших друзей, а себе закажет новую. Или переделанную старую, если найдется вещь со славной историей.

- Что, я тебя сильно загрузил? – С улыбкой спросил человек.

- Мы на уроках мировоззрений проходили концепцию божеств. Вроде бы даже есть те, кто верит именно в такого бога-автора, хотя они называют его иначе.

- Расскажешь?

- Возьми в библиотеке «виды и характеры идеи сверхсущности», если нужны подробности, я помню не всё. Суть той веры в следующем: душа человека реинкарнирует, попадая в разные условия и проживая разные жизни. Между жизнями она возвращается к гигантской сущности, частью которой является, и рассказывает о том, как с таким характером живется в таких условиях. А потом попадает в новую жизнь и продолжает развивать разные качества. В конце душа распадается на части по самым ярким качествам, а сами части становятся целым со сверхсущностью, и из них потом формируются другие души. Этакий процесс самопознания, как ты его описал, и он так же не требует от персонажей поклонения.

- И что его грифонье кудесничество думает об этой концепции?

- О, она нравится тем, кто помнит свои прошлые жизни. Или говорит, что помнит. Или считает так. С практическим волшебством теория не очень ладит – мы рассматриваем душу как поле, вырабатываемое телом. Ей можно придать форму, использовать её энергию для волшебства, но без тела она беззащитна и недолговечна. Если теория не подтверждается практикой и не дает предсказать результаты действий – она не нужна. Конечно, иногда теория становится мировоззрением, но скорее вредным, потому что искажает дальнейшее восприятие и приводит к ошибкам в действиях.

Писатель откинулся на спинку стула и сложил руки на груди.

- Вот видишь, ты знаешь ответ на любой вопрос, а если и не ответ, то способ его получить.

Грифон тряхнул ухом.

- И о чем я спрашивал?

- О твоем новом друге Афтаре, разве нет? Или о том, как разобраться в своих чувствах: проверить то, что ты себе надумал. А может быть, ты спрашивал себя, чем заняться в дождливую погоду и ответил себе, придя сюда. Можем осмыслить это за горячим чаем – дядя Саша ходил на рыбалку с Осокой и принес отличную рыбу, а тётя Лида настряпала замечательных растягаев. Ну а ещё в чай попали лепестки шиповника, поглядим, кому в кружке попадется прозрачная слизистая амёба.

- С удовольствием, Тель. И спасибо, без общения с тобой было бы совсем не то…

- Взаимно, Штерн, и ты это знаешь. А теперь отрывай свой мохнатый зад от стула и пошли вниз, пока мы тут не околели.

Осока в мастерской

У Осоки одним из ремесел по выбору было портняжное дело. Естественно, что девушка уже давно ловко обращалась с иглой, как, в прочем, и многие парни. Но одно дело – хитрости и знания, полученные дома, а другое – опыт профессионалов, доступ к разным тканям и инструментам. 

Вообще, обучаться каждому ремеслу нужно было от трех недель. Теория и азы, практика и отработка обучения, а далее углубленное изучение ремесла и экзамен. При желании можно было обучаться последовательно, или брать параллельно сразу несколько ремесел, чередуя их. А с хорошим умением – и подрабатывать ремеслом, пока учишься другому или изучаешь необходимый математический аппарат – в этом плане тяжелее всех было строителям и механикам.

Мастерская примыкала к магазину, чей девиз был «Оденем от головы до пят, от носа до кончика хвоста». В народе магазин, совмещавший лавку сапожника и лавку портного, звали просто «хвостом». Кроме обуви и одежды там можно было найти белье, ткани, головные уборы и галантерейные товары. Здесь же можно было сдать свои старые вещи на материал, переделку или продажу. С утра, например, знакомые ит с грифоном зашли перекроить одну куртку и заказать другую. А в обед, когда Осока заменяла мастера, зашёл совсем необычный посетитель. Это был бесхвостый человек лет двадцати-двадцати пяти.

- Здравствуйте, - сказал он, войдя и оглядевшись, - я бы хотел взглянуть на обувь, которую вы можете мне предложить.

Сапожник, полный седоватый человек, вернул приветствие и оглядел посетителя с головы до ног. Одет неплохо, но помято. Долговечный материал длиннополой куртки слегка полинял и истерся на изгибах, но, благодаря этим изгибам и подворотам, куртка меняла фасон и становилась годной для любой погоды и любого общества. Брюки в тон куртке, протерты с внутренней стороны бедер и сильно потрепаны у щиколоток, с пятнами смазки – человек много ездит на велосипеде и ходит пешком, но не носит сапоги и не заправляет штаны в ботинки – его обувь слишком коротка. Чудак.

- Вас сюда привели ваши полуботинки, или к ним добавилась нужда в новой одежде? Если ботинкам нужен ремонт, я могу его выполнить. Если нужна новая обувь – можно выбрать имеющуюся или сделать на заказ, зависит от ваших времени и желаний.

Странник улыбнулся и указал на свою обувь:

- Что вы о них скажете?

- Обувка для сухих прогулок в прохладу. Городская обувь, я бы даже сказал столичная. Полуботинки из кожи разной выделки, композит твердой и мягкой, судя по морщинам на ней и вашей походке – на довольно гибкой подошве. Швы, похоже, проклеенные и скрытые, влагу не пропускают, но любая лужа все равно окажется в ботинках – язычок не шитый. А недавно вы познакомили их со скалами, судя по царапинам. Итог – не самая лучшая обувь для путешествий по природе, могу предложить сапоги или нормальные ботинки, покрепче и с высоким голенищем.

Посетитель с нескрываемым удовольствием выслушал сапожника и ответил:

- Вы не рассмотрели стертые подошвы, проколотые в нескольких местах, и протертую изнутри обивку около пятки. Но в остальном – это легкая, удобная обувь для путешествий по дорогам и тропинкам при температуре от нуля до двадцати по Цельсию. В ней за дневной переход в пятьдесять пять километров не появляется ни одной мозоли. Я ходил в ней по северным лесам, восточным болотам, южным побережьям и десяткам городов, а теперь держу путь на запад. На них соль двух морей, песок рек и пустынь, грязь тысяч дорог и верная служба в пять лет. У вас есть обувь столь же надежная, удобная и легкая?

Сапожник изменился в лице.

- Здесь принята несколько иная обувь, я не смогу подобрать для вас такие же полуботинки. Но я почту за честь изучить и починить ваши. Возьмите временно поделку моих учеников, если вам не в чем больше ходить.

- Благодарю. Ваши соседи не спешат предложить мне одежду. Они ненавязчивы? – странник повернулся к Осоке с надменной улыбочкой.

- А вы хотите нас огорошить дивной историей о ваших штанах? – спросила она.

- Только если вам интересно, - сказал он, блестнув глазами, - хотя, полагаю, покрой моей куртки будет более интересной темой, учитывая ваше нынешнее рукоделие.

- Весьма. Взамен я могу после закрытия показать вам город и окрестности, если вы у нас еще не бывали. Но если немного задержитесь и расскажете об увиденных краях, то уже сейчас получите слушателей и несколько историй в ответ.

Посетитель улыбнулся гораздо дружелюбнее:

- Почему бы и нет, ловите момент. А что за «поделки учеников», это обувь? – Спросил он, поворачиваясь к сапожнику.

Сапожник фыркнул и достал из-под прилавка корзину.

- Скорее это первые блины комом, с которыми я потом сравниваю последующие работы. За материал ученики платят сами или приносят свой, работают сами, в награду получают опыт. Некоторые вещички даже ничего, мы отдаем их бесплатно тем, кто оказался в городе без подходящей обувки и денег. Даже когда Врата были закрыты, такие люди попадались.

- Когда были закрыты? – Человек присел на пуфик и стал примерять разные «поделки», - Я проделал сюда довольно долгий путь. Получается, что врата вновь работают, и я мог оказаться здесь на месяц раньше?

- Говорят, - начал сапожник, опершись о прилавок, пока посетитель подбирал себе временную обувь, - что волшебникам удалось открыть их снова, но где-то в горах. Старые-то были в городе, в арке у башни Эвора. То ли они чего-то не рассчитали, то ли чего. Нашел эти врата Рухгерт Штерн, ученик Эвора, вместе со своим другом. А может и поучаствовал в открытии, потому как мотается к вратам вместе с волшебником чуть ли не каждый день, а то и чаще него. Может быть, смогут перенести врата поближе, чтобы гости не заблудились по дороге. А то так ни один пока и не пришёл.

Сапожник крякнул собственной шутке и взял у странника его обувь.

- Наверное, молодой волшебник стал притягательнее для всех? – странник подмигнул Осоке.

- О, он либо этого не понимает, либо ему всё равно. Компании старых друзей с тех пор он не изменил, что делает ему честь. Но какое мне дело? Он грифон, я – панголин.

- А я человек, что не мешает некоторым юным девушкам строить мне глазки.

- Вы обольщаетесь на свой счет и никак не начинаете рассказывать о чудесах, увиденных вашей одеждой. К тому же, смутили мастера сапожных искусств.

- Тогда я зайду к закрытию, чтобы пощекотать свое самолюбие и испытать вежливость в вашей компании, - и, уже обращаясь к сапожнику, странник показал на пару ботинок, собранных из мозаики разных кож, - я выберу эти. Не совсем мой размер, великоваты, но хотя бы на человеческую ногу.

- Хорошо, только юная особа может не только пощекотать ваше самолюбие, но и срезать напрочь вместе с интересом к общению. Будьте осторожны.

- Это будет моя ошибка, не волнуйтесь. Надеюсь, временная обувка не натрёт мозолей.

- Даже если натрёт, это был ваш выбор. Ваша обувь будет готова послезавтра к вечеру.

Путник попрощался и вышел, а сапожник повернулся к Осоке:

- Ну и что это было? Распоясалась, пока хозяйки нет.

- Не ворчите, от этого седина выпадет. Ущерба работе нет, репутации магазина тоже, зато есть хорошее настроение и в перспективе интересные рассказы. Если не будете завидовать – поделюсь ими.

- Ой, да тьфу на тебя!

Осока лишь пожала плечами, с улыбкой возвращаясь к работе над курткой. После встречи со странником у нее появилось несколько идей.

О целостности

Утро выдалось туманным. Что ж, туман был редким явлением для поселка возле аэропорта, поэтому человек обрадовался утру. Когда ты единственный человек на многие километры вокруг, то начинаешь ценить туман. Хотя бы потому, что он скрывает окружающий мир.

Человек встал и огляделся. «Не так уж и плохо», - подумал он. Вид ближнего полуразрушенного здания несколько портил впечатление, но дома вдали выглядели почти целыми. Он не задавался вопросом, куда все подевались и почему все покоцано. Он просто жил в этом брошенном мире, бродил по нему, исследовал. Плотины были разрушены, электростанции давно прекратили свою работу. К слову километрах в десяти от теперешнего положения человека находилась АЭС, но дойти до нее не получалось. Места, не оставшиеся в памяти, словно бы не существовали, и человек натыкался на невидимые стены, или шёл днями по бескрайнему полю, но за спиной всё виднелся его посёлок, в который можно было вернуться за полчаса.

А еще тут были призраки, и человек с ними дружил. Хозяин и Собака, как их называл Оставшийся, приходили только с туманом. Они жили в тумане.

Своего собеседника они называли по-разному: Сталкером, Оставшимся, иногда глюком. И вообще, они не верили в живых. Но это не мешало разговаривать с ним или совершать прогулки. Забавно посмотреть, как он кидает собаке нематериальную палочку. Как ему это удается?

- Время, Сталкер. Пришло то самое время, - сказала Собака, явно пытаясь кого-то цитировать.

- Зачем ты забегаешь вперед поезда? – Спросил Хозяин. – Как дела, Оставшийся?

- Нашел много чего интересного, но все проржавело и не работает. Остаётся только гадать, что это за артефакты. А вообще, хочется подкрепиться, тут как-то туго с едой.

- Туман уйдет, и будет солнце, питайся, сколько хочешь. Или ты перешел на металлы?

- Кстати, о других местах, - сказала Собака, - мы хотим тебе кое-что показать. Тебе ведь надоел пост-апокалипсис? Давай погуляем по поселку.

- Мда, унылая атмосфера, - сказавший это оглядывал окрестности, - и его тоже предстоит уговаривать?

- Нет, Лень и Неверие уже посещены. Этот – исследователь по натуре, он сам к нам придет.

- У него оружие. Огнестрельное.

- Он не охотник и не рыцарь из мясных сказок. Он - это…

- Знаю. Но после Агента Мирового Зла хочется быть осторожней.

- Тебя едва задело.

- Да, но мне, знаешь ли, обидно, что в нас посмели стрелять!

- Ты знаешь, что нужно делать, так делай. Разобраться с недостойными – не наша задача.

- Иногда мне кажется, что это не повредило бы. К тому же он свихнулся.

- Ну, вы двое, кончай спорить! У нас тут дела вообще-то!

И они продолжили разбирать книжную кучу.

Сталкер продвигался вперед, рядом шел Хозяин с Собакой. Сталкер кидал перед собой всякие предметы, поднятые с земли.

- Я бы попросил не шуметь, Оставшийся.

- Агав, и палочку кинь!

- А что? Тут разве есть, кого можно вспугнуть?

- Увидишь, в конце «китайской стены», на руинах библиотеки. Солнце набирает силу. Нам пора.

Через некоторое время туман стал едва различим. Сталкер прошёл путь в одиночестве и поднялся по бетонным обломкам, зарывшим старый бункер. Ему показалось, что на месте детской площадки находится портал в другой мир. Однако, увидев, что э… гости Зоны заняты археологией, Сталкер подумал о глюках. Он закрыл глаза. Он открыл глаза. Он проморгался. Пригляделся. Светотень на месте. Звук тоже. Это не могло происходить в Зоне. Даже в такой, как эта.

Тем не менее, это происходило. Он видел Их. Мог разглядеть каждую чешуйку, каждую пластинку брони. Видел выражение интереса на их лицах. Слышал шуршание мощных крыльев. Длина туловища около трех метров, хотя Оставшийся не был в этом уверен. Да и хвосты, и длинные шеи только увеличивали габариты. Драконы были стройные и подтянутые. Мощная грудь казалась чуть-чуть непропорциональной, но движения выглядели грациозными и красивыми.

Сталкер снова подумал о глюках. Ближний археолог весьма ловко работал лопатой, извлекая присыпанный землёй шкаф.

- Сдается мне, этот артефакт не будет просто валяться здесь, - сказал тот, что с лопатой.

- Сталкер давно нашел его, – ответил тот, кто перебирал старые книги.

Откуда-то сзади подул ветер – на ровной площадке приземлился ещё один крылатый, поднимая бумажный вихрь.

- Ну, как разведка?

- Он тут, просто хорошо сливается с фоном. Выходи, мы едим только экологически чистые продукты! – Крикнул прилетевший.

- Ой, да ладно гнать-то, не ты ли хотел сделать шашлык на шпалах?

- Всяко лучше, чем на ботинках. Или резине.

Сталкеру некуда было бежать. Он и не хотел. У него возникло ощущение, что эти драконы кого-то напоминают. Сталкер медленно подошел ближе. Он никогда раньше не видел драконов вблизи, тем более, сразу трех. Он вообще не встречал драконов. Тем не менее, он подошел. Мозг отказывался придумывать что-либо еще.

- Э… Здравствуйте… Э… Чем могу помочь?

- Первым делом мы хотим тебе кое-что рассказать…

Драконы оказались не простыми археологами с далеких планет, как подумал Оставшийся в меру своих способностей, а Силами Единения. Они путешествуют по мирам и восстанавливают кое-что. В каждом мире есть артефакты – предметы из другого, начального мира, имеющие какую-то определенную мистическую ценность, были источниками фантазий о другой жизни. Артефакты. Эти предметы образовали свои мирки, в мирках поселились разные личности – бывшие грани многосторонней личности, что разрывалась между всеми возможностями быть, и в итоге не была кем-то определенным. Например, Оставшийся олицетворяет странную тягу к городским окраинам, разрухе и советским штормовкам. А артефактом предполагалась одна книга, найденная в итоге в кармане Оставшегося. И теперь ему предлагали уйти из маленького мирка и стать частью кого-то.

Был вечер. Искрясь на солнце, к бункеру полз участок тумана.

-Мы кого-то ждем? – Спросил Оставшийся.

- Да. Еще одного тебя.

- Но я не встречал других сталкеров.

- Это любовь к собакам и туману. Готов отправиться в путь?

- Слегка удивлён, но да. Что нужно сделать?

- Просто смотри вокруг.

За спинами, прямо в китайской стене, открылись огромные врата, и, словно бы от этого, мир Оставшегося рухнул. Остовы панельных девятиэтажек сложились, превратились в пыль, ушли сами в себя. Деревья стали плоскими, неровности сгладились. Превратившись в цветные пятна на земле. Улочки стиснулись, простор измельчал и сжался до размеров дворика, а потом слился и аннигилировал с открытыми вратами, выплюнув драконов, людей и собаку наружу, в каменную темноту и прохладу.

Лиз, я совсем запутался

- Лизабет, я совсем запутался.

Утомленный молодой грифон рухнул на скамейку рядом с вяжущим спицами панголином. Юркая девушка отвлеклась от вязания:

- И в чем на этот раз ты пытаешься разобраться? Или всё в том же, как несправедлив мир вокруг и почему он работает не по тем правилам, которые нам удобны?

Живой, приятный, полный энергии голос приободрил пернатого.

- У меня новая тема для размышлений - Афтар. Ну и устройство мира, да, ты права. Писатель, конечно, все хорошо и ладно сказал, но то, что я видел, заставляет задуматься. Попав в систему пещер и туннелей, или сеть, как называет её Мрак, Афтар распался на отдельные черты. Каждая его часть, хоть и была ограниченна, сумела создать отдельный мирок. Отдельные мир, Лиз, некоторые были величиной с Подгорный и окрестности. Я побывал в нескольких, мы собираем его личность по частям и закрываем врата в те мирки…

Панголин внимательно выслушала его, сверкая спицами.

- Так было задумано? Это свойство самой сети пещер, создавать врата в миры, или зависит всецело от человека?

- Пока не знаю точно, но стражи явно не были готовы к такому повороту. Возможно, дело в самом Афтаре. Такое могущество в таких руках… один из миров, что я помог закрыть, был старый, в руинах многие годы. Если возможно создать мир с предысторией, то не может ли наш мир действительно быть созданным им?

На некоторое время они оба задумались. Рух подпер клюв рукой и барабанил по нему пальцами. Лизабет оперлась о хвост и откинулась назад, глядя в небо.

- Познакомь меня с ним при случае. Я не могу по твоему скомканному описанию сказать, что это за человек и насколько соответствует всей суматохе вокруг него. Обо мне он не знает, судя по твоим рассказам, значит, меня он не создавал. Я тебя знаю с самого детства, когда ты с Заком поспорил, ящерица я или нет, и говорю, что ты не с Афтаром появился, а был ранее. Соберите его, можете даже попробовать выкинуть лишние черты, если он сам это не сделает.

- А как быть с тем, что он иногда называет меня своим персонажем?

Лизабет улыбнулась:

- Возможно, ты просто не понимаешь его шутки.

- Шутки?.. Рядом ходят драконы-археологи, которые помогают стражам закрывать лишние миры, а сами стражи говорят, что те драконы – не настоящие, мифы, персонажи самого Афтара, сами закрывшие врата своих мирков. В таком окружении мне не до шуток. А сегодня дядя Эвор привел в Афтарохранилище собаку. Собаку! Часть Афтара – беспородная дворняга!

- Воспринимай это как шутку, Рух. Если тебе будет легче, поддевай человека в ответ, что он сам – чей-то персонаж, с той же серьезностью, что изображает Афтар, главное, не перестарайся, чтобы не обидеть.

«Спор заменит тебе страх и сомнения, придаст уверенности», - добавила она про себя.

- Если не смогу разобраться во всем, так и сделаю. А пока мне бы поспать и поесть, и снова в пещеры. Представляешь, я пропустил, как на жимолости созрели первые ягоды, хотя обычно успеваю подмечать и склёвывать ещё недозревшие. Прихожу домой – а на ужин блинчики и целая миска только что подавленных ягод. И на грядках уже зеленая клубника. Никогда так не закручивался, даже в том году перед экзаменами. Я думал, волшебником быть гораздо забавнее и проще.

Зеленые глаза блеснули в улыбке:

- А я думала, что твоей зимней шерсти хватит на хорошие варежки, носки, шапку и шарф. Но пока выходят только перчатки.

- Ты всегда можешь вычесать еще, не дожидаясь линьки, - проурчал грифон.

- О, так тебя это больше не смущает?

- Немного. Но я млею, когда ты вычесываешь мне спину.

- Опасно быть падким на ласку, Штерн.

- Только на твою, Лиз.

Бег

Вечер, и влажная прохлада сменяет дневную жару. Уже отгорело оранжевое солнце с вечерним поливом и баней, с речки вернулись желающие искупаться в ледяном потоке. Ужин кончился пару часов назад, на плечах появились куртки, и любители смотреть на меняющееся небо попрятались по домам или скрылись в сумерках.

Мастер снов переоделась в спортивный костюм и выпорхнула в надвигающуюся ночь, на стадион. В отдалении от домов, на запад, к склону гор и железной дороге, где стук мяча и возгласы не мешают рано ложащимся спать горожанам. К разношёрстной компании полуночников, ещё полных сил и желающих их высвободить, чтобы крепче спалось и веселее жилось. Мимо волейболистов – сегодня уже была игра во дворе Азеркина. Мимо любителей турника и брусьев, мимо ковриков, на которых плавно тренируют гибкость её знакомые. Вежливые кивки и улыбки, кому-то помахать рукой, всё убыстряя шаг, пока, наконец, не сорваться и не пуститься в бег, расстегнув куртку и распустив волосы.

Как описать свои ощущения? Кто им поверит? Неважно. Главное – что для неё это так. Бег. Долгий, не то что бы быстрый. Это прекрасный способ встряхнуться. Это особое состояние, прогоняющее дурные мысли, очищающее.

Бег дает ей услышать себя.

Дыхание глубокое и, в общем-то, спокойное. Сердце бьется в ритме бега. Нога касается земли – удар сердца. Единый ритм. Ритм, в котором происходят все движения. Не надо следить за каждой мышцей – они слушают ритм.

Бег. Круг за кругом по стадиону, или где-то по дороге. Личное пространство, которое движется вместе с тобой. Зона комфорта, которую надо догнать.

Радость. Радость оттого, что замечаешь красоту вокруг. Радость оттого, что чувствуешь запах трав, цветов, земли. Оттого, что чувствуешь малейшие изменения воздуха. Оттого, что ветер в лицо. От того, что устала.

Пробегаешь километра три или четыре, и большинство мыслей перестают роиться в голове, жужжать и гудеть. Они уходят или занимают место в ритмично движущемся механизме. Отрабатывают свой цикл, выполняют работу и уходят. Всё в едином ритме. Только дыхание имеет свой собственный, спокойный лад. Свобода от всего дурного, что беспокоило весь день и, скорее всего, навалится вновь. Когда-нибудь потом. Не сейчас. А пока…

Бег.

Бег от суеты. Бег от апатии. Бег от неясного. Всё накопленное перерабатывается такт за тактом. Очищается, приобретает ясность. Прозрачная, искрящаяся в сумерках мысль.

И в итоге возвращается способность созерцать и творить.

Потому что свободна.

Потому что бежишь.

Потому что устала, но можешь бежать еще, и это приятно.

Потому что начинаешь помогать себе лапами, вонзаться в дорожку когтями и с силой отталкиваться. Чувствовать, что в ритме с человеческим телом бежит еще кто-то. Ощущать каждую чешуйку, каждую пластинку своей чешуи. Помогать себе хвостом на поворотах. Расправить, наконец, крылья и наслаждаться ветром. Шевелить ими, выбирая положение, не мешающее бегу. Несколько раз сложить их и расправить вновь. Подтолкнуть саму себя, если начала останавливаться. Ощупать чешуйки и когти на руках, если на этот раз форма прямоходящая. И попробовать так же ощупать лицо, что бы потом попытаться изобразить его.

И, пока ощущаешь себя полностью, бежать.

Бежать, пока не почувствуешь, что уже всё. И лишь тогда, перед завершением бега осторожно спрятаться внутри себя. Аккуратно. Подождать, не нарушился ли ритм?

И только потом остановиться, чтобы идти дальше.

А пока идёшь, сердце продолжает свой бег.

Скоро и оно выйдет из того ритма.

Но лишь затем, что бы позвать всех назад. В то состояние.

В Бег.

Восстановление. Самый слабый из всех

Со временем, Афтар предложил помощь по восстановлению себя. Одна из граней, вобравшая в себя встреченные до этого дружелюбные, готовые прийти на помощь, заботливые проявления, одна из граней, ставшая больше чем просто осколком, решила помочь. Это было в ее духе. И она отзывалась на имя Афтар.

- Поздравляю, ты – ядро, - сказал Мрак Афтару, когда они в конце трудного дня вошли в очередной мирок через большие, толстые деревянные двери на тугих петлях.

- Ядро? – Человек приподнял бровь.

- Да, я убедился в этом сегодня. Основа, которой доступны остальные, связанные качества. Не ты чья-то часть, а они – часть тебя. Или ты грань, а ядро это тот, к кому мы пришли. В таком случае у тебя есть шанс поглотить его и самому стать ядром, - драконид подмигнул и повесил на серьезную морду половину улыбки. Выглядело жутковато.

- Давайте уже двигаться, а? – Рух выглядел усталым и нетерпеливым, дерганым, - я хочу есть и спать, но прежде – закончить это дело.

Человек обернулся и посмотрел на грифона, словно только его заметил. Чему-то улыбнулся и произнес, ни к кому не обращаясь:

- Мой персонаж отвечает за разум. Спасибо тебе и моему подсознанию в твоем лице, Рухгерт! Идём!

-Ты заклевал уже, я не твой персонаж, я сам по себе! – Взорвался Рух, - Прожил всю свою жизнь, решал свои проблемы сам, в этом нет никакой твоей заслуги или участия! Прекрати, пожалуйста, нести чушь, которую не можешь доказать!!!

Рух развернулся на пальцах ног и зашагал вперед по коридору, вскоре скрывшись за поворотом. Мрак ухмыльнулся:

- А он у тебя очень гордый, а? Самостоятельный, уважает себя. Не спрашивает, за что ему все испытания, а добросовестно их преодолевает, изредка беря совет.

- Мне бы быть таким, - пробормотал Афтар, рассматривая ботинки, и добавил громче, - давайте догонять.

Мирок был чем-то вроде музея. Окон не было. Искусственный свет, запутанные коридоры, лестницы, залы. Картины на стенах, диорамы. На столах – макеты каких-то мест с фигурками человечков.

- Что это за место? – Спросил Рух, когда Афтар и Мрак догнали его в очередном зале, - мир любителя искусства? Коллекционера?

Афтар замялся. Он узнал картины и изображения сцен из жизни. Драконид взглянул на человека и, не снимая ухмылки, ответил за него:

- Памятные сцены из жизни Афтара. Неудачи, в основном. Последствия того, что тебе когда-то не хватило духу или физических сил. Я прав?

Человек пробормотал что-то невнятное под нос. Мрак ждал. Ждал и Рух. Афтар глубоко вдохнул и на выдохе произнес:

- Я всегда был самым слабым из всех. Сколько себя помню. Неприятная часть меня. Нам обязательно её возвращать?

Мрак зарычал от последнего вопроса - Афтар не понял, что иначе они бы сюда не пришли. Этому ядру определенно нужно присоединить кого-нибудь умного.

- Спасибо, ядро, твою совесть мы ещё найдем, как и чувство юмора. А пока давай отыщем местную часть тебя, а там делай с ней что хочешь.

- Уверен, что не основную, Афтар, - грифон обнял человека за плечо и повел дальше по залам, - у каждого в жизни бывали слабости. И нужно быть дрянь-человеком, чтобы именно они определяли твою суть. Ты не такой, не похож на такого.

Несколько коридоров, лестниц и комнат, и они вошли в зал, где спиной к ним кто-то стоял, рассматривал картину. На ней были изображены три дерзких молодых человека, вооруженных ножами и цепью. Длинный кожаный плащ на фигуре скрывал какие-либо черты, было сложно понять, то ли некто в плаще любуется картиной в странной позе, то ли показывает ей неприличные жесты.

- Смотри, Афтар, - раздался рычащий шепот Мрака, - он стоит спиной, а тут стенд с оружием. Застрели его, а? Вот, держи винтовку, с предохранителя снял...

Фигура впереди подняла руку с пистолетом и выстрелила в картину – та на глазах изменилась, словно бы в ней были живые люди. В ней пропала угроза, остался только красивый пейзаж. Фигура подошла к другой картине.

- Стреляй, пока не поздно, победи в себе слабость.

- Ты спятил?!? – воскликнул Афтар, пытаясь вернуть винтовку дракониду. Но тот лишь прижал палец к губам и показал глазами куда-то в сторону, куда уже смотрел грифон, дергая Афтара за рукав.

На полу лежало тело.

И судя по одежде, телосложению и общему виду, слабость уже была побеждена. Выстрелом в упор.

- А это кто ещё у нас? Почему я вас не помню? – фигура в плаще обернулась и оказалась в некотором роде двойником Афтара, как и все осколки. То же самое тощее долговязое телосложение, но на лице – жестокость, в сине-фиолетовых глазах узор, как на зимнем стекле, а волосы подстрижены до короткого ёжика.

- Чувак, нельзя же так! С пистолетом! – Афтар метался взглядом от тела на полу к фигуре в плаще, и крупно трясся.

- Да, ты прав, винтовка мощнее и элегантнее, но незаметно её не удается носить. Некоторые полезут на тебя только чтобы посмотреть, как ты будешь ею пользоваться, и умереть с чувством правоты и наслаждением от того, что тебя поймают и накажут. Нет, это не мой вариант. К тому же, на ближних дистанциях винтовку можно отобрать гораздо проще, чем пистолет.

Фигура в плаще надвигалась, зловеще улыбаясь. Рух прижался к стене и понял, стоя на ватных ногах, что приключений в его жизни немного через край. Мрак с каким-то отрешенным видом стоял рядом и не вмешивался, лишь следил за развитием событий.

Афтар вскинул винтовку и нацелил на человека:

- Стой! Не подходи! Кто ты вообще такой?

- Стреляй, Афтар, - Мрак сощурил глаза, рассматривая человека в плаще.

- Я? Я тот, кто победил в себе смирение со слабостью. Тот, кто нашёл силу в оружии. Тот, кто больше не позволит другим быть сильнее. Положи винтовку и уходи, или нажми на курок и стань мной.

- Брось пистолет!

- Никогда.

Фигура в плаще метнулась в сторону и вниз, под винтовку, одновременно вскидывая пистолет. Раздался выстрел и крик – драконид перехватил любителя оружия и сломал ему руку. Бесполезный железный уголок покатился по полу. Плащ любителя оружия словно бы испарился, а на его футболке расплывалось красное пятно. Тело самого слабого из всех исчезло с пола, или бывшая фигура в плаще стала тем самым телом.

- Я же промазал… - Пролепетал бледный Афтар, глядя на тело у ног, бесцеремонно обшариваемое Мраком.

- Да, а он сам себе вырыл могилу. Без оружия или с оружием, он остается самым слабым из всех. Если позволять своей слабости брать над тобой верх, или как слабак быть опьяненным силой, ничего из этого хорошего не выйдет. Итог будет один.

Драконид встал серой тенью над раненым и посмотрел Афтару в глаза.

- Ну что, прикончишь его, оставишь здесь умирать, или дашь шанс и признаешь часть себя, возьмешь с собой?

- Спасём, если еще можно.

- Тогда положи винтовку, пока грифон за твоей спиной не решил всех нас обезопасить.

Острое лезвие впилось под лопатку, прямо у сердца, продырявив кожаный плащ. Афтар покосился на винтовку. На деревянное ложе, отполированное с любовью, идеально лежащее в руках. На совершенные черты затвора. Взгляд пробежал вдоль черного ствола до мушки, снова на затвор. Гармония, совершенство, разве можно её бросить? Рука так хорошо лежит, а кожаный рукав… рукав?

Винтовка отлетела в сторону, и Афтар стал самим собой.

Рух со вздохом облегчения отбросил шпагу.

Не разговаривая, втроем они вынесли самого слабого и закрыли мирок.

Когда молчаливая процессия покинула музей слабости, самый слабый из всех обнаружил, что раны затянулись, и он может идти сам.

- Зачем я кому-либо из вас нужен? – Спросил он неуверенным голосом, когда подошёл к дверям Афтарохранилища.

- Без тебя я бы слетел с катушек, - ответил Афтар, - не вытерпел бы жизни, наломал бы дров. Спасибо, что помог смириться там, где я не знал, как поступить иначе кроме как…

Оба кашлянули, понимающе посмотрели и пожали друг другу руки.

- До встречи.

- Поменьше меня слушай и найди другие способы действовать.

Осколок ушёл, и Рух произнес в тишине:

- Ну, всё, ребята, я домой. Спасибо, сегодня было много интересного, и мне нужно время, чтобы это переварить, - он неопределенно махнул рукой и развернулся. Пока, Мрак.

- Отдыхай, мы поработаем без тебя, если завтра опоздаешь. Можешь вообще не приходить, увидимся послезавтра. До завтра, Ядро, мне тоже нужно отдохнуть.

- Уходите? А давайте я напишу, что вы полны сил, вдруг поможет?

Мрак пригляделся к источнику идиотского вопроса, перифирическим зрением следя за грифоном. С того словно бы спала вся усталость, а движения приобрели хорошо знакомую грацию холодной ярости. Ничего, один другого исправит, если не убьет. Поскорее бы найти ум Афтара… Вслух же Мрак сказал следующее:

- Не поможет, Ядро. Ты – всего лишь осколок, а не целое, и такой опыт нет смысла ставить, пока не станешь целым. Будь добр, иди пока к остальным и изучи себя, узнай сильные и слабые стороны тех, с кем объединишься.

- Даже если они попытаются прикончить меня и стать ядром?

- Особенно если они захотят это сделать. Будешь знать, с чем столкнешься в жизни, где дашь слабину. Оружие брать в руки, например, тебе не стоит вообще никогда. Но то, что ты можешь убить свою часть – это хорошо. Тебе это понадобится, когда встретишь влюбленность или безответную любовь, веру в идеалы, справедливость, честность, или когда почувствуешь желание помогать другим…

Всё это произносилось таким упоенно-сладким тоном, что Афтару стало тошно. Словно бы он снова оказался в детстве и встретил взрослых, учащих его жить неправильно, по-злому, говорящих «вырастешь - поймёшь».

Афтара проняло. Не ожидав такого от своего спасителя, он обратился к единственному доброму, но к несчастью, замученному им же самим существу.

- Рух, что он такое говорит? Тебе же тоже это кажется неправильным? Рух? Мы же заодно? Как же…

Грифон склонил голову на бок и, слегка прищурившись, плавно указал рукой в сторону драконида:

- Посмотри, Афтар, перед тобой тот, кто знает тебя достаточно хорошо, чтобы помочь собрать. Знает твои слабые и сильные стороны, твои секреты, характер… ничего не напоминает? И сейчас он пишет тебя, пишет, собирает по частям, как ему удобнее, дает советы, словно бы ты – его персонаж, и он знает, что тебя ждёт.

Рух, будто бы медленно танцуя, двигался вокруг Афтара, пока тот менялся в лице.

- А может, я – сам по себе, а ты – придуманная история, миф, или, о… или ты – прошлое этого мрачного драконида, пока не совладавшее с собой, не ставшее им? Почему он знал, что тебе нужно стрелять? Почему хорошо ориентируются в мирах осколков? Нашёл с тобой общий язык? Потому что ты станешь таким же.

- Да я лучше умру, чем стану таким, как он! – воскликнул Афтар, едва справляясь с лицом, и убежал по туннелю прочь.

Рух тихо прошептал что-то, закрыв глаза, и сполз по стене, обхватил голову руками – ему стало очень и очень стыдно.

Один лишь Мрак посмеивался, скрестив руки на груди, и отвечая вслед убежавшему Афтару:

- Чтобы стать таким как я, одного раза будет недостаточно.

Приглашение на танец

Вечером по пути от пещеры Рух зашел в гости к Лизабет – та снова сидела возле дома и вязала. Первая перчатка уже была готова, и сейчас спицы мелькали, в серебристых ладонях, творя вторую.

- Привет, как прошёл день? – спросил грифон, присаживаясь на скамейку справа от девушки-панголина.

- Неплохо. Оразай довольна моим знанием растений, времени и способов сбора, а так же умением готовить из них те или иные препараты. Поделилась еще частью секретов. Так что за свое будущее я спокойна, если останусь жить в Подгорном или похожей климатической зоне. Сегодня в город приехали строители, открылась запись на обучение печников и каменщиков, так же нужны добровольцы в ремонтную бригаду, обновить фасады и кровлю домов на призаборной улице. Парни рвутся туда, да и мне было бы интересно. Вдруг буду строить свой дом, или хотя бы оранжерею для низинных и южных трав. Сможешь пойти со мной?

Грифон обрадовался, но тут же сник, вздохнул и стал бормотать:

- Ох, Лизабет… я тут все на свете пропущу с этим... Да и сам ещё хорош, только порчу… с кем поведешься…

- Расскажешь? – стрельнула ящерка глазами.

И грифон поведал ей о вчерашних и сегодняшних приключениях в сети пещер. О новых мирах, которые повидал и закрыл, о новых гранях Афтара. И о последних двух гранях, когда произошло вообще не понять что, и Афтрар соединился с одной неприятной гранью прямо в самом мирке.

- Знаешь, Лиз, его, похоже, хорошенько подогрел Мрак своей вежливостью и оптимизмом, но я этого не заметил. Мрак говорил, что Афтар для него это инструмент, или способ. И еще я видел мирок, который Мрак создал для себя, чтобы отдыхать. И мне вдруг пришла в голову мысль, что Афтар может быть созданным искусственно, быть неудавшимся экспериментом, способом открыть врата. Но он был не готов, чтобы я не то что назвал его творением, а даже сравнивал его с Мраком, пару минут назад предлагавшим ему заряженное ружье и убийство человека. Меня понесло, он не выдержал и убежал куда-то в пещеры, я не знаю куда. А если Афтар снова развалится на куски и всё сначала? Теперь Мраку еще искать его. Хотя он выглядел довольным шуткой и заверил меня, что не составит труда найти человека, так как можно закольцевать участок сети с ним. И что я должен пойти отдохнуть, завтра у меня выходной.

Грифон подтянул ногу и положил клюв на коленку, ожидая реакции. Лизабет продолжала вязать, поглядывая на своего друга. Когда молчание затянулось, она сказала:

- То, что тебе от этого стыдно, я вижу. То, что вы устали и пережили много всего, я понимаю и сочувствую. Ругаться не собираюсь, это бесполезно по прошествии времени и не подсказывает путей решения. Расскажешь, почему тебя так раздражали слова Афтара? Но только обдуманно, объективно, хорошо? Что ты упустил?

Рух задумался, глядя на вечереющее небо. Листья над головой красиво просвечивались оранжевым солнцем насквозь, нежно колыхались на едва уловимом ветерке. Давно ими не любовался…

- Видимо, я упустил отдых. Давно не высыпался, не пел, не катался на велике, не фехтовал, не выплескивал эмоции, не общался нормально ни с тобой, ни с Заком, ни с ребятами. Каждый день бегаю в гору и обратно, устаю как собака, но это не то. Недостаточно выхода для всего, что накопилось.

- А что накопилось?

Рух прижал уши:

- Агрессия. Мне было не до того, хватало времени поесть и рухнуть спать. Иногда поболтать вместо еды или сна.

- Последнее лестно, ты ценишь меня больше еды, - улыбнулась девушка, - но мне жаль, ты забыл бороться с лишним раздражением. Зачем, по-твоему, существуют спортивные состязания? А тяжелая работа, которую без проблем бы решили простые машины? Лопату или топор в руки и вперед, пока не полегчает. Или что еще в руку ляжет приятное.

Рух прижал уши еще сильнее и покосился на Лизабет.

- Спасибо, я все помню и понимаю.

- Не похоже, иначе бы применял.

Панголин обняла его за плечо и взъерошила перья на голове.

- Ты будущий волшебник, и тебе нельзя быть импульсивным. Это не значит, что ты должен быть эмоционально-мёртвым, как Мрак, это значит, что нужно уметь собой управлять. Я могу помогать тебе, но лучше тебя самого за твоим состоянием не будет следить никто. Пожалуйста, повтори то, что нужно знать каждому гражданину Общего касательно агрессии. Ты же хочешь сдать на гражданство досрочно?

Грифон вздохнул и обнял хвост девушки своим.

- «Агрессия копится так же, как усталость, голод, похоть и раздражение от неудобства. Эти состояния увеличивают агрессивность. Внешняя среда не вызывает агрессию, но может спровоцировать ее выплеск. Не давать этому выход означает деформировать свое поведение, характер, быть злым, непредсказуемым и неприятным. Можно хорошо сдерживаться, но однажды взорваться из-за пустяка. Лекарство от агрессии – спорт, физический труд, творчество, переживание разных эмоций, выплеск негативных эмоций на эрзац-объект. То есть на что-нибудь абстрактное или неживое.

Если не удовлетворять потребности организма, они захватывают тебя в неподходящий момент. Если уделять им чрезмерное внимание – они захватывают на всю жизнь.

Не каждый будет настолько силен, чтобы устоять, когда одна из потребностей затмит разум и ради ее выполнения нужно будет всего лишь нарушить приличия, закон или испортить чью-то жизнь. А потому терпеть можно до разумного предела, когда ты еще в состоянии себя сдерживать, несмотря на давление обстоятельств». - Рух почти слово в слово повторил строчки учебника по здоровью, который, как и любой житель Общего, изучал еще в школе.

Лизабет улыбнулась и в глазах ее заплясали огоньки:

- Ну что, раз все знаешь, осталось понять и сделать. Выбирай: по велосипедам и кататься, пока ноги не отвалятся, поиграть в волейбол с ребятами, или мне вынести мечи и пригласить тебя на танец?

Её пальцы пробежались по ребрам грифона, так что тот свалился от щекотки под скамейку.

- Определенно танцы! Лучшие из тех, что я знаю!

- Тогда если проиграешь – я тебя щекочу, сколько захочу. Бери велик да поехали. Не будем пугать город твоими воплями.

Рух крепко обнял Лизабет и побежал к себе за инвентарем. В конце концов, поспать можно и завтра. Осталось только придумать, что попросить, если он выиграет. Хотя проиграть, если так подумать, тоже будет не обидно.

Ночной туман

Была тёплая летняя ночь, когда холодное дыхание гор не успевает справиться с жаром нагретой земли, и можно гулять хоть голышом – не замёрзнешь, разве что тебя увидят другие, так как на улице достаточно светло. Бессонное время, за которое расплачиваешься осенним желанием впасть в спячку и не просыпаться до весны. Но это потом, а сейчас – бодрость, радость, пьянящий восторг от редкой погоды и приятной компании.

Пернатый спускался по полю к реке, ловя голыми руками полосатые потоки воздуха – горячие, пахнущие соком трав, и ледяные, на запах как комары и ил. Подъёмы и низины, слоёный пирог из ощущений, простые радости от того что жив и можешь чувствовать.

- Представляю, каково быть голокожим и ощущать эти перепады всем телом… Наверное, можно даже раствориться в окружающем мире, стать его частью.

Рухгерт обернулся, явно спрашивая об опыте, и Лизабет хихикнула:

- Ты меня мысленно раздел, или считаешь, что одежда на чешуе не сохраняет тепло в отличие от меха и перьев?

Грифон прижал уши, его голова стала светиться чуть ярче – явно покраснел от смущения.

- Я просто забываю о таких деталях, когда представляю себя другим.

- И что подталкивает представлять? – ящерка приблизилась к остановившемуся другу.

- Разное. На днях, например, Человек спорил с Мастером снов, кто лучше чувствует ветер. Он своей лысой башкой, или она своими длинными волосами. Ему не отрастить такой шевелюры, но он предложил всем сомневающимся в его правоте побриться налысо и проверить, дескать, ничто не сравниться с нежным прикосновением ветра к макушке.

- Ну, Рух, ты можешь попробовать ощущения от ветра без шерсти, - голос Лизабет стал игривым.

- Побриться налысо и выщипать перья? – Рух взметнул хвост дугой и поднял брови.

- Это будет неаппетитно. Есть другой способ – почувствовать окружающих, настроиться на их ощущения. То, чему учила тебя в лесу. Потренируемся?

Горячая чешуйчатая ладошка легла на узкую грифонью талию, мордочка оказалась на костлявом плече. Миг – и Рухгерта захлестнуло теплом и негой. Сосредоточив взгляд на густеющем в низинах холодном тумане, пернатый выдавил из себя:

- Волшебство для удовольствия? Не ты ли мне говорила этим вечером, что нужен самоконтроль и серьёзный подход?

- Занятия должны быть приятными. Так легче учиться и больше желания повторять успехи.

Рух, не наклоняясь, сорвал травинку с метёлочкой на конце и пощекотал ею длинную шею панголина. Та осторожно взяла губами длинное грифонье ухо. Вставшие дыбом перья пощекотали мордочку.

- Мне этих впечатлений, - тихо выдохнул Рухгерт, - хватит на много месяцев вперёд, Лиз. Отпусти, пока не отравила.

Освобождённое ухо стало торчком, но не так светилось, как прежде от смущения. Лизабет с интересом наблюдала, пока инфракрасное свечение подсказывало эмоции.

- Ну так как? – прошептала ящерка, - хочешь потренироваться и почувствовать моё состояние? Почувствовать моей кожей?

Рух повернулся и обнял Лизабет в ответ.

- Если смогу сосредоточиться на столь нежных вещах, - тихо сказал грифон дрожащим от волнения голосом.

- Я помогу…

Другая планета. Афтар

На холм поднималась фигура. Иногда она скрывалась за валунами, так что с вершины было не разглядеть, но видимо, это петляла тропа. Человек подумал было, что ищут его, и притаился. Но нет, фигура подошла на вершину к странному убежищу, остановилась немного не доходя… встала на колено, склонила рогатую голову и положила у камня цветы.

Красно-ржавый пейзаж, темно-серая тень, стоящая у камня, и яркие васильки – маленький букетик из четырех веточек.

Человека пробрали мурашки. Он тихо встал и вышел из укрытия. Фигура не шелохнулась. Массивный шипастый хвост покоился на земле, взгляд серых глаз обращен в бесконечность.

Пожалуй, прятаться глупо. А то, что психанул, сейчас не будет иметь значения.

Человек медленно подошел и встал рядом. Драконид лишь взглянул на него – ни резкий, ни обжигающий взгляд, а спокойный – и снова погрузился в себя.

Они постояли так минут пять.

- Ты знал его? – спросил хриплый голос.

- Читал. Пережил, - так же хрипло ответил человек, - это ведь холм Спендера?

- Да.

Человек опустился на корточки и коснулся камня, закрыв глаза. Посидел так с минуту, встал, шмыгнув носом, и пошел вниз. Мрак молча устремился следом.

- Что будешь делать теперь?

- А у меня есть выбор? Встречу остальные части себя, да постараемся вернуться.

- И будешь держать обиду?

- На кого кроме себя я могу обижаться?

Ответом было молчание, но любой другой ответ нарушил бы установившееся в человеке равновесие.

Когда они уже подошли к ракете, человек обернулся:

- Кого ты не пускаешь в другие миры?

Ясным взглядом Мрак пригвоздил человека к ступеням. В теплой пустыне слово прозвучало холодно, как сталь:

- Людей.

- Но я их там видел, когда гулял с Рухгертом.

- Тогда присмотрись в следующий раз, как придешь к нему в гости.

Человек открыл рот и закрыл. Слишком много в одной фразе получилось интересных выводов. Вместо десятка вопросов он сказал единственное слово:

- Спасибо!

И шагнул в ракету.

Мрак

- Ты хорошо себя чувствуешь? – Раздался звучный голос, и Мрак в ответ сложил полупрозрачные крылья. Доспех на нём мерцал, исчезая фрагментами.

- Как видишь, несколько устал, Глэн, - ответил драконид хрипло и втянул крылья в спину. Металлические куски брони потеряли блеск и стали казаться тканью униформы. Материал обретал фактурность, пока не стал настоящим, и Мрак гордо распрямился, снова уверенный в себе.

- Теперь лучше. Сам, как вижу, уже без брони. Побывал в мирке нудистов?

- Нет, позировал художнику, - на морде Глэна отразились эмоции, более подобающие его собеседнику, - а ещё нашёл пару жёстких мест, но не нашёл подход к Осколкам. Если хорошо себя чувствуешь, возьми их на себя, ладно? Могу просто закрыть их силой, но что добру пропадать? Только не зевай – укусит.

- Ты меня знаешь, - ухмыльнулся Мрак, - так что давай адреса портов, навестим.

Мир, в котором есть волшебство, или высоко развитая технология. Можно считать, что сама сеть пещер является таким миром, но простой гость вряд ли сможет воспользоваться её возможностями – волшебство доступно стражам границ и открывшим свои врата новичкам, если доступ настроен правильно и они знают, как всё работает.

И в этой сети, после случайного распада Афтара в залах обретения формы, появился мирок осколка-волшебника, притом не самого доброго. Его силы хватило, чтобы не пустить Глэна, спрятаться, отстреливаясь, отбиваясь, и дракон не стал давать сдачи – слишком сильной она бы была. Всё же, осколки нужны живыми, в той или иной форме, пока не будет собрано целое.

Для неискушенного наблюдателя, одетый в униформу Мрак вызывал меньше страха по сравнению с Глэном, и не производил впечатления серьёзного противника. Может быть, поэтому он смог пройти через врата. Тёмный грот, парящие в воздухе желтые и оранжевые огоньки. Как сухие листья, брошенные в костёр, взмывают в воздух, опаляются, прогорают, обугливаются, и лишь искорки сродни электрическим бегают на ветру по черноте их скелетов.

Напряжённое ожидание.

Шпага материализовалась в чешуйчатой руке, взгляд серых глаз устремился в бесконечность, не фокусируясь ни на чём, и в то же время видя всё. Состояние, в котором чувствуешь намерения других и приближение со спины.

Плавающие огоньки в темном каменном гроте. Холодная сталь в руке. Рывок сзади, уворот, удар, вихрь огней и пляски теней, кровь на клинке, раскатистый смех под сводами, чей источник скрывается в тени и множится эхом.

И новые атаки, не столь материальные, невидимые, но ощущаемые. Атаки, призванные ранить не тело, но душу, истощить силы, заставить скрыться или подчиниться чужоё воле. В темноте вырисовалась фигура с посохом и в странном плаще, оставлявшем грудь открытой. Амулет на шее, кольца на пальцах, вышитые руны на одежде – тронь, и взорвутся осколками, и такой же, как у Мрака, сосредоточенный взгляд при кажущейся отрешенности.

Волшебник направил огонь, и Мрак поднял щит зеленого стекла; попытался опутать щупальцами, но драконид выпустил горящие шипы и лезвия; попробовал сам создать лезвия, но те не могли достичь цели, ломаясь и завязая в воздухе.

Огоньки не меняли своего медленного танца, а яркие вспышки битвы не просачивались в видимый мир. Битва волшебников не зрелищна, и даже по напряженным лицам сложно узнать, что происходит. Единственный способ почувствовать – это принять участие и испытать на себе все приемы, которые сможете пережить.

- Прекрати это, и я тебя не трону, - хриплый голос Мрака звучал спокойно. В ответ донёсся истерический смех.

- Не тронешь? По-твоему, отнять у меня волшебный мир – это «не тронуть»? Я могу делать здесь что захочу, а тебе это не нравится. Зачем ты пришёл?

Несколько лезвий метнулись в драконида и слегка задели руку. В легком свечении раны заросли вместе с одеждой, не осталось даже следа. Мрак ухмылялся, наблюдая реакцию волшебника.

- И почему же ты не превращаешься в другое существо, оставаясь собой? Почему не вызываешь суккубов? Не творишь в этом зале дивные миры, о которых мечтал и куда мог попасть только в фантазиях? Почему не делаешь ничего, лишь упиваешься возможностью и кидаешься на остальных?

Волшебник на мгновение замешкался, не зная, что ответить, и подпустил Мрака чуть ближе.

- Не твоё дело! – нашёлся он и тряхнул пол, словно пыльное одеяло. Драконид чуть не улетел от пущенной волны, но устоял на ногах.

- Нет, моё. Представь, что ты построил дом, потратил на это много лет, живёшь в нём и любишь, но тут в форточку залетела оса, ест твою еду и строит под потолком улей. Ты берёшь полосатую гадину тряпкой и выкидываешь её на улицу, но каждый раз насекомое возвращается и пытается тебя ужалить, защищая свой дом. Ей невдомёк, что ты тут уже живёшь. У неё нет понятия о собственности. Она хочет жить и размножаться, и нашла для этого хорошее местечко. Ты убил растения и помешал животным, пока строил, она хочет убить тебя, если будешь и дальше мешать. И в итоге единственный способ разрешить проблему – убить эту сучку и спалить улей, пока не поздно. Ведь если ты сдашься перед насекомыми, то как будешь жить среди людей?

Щиты, уклонения, парирование ударов клинком, ухмылка на серой морде и оскал на бледном лице.

- Сейчас в роли осы – ты, - продолжал Мрак, - и, если хочешь знать, я тебя сильнее.

Клинок драконида потерял форму и втянулся, слился с рукой, а ухмылка стала ещё явственнее. Волшебник глянул в сторону и выругался: там, где человек создавал по три-четыре лезвия, Мрак создал огромную самолётную турбину, что в жажде перемолоть начала засасывать в себя окружающий мир. Сильнее, чем можно было подумать. Волшебник чуть не заорал от ужаса, когда с него сорвало плащ, и страх подсказал выход. Что-то вроде кирпича или гранаты отправилось в жадное, приближающееся жерло, и вся конструкция вздрогнула, исказилась, загорелась, сыпля чёрную гарь, и, наконец, отхлынула к ногам Мрака, снова становясь его частью.

- Последний шанс. Ты отнимаешь много времени, чтобы играть на истощение. Сдавайся и пошли отсюда.

Волшебник зажёг в руках чёрное пламя. Мрак не стал говорить, какая это банальщина, а просто поморщился и внезапно оказался за спиной человека, скрутил руки и впился зубами в шею, лишив возможности сопротивляться.

Крепкая хватка, мерзкие объятия, боль, и язык, водящий по шее, лакающий кровь. Тихое довольное рычание, от которого подкашиваются ноги и встают дыбом волосы.

Шаги в тёмном гроте. Гаснущие огоньки, судорожно дёргающиеся, теряющие свет, отгорающие в сажу.

Хриплый голос, доносящийся спереди, хотя должен бы сзади сбоку:

- Посмотри мне в глаза.

Фигура драконида возвышалась над человеком, и в то же время такая же держала его со спины. Ни отвернуться, ни зажмуриться, взгляд серых глаз обжигал и приковывал, хотя в сгущающейся тьме не должен был быть различимым.

- Посмотри мне в глаза.

Серая ладонь сдавила лицо. Волшебник всхлипнул, сморгнул слёзы и встретился с острыми щёлками зрачков.

Огоньки вздрогнули и погасли.

Разговор с отцом

- Что, Рух, Зак опять в отъезде? - спросил папа, заглянув вечером в комнату. Рух читал, лежа на кровати, но отложил книгу на подоконник и сел.

- Да, пап. Новые знакомства и контакты, другие края.

Седоватый грифон присел на стул, навалившись боком на спинку.

- Завидуешь? – спросил он с прищуром, глядя своими янтарными глазами в суть того, что сказал Рух.

Тот лишь смущенно улыбнулся, не отводя взгляда.

- Путешествиям. Не общению с кучей разного народа и мельтешению лиц. Даже если некоторые из них приятные.

- Даже если бы некоторые из новых приятных знакомых хотели бы узнать тебя ближе, когда ты отдыхаешь от дел?

- Может быть. Может быть, я до этого еще не дорос. Пап, скажи, ты ведь когда встретил маму… До нее ведь общался с другими девушками? В смысле…

- Думал ли я, что свяжу жизнь с ней или кем-то ещё до неё?

Рух кивнул.

- Вы, конечно, рассказывали, когда я был меньше, но некоторые моменты я забыл, а некоторые вряд ли озвучивали.

Отец улыбнулся и пересел к сыну на кровать, чтобы продолжить разговор приглушенным голосом.

- Да, мне нравились девушки до неё. Доводилось и влюбляться. Вначале я не очень умел проявлять свои чувства, и из первых влюбленностей ничего не вышло. Потом научился. Твоя мама очень в этом помогла. И кое-кто до неё, если между нами. Хотя она в курсе, у неё тоже был выбор, и мы выбрали друг друга.

Рух смущенно улыбнулся, обвив хвостом ножку кровати.

- Даже не представляю, что с тобой было, когда ты выбирал. И, пожалуй, не хочу пока знать.

Седоватый грифон вернул улыбку, отметив про себя проницательность сына. Тот продолжал:

- Одни говорят о любви, одной на всю жизнь. Другие влюбляются каждый месяц в новых людей. А я смотрю на них и не понимаю, как они определили для себя, какие они. Как понимают, любовь это или влюбленность. И как живут с этим. В книгах нет ответа, все пишут о разном, и никто не пишет так, чтобы было понятно мне.

Отец улыбнулся.

- Извини, ты появился на свет без инструкции в комплекте. Пришлось на ходу узнавать, как ты устроен, и как себя с тобой вести. Конечно, разные советы, жизненный опыт и знание педагогики мне помогли, но это общие знания. Понять кто ты, можно только пробуя то или иное. Да ты и сам познаёшь себя точно так же – начинаешь разные дела, по-разному общаешься с разными людьми, прислушиваешься к ощущениям. Нам понятно чаще всего то, что перекликается с нашим опытом. Не ищи ответа в книгах, ищи в себе.

- Как? У меня возникают разные влечения и симпатии, но как понять, что любишь кого-то, или влюбился?

- Другие люди – те же книги, каждый скажет тебе о своем, неприменимо и непонятно для тебя. У меня есть ответ, который взбесил бы тебя пару лет назад, да и сейчас может разочаровать: «поймёшь, когда будет с чем сравнивать». У меня есть способ, который помог мне, но может быть бесполезным для тебя: не спеши, если не чувствуешь достаточно долго, чтобы принять чувства всерьез. Так отсеешь мимолетные увлечения.

Рух посмотрел без энтузиазма, как золотоискатель, промывший уже вагон песка и не нашедший ни крупицы золота.

- Хорошо, мимолетные веяния будут отсеяны. Останутся сильные чувства. Как мне отличить влюбленность от любви, и что с ними делать, чтобы не наломать дров? Что если я ошибусь?

- А как мне объяснить, какой вкус у соли, если ты никогда не пробовал соленого или называешь его другим словом? Думай головой, а не чем-либо другим, тогда меньше дров. Встретив и сравнив чувства, поймёшь и научишься отличать. Может быть, не встретишь одно из этих состояний долгое время, и будешь гадать между двумя влюбленностями, какая же из них – любовь. А может быть, почувствуешь оба чувства сразу. Здорово, если к одному человеку. Прекрасно, если это будет взаимно. В любви больше разума, на мой взгляд, она спокойнее. Влюбленность пьянит сильнее, но быстро выгорает. Может длиться несколько лет, да, но, в конце концов, отпускает тебя и оставляет трезвым. Это не значит, что стоит отказываться от ярких красок и жить тускло, если ты свободен. Но и не значит, что стоит кидаться в омут с головой – а то твоя жизнь полетит под откос. Любовь созидает, влюбленность разрушает. Я бы определил это так. И давай я не буду добавлять условие взаимности и путать тебя, мы тут не математические формулы выводим.

- Спасибо, это уже что-то.

Рух замялся и опустил взгляд, не зная, продолжать ли и как, не находя от смущения слов. Папа не торопил. Мысли смешались в кучу, и то, что хотелось и не хотелось сказать переплелось, спуталось и завязалось узлами – не вытянешь одной нитью.

Пауза затянулась, папа осторожно навалился на спинку кровати и сказал, глядя в окно:

- Я могу рассказать больше, но есть знание, которое может убить вкус к познанию. К некоторым вещам ты, может быть, не готов.

- Когда есть друзья-панголины, старший друг Писатель и доступ в библиотеку с книгами по самокопанию, некоторые вещи принимаешь раньше. Хотя в таких книгах есть милое предупреждение «дальше стоит читать только тем, кто уже испытал первую влюбленность и пережил её». Горькое лекарство для тех, у кого из этого ничего не вышло, и горький яд тем немногим, кто ещё не знает, что обречён на провал. Ты об этом?

- Да, вроде того. Некоторым, вроде меня, нужно провалиться несколько раз, чтобы начать поступать правильно и не сокрушаться о несправедливости мира. У некоторых есть только первая влюбленность, которая длится всю жизнь. И им не нужно знать, что почти все остальные люди в свой первый раз провалятся – сомнения могут разрушить их чувства.

- Да, пап, я читал о подобном. И опыт бездействия у меня есть.

Отец наклонился ближе и сказал совсем тихо, чтобы было слышно только Рухгерту.

- Тогда вот кое-что, что я не видел ни в одной книге. Все считают, что встретив любовь, человек обретает счастье и покой, и его ничего более не тревожит. Это не так. Я влюблялся до свадьбы, я влюблялся после. Мы не выбираем, что чувствовать, но мы можем выбирать, как поступать. Я не фелин, хотя порой очень хотелось поддаться разрушительному порыву страсти. Убивать влюбленности можно, но очень тяжело, когда они набирают силу. Мне пришлось это сделать пару раз, чтобы освободиться. И я научился распознавать симптомы, всматриваться в свою душу и выдирать сорняки, чтобы они не задушили то, что я долгое время выращивал с любовью. И вырывать лишнее.

- Пропалывал баобабы?

- Именно.

Они улыбнулись, глядя друг на друга, и оба посмотрели на книжную полку.

- Спасибо, пап.

- И тебе. Я не понимал эту метафору раньше. Может, в следующий раз я обращусь к тебе за советом.

Рух засмеялся.

- Скорее я к тебе. Я думал, что я чудовище, раз бездействовал. И думал, что чудовища те, кто сильнее своих чувств.

Отец обернулся, взявшись за дверную ручку.

- Может быть, ты был прав. Что изменилось теперь?

- Я понял, как мне повезло с родителями, и какой чушью была набита голова.

Мрак и Афтар

По просторному гроту с хрустальным сводом шли двое, и дневной свет, преломляясь, бликами и радугами переливался на их фигурах. Одна фигура была крылатой, рогатой, с мощным, как у крокодила, хвостом, и побрякивала доспехом. Другая же была бесхвостой и принадлежала тощему одуванчику в убитой пыльной обувке, протёртых до дыр штанах и легкой куртке с закатанными рукавами.

- Я, наверное, злю вас и раздражаю, столько проблем, разрушений…

- Может быть. Но мы в состоянии всё исправить.

- Спасибо за это. И что разрешили помочь, и что спокойнее ко мне относитесь, чем Рух.

Мрак остановился, пёстрый и яркий в дивном освещении, но с тем же бесстрастным выражением на морде.

- А эмоции для дела не нужны. Чтобы чинить вещи, нужно понимать, как они работают. Любовь и ненависть не влияют на результат, если разум не задействован.

Человек выглядел удивлённым. Потеребив края куртки, он осторожно возразил:

- Но ведь отношение к делу может помочь. Приятнее заниматься тем, что любишь делать, разве нет?

- И тогда тебе будет не о чем говорить с друзьями, кроме твоей любимой работы, - Мрак фыркнул, - Мне нравится моя работа. И чтобы делать её хорошо, нужно поступать по определенным правилам, независимо от того, что на душе. Пока ты со своими мирами-осколками занимаешь порты, у нас нет доступа к другим мирам. Это значит, что мы не можем жить и работать, как раньше. А ещё это значит, что часть наших ребят не могут вернуться домой из чужих миров, в которые они уходили по делам, так как твое появление заняло порты, и позакрывало врата. Ладно, что скрипты остались, и восстановить их будет гораздо легче, чем создавать новые, - Мрак пожал плечами и брякнул доспехом, после чего продолжил:

- Мы бы могли просто уничтожить лишнее, отказаться от долгого и муторного собирания тебя по кусочкам, потому что надоело, потому что ты дурак, или потому что больше переживаем за друзей. Я мог бы пойти и убить несколько твоих нелюбимых граней, что доставило бы нам обоим удовольствие и сильно бы упростило жизнь.

Афтар съёжился под холодным взглядом, но Мрак даже не сделал паузы в словах:

- Но это не те действия, которые нужны для результата. Нам нужны врата в Подгорный и врата в твой мир. Это значит, что ты должен вернуться целым, а если решишь от кого-то из себя избавиться, то должен сделать это сам. И потому мне приходится поступать правильно, несмотря на свои желания, - закончил Мрак и пошел не спеша дальше.

Афтар задумался, опустив голову, и пошёл следом. В глазах зарябило от переливов цвета - смотреть под ноги оказалось невыносимо.

- То, что вы сказали, очень походит на отношения с семьёй. Чтобы всё работало, иногда приходится переступить через себя и делать то, что нужно, вместо того, что хочешь.

- Это везде так. Эмоции как огонь. Они могут освещать путь, согревать в ненастье, можешь заключить их в своеобразный двигатель, чтобы они работали, а не жгли ресурсы вхолостую, но стоит заиграться или потерять контроль, и приходит беда.

- Но это же противоестественно, отказываться от своих чувств!

- Ну, в таком случае, - ухмыльнулся Мрак и развёл руками, - тебе не стоит жить долго, чтобы не предавать свои идеалы. Не искушай меня. Ты сейчас жив и говоришь со мной, только потому, что остальные умеют управлять своими эмоциями. В первую очередь – твои родители, которые возились с тобой, пока ты был мешающим спать глупым производителем плача и грязных пелёнок, а потом они учили тебя читать, писать, говорить и думать, одевали и кормили, потому что так было нужно, даже когда им не хотелось. Уверен, что отец уже несколько лет выпинывает тебя идти работать, а ты в свои восемнадцать всё ещё сидишь на родительской шее и учишься на деньги других людей. И ничего не умеешь полезного, пока твой персонаж, как и другие здесь, обладают руками откуда надо. И работают они с пятнадцати лет наравне с остальными. Так что возьмись за себя и помоги прибраться, чтобы заработать наше уважение.

На лице Афтара появилось много красных отблесков. Он промолчал и пошёл следом за Мраком к выходу из пещеры, встречать Рухгерта.

Восстановление. Финал сбора.

Через несколько дней пещеры опустели. Исчезли Мифы – помогавшие собрать разбившуюся на грани личность странные драконы, которых стражи границ не считали за настоящих существ. Не мелькали так же и другие стражи, по словам Глэна, застрявшие в других мирах, пока они не выкинут отсюда Афтара, не заменят сгоревшее от перегрузки оборудование и не восстановят сообщение между мирами. В той части пещер, где находились врата в мирки Афтара, оставалось всё меньше открытых дверей, и в один момент, закрыв очередной мирок, проводив грань до хранилища и вернувшись к шлюзу, Рухгерт обнаружил, что больше врат нет.

- Иди к хранилищу, и начинайте с Мраком отправку Афтара, а мы с Эвором закроем этот пустой сегмент, - сказал Глэн. Надеюсь, много энергии вам не понадобится и все пройдет гладко.

Что ж, отлично. Рух пошел через коридоры, туннели и гроты, стараясь разглядеть подробности стен. Выходило с трудом, хотя он отлично ориентировался и ни разу не заблудился. Странное место. Пахнет не как в пещерах, на вид не совсем как пещеры, и какую карту ни составляй, она окажется неправильной. Будто бы все меняется местами, как знакомое место во сне. Знаешь, как куда пройти, но дорога каждый раз лежит не там, где должна.

В большом гроте с хрустальным куполом была ночь. Звезды и яркие луны давали достаточно света, чтобы осветить пол калейдоскопом отсветов. Говорят, здесь есть лунные радуги, но грифоньи глаза были не такими чувствительными к ночному свету, чтобы их разглядеть.

Полюбовавшись немного, Рух свернул в одну из арок и пришел, наконец, к Афтарохранилищу – полной людей комнате со стеклянной стеной и полупрозрачной дверью, у которой беседовали Мрак и Афтар.

- Похоже, больше твоих запчастей у нас нет. Как ты себя чувствуешь?

- Разбитым на части? – Человек оглянулся на грифона и драконида, но не встретил улыбки, - Не знаю. Это не просто – узнать, что у меня столько сторон и граней, противоречивых, самостоятельных, со своими желаниями и мечтами. Тем более что некоторые из них желают со мной разделаться…

- Счастливец, - рыкнул Мрак, ухмыляясь, - ты можешь увидеть их и поговорить с ними, не прибегая к шизофрении.

- А если они убьют меня или победят?

- Но они это ты, так что всё равно будешь собой. Другим собой, - ответил драконид.

Человек фыркнул. Извращенная логика была явно не для него. Он обернулся к пернатому другу:

- Рух, ты тоже считаешь, что узнать себя это настолько здорово? Некоторые свои части я бы отдал другим, если б мог, а совсем никудышные предпочел бы не знать вовсе. Мстительные маньяки, самоубийцы, трусы, лентяи и извращенцы мне не нравятся.

- И сколько времени и сил ты бы потратил на их отрицание, игнорирование, борьбу с ними за принятие решений и свои поступки? Сколько бы раз эти грани появлялись неожиданно для тебя и всё портили? Узнай их ближе. Ты сможешь избегать ситуаций, в которых нежелательные стороны сильнее тебя и могут все испортить, и научишься давать им решать вопросы, с которыми не в силах справиться сам. В конце концов, перестав бороться с собой и пытаться стать кем-то другим, ты обретешь достаточно сил, чтобы в нужном направлении развивать того, кто ты есть.

Афтар задумался. Пожевал губу, рассмотрел потолок.

- Знаешь, это звучит глупо. Я не могу представить ситуации, в которой мне понадобится исполнять их желания. Не говоря уже о том, что мне это не будет приятно. Часть, конечно, я принимаю, но, по-моему, граней многовато, чтобы быть одним человеком. Лишние ведь могут уйти, я могу их отпустить? Раздать тем, кому они нужнее? Им не обязательно со мной бороться за наше тело?

- Если хочешь, я могу с кем-нибудь расправиться, - широко улыбнулся Мрак, - например, с тобой. Пока только ты создаешь проблемы и тянешь время. Подумай, кого ты боишься больше, себя или меня.

Афтар сглотнул, глядя на острые зубы.

- Бояться себя, ну и дурь! Я пошёл?

Драконид протянул ему руку для пожатия.

- Удачи, ядро.

- Спасибо. За поддержку и помощь. И простите за всё.

Он пожал чешуйчатые руки своих спутников и замер, дотронувшись до двери.

- Удачи, - пожелал вслед пернатый.

- Шуруй уже, - добавил напутствие Мрак, - пока вы все тут толпитесь, твоя оболочка без души ездит в университет и обратно. Если она не нужна, мы можем забрать её для путешествий в твой мир. Или привяжем тебя к креслу и посадим перед зеркалом, будешь сидеть, пока не примешь себя.

Афтар изменился в лице, подпрыгнул на месте и в одно мгновение скрылся за дверью.

- Ну, наконец-то…

Драконид выдохнул и приложил ладонь к двери. От ладони начал распространятся странный витиеватый узор, оплетший сначала дверь, потом стены, а затем пол и потолок авторохранилища. Стены начали сближаться. Грани общались, жали друг другу руки в знак согласия, обнимались и сливались вместе, опутываемые странным узором.

Рух смотрел. Он знал не всех, кто был в комнате, потому что некоторых привели дядя и Глэн, а некоторых – мифы. Интересно, где мифы сейчас? Стали ли они частью человека или покинули пещеры и ушли в другие миры, унеся с собой те мечты, которым не суждено сбыться в родном мире Афтара?

Сперва все шло хорошо, мозаика граней собиралась. Вежливость соединилась с любовью, дружбой и готовностью помогать. Веселье соединилось с безрассудством, злопамятность с мстительностью. Мизантропия с любовью к природе и одиночеству. Безумие и жестокость со вспыльчивостью.

Стены сужались. Грани собирались одна с другой, отрывались, менялись местами, пытаясь найти способ остаться всем вместе. Из многих десятков остались около дюжины фигур, разрывающих себя на части, отрывающих куски друг от друга и меняющихся деталями. Одно целое не получалось, и некоторые части уничтожались другими, чтобы освободить место.

Рух с отвращением отвернулся.

- Никто не говорил, что это будет приятно, - монотонно произнес Мрак, глядя в бесконечность перед собой и поддерживая сияние узоров, оплетая ими поверженные грани и высасывая их, обращая в энергию.

После драки в комнате остались четверо. Один плохой, один хороший, но неправильный, и два ни хороших, ни плохих, но разносторонних и самостоятельных. Сначала все трое попытались расправиться с неправильным добряком, но не смогли, так как он был одним из ядер натуры. Тогда они переключились на злого безумца. Но и его одолеть не смогли, так как его питала агрессия и ярость, он был необузданным порождением сильных эмоций. Тогда все четверо решили управлять телом по очереди, сменяя друг друга

Мрак оскалил зубы и стиснул комнату еще. Четверо встали спина к спине и начали сопротивляться, держать стены, срывать с себя светящиеся лианы узоров.

Драконид закрыл глаза и сосредоточился, как мог, вкладывая в узоры все больше сил. Крылья свернулись и спрятались в спине. Чешуя на нем потеряла рельеф. Остатки брони и униформы превратились в невыразительные куски ткани, мазки краски, и пропали вовсе. Линии тела начали терять четкость.

Злой безумец оказался связан светящимися вьюнами узоров по рукам и ногам. Стена с его стороны поддалась, но остальные трое еще держались.

Тогда Рух уперся правой рукой рядом с ладонью Мрака и от всей души пожелал помочь, поделиться силами, как учила его Лизабет.

Вначале он почувствовал опустошение и ток тепла через руку. Его тепла. Линии узора. Вплетение в эти линии, проникновение, наполнение их соками…

Узор изменил оттенок свечения, стал более теплым и оброс деталями. Фигуры спорили, толкались, ссорились, не принимали друг друга. Рух дотянулся до доброй и готовой помочь, как очевидной и знакомой части Афтара, и оплел её, мысленно прося сделать рывок и объединиться.

Покрытые светящимися узорами, три ядра оказались в объятиях четвертого, доброго, открывшего приятие самого себя.

Ярко вспыхнув, Авторохранилище схлопнулось и исчезло. Свет погас. Лишь двое, поддерживая друг друга, шатаясь, молча добрались до стены и сползли по ней на пол. Один из них при этом чуть не сломал тонкий хвост, а другой сел так, словно хвоста у него вовсе не было…

- И сколько в нем от тебя? – Спросил Рух у Мрака, когда они перевели дух.

- А от тебя? Или в тебе от него? – переспросил Мрак, навалившись плечом на скалу.

Грифон не смог понять, то ли это легкая усмешка тронула губы драконида, то ли они такими всегда были от частых ухмылок.

Рухгерт дернул хвостом и вышел из пещеры в свой мир. Стоял жаркий летний день, камни были горячими. Рух скинул обувь, прошелся по утесу босиком, сел по привычке у края.

Далеко внизу расстилался Подгорный. Маленькие домики на больших участках земли, улочки-веревочки и едва различимые, с точку, фигурки горожан. Звон велосипедов, запах жареных пирожков и холодного кваса, шум игр и повседневных работ, спелость ягод, шелест листьев, прохлада тени и невыносимое пекло на свету, чердаки с настолками и холодные погреба с припасами, обливания водой и полуденная сиеста.

- Как же много прошло мимо, и проходит прямо сейчас…

Занятия ремеслами. Пропущенная работа и обучение на стройке и в мастерских… Можно ли будет жить, не зная, как правильно класть кирпичи и ставить фундамент, как латать крышу и готовить прочную как камень краску из казеина и известки? Как обрабатывать шкуры и обжигать посуду? Как прясть ткани? Как делать вещи надежными и безопасными, проводить расчеты и прокладывать канализацию? Где рыть колодцы? Бурить скважины? Можно ли будет жить, занимаясь чем-то связанным с пещерами между мирами, как дядя Эвор, или придется наверстать всё, что упустил, и работать еще больше, чтобы накопить достаточно средств к началу самостоятельной жизни?

- Мрак, напомни, что я получу за всю помощь Афтару и вам?

- Отдых тебя устроит? А потом ты сходишь к Афтару в гости, если соскучишься или захочешь взять с него долг. Мы достаточно покопались у него в голове, чтобы с этим не было проблем.

- Если б можно было взять Зака, мы бы управились быстрее… - Рух лег, закинул руки за голову и стал покачивать ногами над пропастью. Глаза пили небесную синь, - вот только когда он еще вернется из своей поездки с отцом, эх…

Мысли его пробежали по первым учебникам волшебства и мечтам, совместным занятиям, как на смену занятиям с Заком пришли уроки с Лизабет. Мысли уплывали дальше, к разговорам с Писателем, вечерним настолкам в Азеркине, фехтованию по четвергам, пробежкам перед сном и прогулкам под звёздами, полуночному чтению в постели, к друзьям, с которыми так давно вместе не трудился и не отдыхал по-настоящему.

Рухгерт Штерн резко сел и подобрал ноги.

- Сколько отдыха, говоришь?

- Несколько дней точно есть, а то и целая неделя. Восстановим работу сети, перепроверим, а там приходи, Эвор позовёт. Поможешь нам заякорить врата.

- Отлично! – Рух обулся и поспешил вниз.

- Эй, куда ты спешишь? – крикнул ему вслед Мрак.

- Жить!

Драконид рассмеялся и улыбнулся искренней, доброй улыбкой. 

Ночь в Азеркине

За окном была ночь, и в открытую форточку проникала прохлада. Она неспешно струилась, жалась к темному стеклу и часто уступала дорогу теплому воздуху, что был не прочь выйти под звезды.

На столе горела лампа, освещая комнатку желтым светом, исписанные листы покрывали стол, из-под пола доносились отголоски тихих разговоров и потрескивание деревянных стен. Сухой воздух, полный ароматами старого дерева и чердака, смешивался с шелестом листьев в лунном свете.

Строчка за строчкой Писатель выводил свое произведение, ловил образы и запечатлевал на бумаге. Иногда он замирал и прислушивался, хотя речи обитателей Азеркина не появлялись в его рассказах. Иногда он подолгу глядел в окно, силясь разглядеть в темноте тех, о ком не писал.

Вчера на лужайке нашли драконьи следы.

Забавно, что никто не спросил Писателя, видел ли он что-то, словно взгляд постороннего мог бы разрушить местную легенду, а не укрепить её.

Панцирная кровать ржаво скрипнула под ним и слегка укачала, баюкая.

Если спишь на чердаке – слышишь весь дом и всю улицу. Но когда спишь, не различаешь хлопанье крыльев и хлопанье белья на ветру, присниться может всякое.

Где-то вдалеке поезд возвестил гудком о своем появлении и по широкой дуге обошел Подгорный, не тревожа покой жителей грохотом колёс. До Азеркина, возвышавшегося на пригорке, гудок и шум колес долетели сказкой на ночь о дальних краях и путешествиях, о местах, где ты еще не был.

Писатель с улыбкой подтянул пачку листов и продолжил писать в постели.

Этажом ниже Найтел открыл глаза и вздохнул. В окно светила луна, вдали прошел поезд, а в душу закралась старая тоска, превратившаяся в шепот:

- Мне стоит выучиться на машиниста.

То, что могло показаться в темноте одеялом, обняло его крепче и придвинуло к крупной, горячей чешуе. В комнате Найтела негде было поставить дополнительно кровать, подходящую по ширине дракониду, не вынеся узкую койку ита. Но все лучше, чем спать на полу или случайно наступить ночью на крылья.

- Вновь тянет в дальние дали? – Раздался тихий рокот над головой.

- Иногда. Если постараться, смогу разъезжать по миру и возвращаться отдыхать к тебе, Тэй.

Черная тень придвинулась к чешуйчатому боку.

- Ты и так сможешь перебраться ко мне, как закончишь учебу здесь. Ещё год – и дальше ремёсла. Если правда хочешь быть машинистом или его помощником, нужно будет подтянуть науки. Так что учись и навёрстывай, кочевник.

Ит стряхнул с ушей горячее дыхание и снова вздохнул. Учеба не давалась настолько легко, как хотелось бы, ладно, что читать получается уже свободно. К тому же, чтобы жить в этой комнате и кушать, приходилось еще и работать. Раньше, чем многим. Жители Подгорного обычно начинали более-менее серьезно работать после школы, с пятнадцати лет, когда начинались ремёсла. Найтел выполнял разные поручения в своем мире, сколько себя помнил, и с одиннадцати лет трудился, как попал в Общий. Ни опекунов, ни ущемлений в правах. Хочешь жить и умеешь позаботиться сам о себе – живи и заботься, только будь добр обучиться тому же, чему учатся другие дети, и выучить общий язык, чтобы стать гражданином этого мира, как все. Деда Саша предложил комнатку и еду, Найтел помогал по хозяйству. А этим летом он делил арендную плату с Тейгаром. Все хорошо, вот только до окончания школы нельзя уехать. Даже к тому, кто дороже всех.

- Спасибо. Я приеду на следующий год.

Черная рука обняла изгиб крыла.

Заходи, будет интересно

Рух читал, лежа на своей узкой кровати, когда в окно тюкнуло сообщение.

Зак? Уже вернулся?

Взгляд за стекло ничего не дал, друг не выглядывал из форточки в доме наискосок, только послание болталось на леске. Грифон поднял шпингалет и открыл раму, чтобы снять маленькую тележку с запиской. Погрузив руку в прохладный пасмурный день, Рух достал бумажку.

«Заходи, будет интересно».

Что за интриги? Почему бы не зайти самому? Или ему переломали дома ноги, чтобы не убежал от семейного дела – торговли? Или привез какое-то сокровище, которым хочет похвастаться, но не может пронести его мимо домашних?

Рух сбежал по лестнице на первый этаж и влез в сандалии. Ну и что, что не по погоде? Идти пять шагов!

Он пересек дорогу, прошел по дорожке до крыльца и открыл незапертую дверь, стараясь не потревожить сторожевых змей под домом, что жили у львиного семейства вместо кошек. Судя по пустой полке, куда Рух поставил сандалии, почти никого не было дома, что показалось странным. Ну и ладно, отец Зака – фелин занятой, может сразу по возвращению повел всех смотреть на привезенные товары. Предприниматели – народ своеобразный.

Сколько Зак и Рух ни были друг у друга в гостях, а Руху все равно было немного неловко идти по чужому дому без сопровождения или одобрения старших. Как будто бы зашёл без спроса. Или можешь случайно увидеть лишнее. Например, сестру Зака, Сару. Не то чтобы она была невыносима, но в силу возраста и наследственности ее поведение и интересы были сейчас не самыми милыми. И если Заккори общался с девушками во время поездок в другие города, то об общении с парнями ей оставалось только мечтать. Мать следила за ней, а отцу хватало лишь взгляда, чтобы отпугнуть потенциальных ухажеров. Подобная несправедливость мира могла бы загладиться, не дели они с Заком одну комнату на двоих…

- Привет, Сара, - Рух махнул рукой молодой львичке, и та улыбнулась в ответ, - красивое платье. Зак наверху?

- Спасибо, Штерн. Да, проходи… - она кивнула на лестницу.

Покачивая хвостом и мягко ступая лапами по деревянным ступеням, грифон поднялся по лестнице и подошел к приоткрытой двери. Раскрывая ее на ходу и обращаясь в левый угол, Рух произнес:

- Мог бы и навстречу выйти!.. – Зака не было. Грифон осекся и оглянулся.

Зашедшая следом Сара с улыбкой закрыла дверь и, навалившись на нее спиной, вытащила ключ.

Рух приподнял бровь.

- Мне уже стало интересно.

- Как и обещала.

Грифон наклонил голову вбок, уши торчком.

- И давно ты пишешь его почерком?

- Зак с отцом в отъезде, мама с бабушкой и дедом не вернутся до вечера. Мы одни, располагайся.

Грифон нахмурился:

- Я лучше пойду, если тебя это не обидит. Пожалуйста, не пользуйся нашей с Заком почтой или хотя бы подписывай записки.

- А ты бы пришел иначе?

- В гости – нет. Если хочешь поболтать, можем пойти погулять, дождя не предвидится.

Происходящее напрягало грифона. Иногда он ловил странные взгляды Сары, но полагал это просто глупыми девчачьими играми, а не чем-то серьезным.

Маленькая рука бросила ключ в форточку, и тот исчез в траве под окном прежде, чем Рух успел дернуться. Да он и не пытался.

- Не нужно быть предвзятым ко мне. Почему ты такой хмурый? Симпатичному парню не идет быть холодным и хмурым, так рождается одиночество. А смотреть на одинокого симпатичного парня свободной красивой девушке больно.

Рух сдержался и не поперхнулся от «свободной красивой девушки». Да, внешняя разница между грифоном и фелином только лишь в голове и руках, так что оценить красоту тела он мог, когда Сара со слегка переигранной грацией потянулась, прильнув лопатками к двери, и, лукаво улыбаясь, стала приближаться.

Невысокая, едва по плечо, миниатюрная, со светлой шерсткой, она выделялась на фоне рыже-черной шерсти Рухгерта и выглядела почти изящно в своем платье до щиколоток. Если бы не лишняя, еще детская пухловатость, и недостаточно осознанное выражение лица, по меркам Руха она была бы даже привлекательна. Если не смотреть на лицо, то уже была. Однако игнорировать лицо грифон не умел, хоть обычно и смотрел больше на нос или клюв собеседника.

- Нам есть чем поделиться друг с другом, Штерн.

Мягкая, слегка робкая улыбка и дрожащий взгляд. Горячая ладошка легла на рубашку, ловкие пальцы устремились под пуговицы. Маленькие ушки смущенно прижались на миг, а в глазах разгорелся огонь.

Рух шагнул назад, отстраняя Сару рукой, но та лишь перехватила его кисть и, тихо урча, прижала к своей щеке. Грифон отдернул руку, словно обжегся, и отступил еще.

- Тебе не нравится мое гостеприимство, Рух?

- За него можно вызвать на мензуру или устроить бугурт, если наберется разозлённых. Я и Зак против тебя и твоих манер, а? Открой дверь.

- Ключа нет. У меня есть второй, и я с радостью тебе его отдам…

- Если?

Сара расплылась в улыбке:

- Если не будешь противиться судьбе, Рух. Не будь таким вредным, прояви свою суть. Разве я много прошу? Или тебе неприятно? Ты же не хочешь обидеть девушку?

Грифон потихоньку закипал. Проявить суть, значит? Изобрести телепортацию за пять секунд? А кто будет чинить выбитое окно и зашивать его шкуру?

- Может быть, ты хочешь вот так? - Львичка выпустила когти и снова двинулась на него, скалясь и покачивая хвостом. Рух сделал еще шаг назад и задел ногой кровать друга.

- Сара, я не ит, чтобы безответно терпеть твою придурь, - голосом Руха можно было тушить огонь и поджигать лёд.

- Хочешь, чтобы я закричала? Большой лоб ввалился в комнату к юной девушке, запер дверь и был пойман соседями. Так себе история? Или ты можешь сделать то, что они могли бы подозревать, и никто не узнает. Я не прошу дорогих подарков, только твоего внимания и нежности. Мы можем больше общаться, радовать друг друга. Я могу делать то, что не может ни одна грифонесса.

- Быть такой непробиваемой? - проклёкотал Рух, теряя самообладание.

Львичка зарычала и кинулась на грифона, стремясь повалить на кровать. Но тот увернулся, подставил подножку и воткнул Сару мордой в подушки, заломив ей руку и сев сверху.

- Хочешь меня наказать, Рух? – с придыханием спросила она. Её хвост согнулся кольцом, задрав платье, и пощекотал спину грифона.

Рух наклонился к самому ее уху и провел по нему клювом.

- Тебе не понравится как. 

- А если я закричу?

- А если я закрою твою голову подушкой, или, - тут он погладил ее по щеке и сжал морду рукой, - просто не дам тебе шуметь?

Сара дернулась, пытаясь высвободиться, но ее силы не хватило, чтобы сбросить тощего грифона. Заломленная рука болью отдалась в плече.

- Отпусти, мне больно, - выдавила она сквозь зубы.

- Ключ.

-…

- Фу, как не вежливо. Где же твое радушие и гостеприимство?

- Делай что собирался! Ну?!

На ее глазах навернулись слезы. Рух содрогнулся от отвращения, но не ослабил хватку.

- Не могу, так как дверь закрыта, а ты больше хочешь навредить мне за неисполнение твоих желаний, чем отпустить с миром. И раз так, давай может быть, поговорим, если ты для этого достаточно взрослая?

Юная львица дернулась еще несколько раз, ущипнула желтую ладонь зубами, прокричалась в подушку и зарыдала.

- Что я тебе сделала? – выдавила она сквозь слезы.

- Обманула, заперла, относишься ко мне как к вещи, а не человеку, хочешь внести раздор в мою дружбу с лучшим другом. Продолжать?

Дернувшись еще раз, Сара лягнула Руха по спине.

- Значит продолжать. Маленькая, еще не ставшая красивой распираемая изнутри гормонами и эгоистичными желаниями львица, следи за своим поведением. Взрослые забавы для тех, кто умеет быть взрослым, знает, что такое ответственность на деле, но в первую очередь умеет любить и уважать другого. Не доросла до этого? Еще дорастёшь. Всё в твоих руках. Общайся с другими, учись ладить с людьми, веди себя как порядочная девушка. Мешает похоть? Всё в твоих руках, они помогут снять напряжение.

- Уж ты себе в этом не отказываешь! – прошипела она, - это легко, когда живешь в комнате один. У фелинов отличное ночное зрение, Штерн, а ты так добр ко мне и не закрываешь иногда штору.

- Один-один, Сара, - Рух смутился и разжал хватку.

- Ты же от плеч как фелин, но даже лучше, от тебя не забеременеть. А я почти как грифон. Я же вижу, как вы засматриваетесь на кошечек. Так почему бы не ходить друг к другу в гости, птичья твоя башка? Нет, он весь такой скромный и правильный, не интересуется ничем кроме своих дурацких книжек. Хочешь быть бобылем, как твой дядя Эвор, так и не познав удовольствий? Волшебник…

Сара уткнулась мордой в подушку и продолжила плакать, не пытаясь располосовать грифона. Рух слез с нее, присел рядом на краю кровати и вздохнул. Он что, морально был младше нее, что никогда не думал в таком ключе всерьез? Всю свою жизнь он не смотрел на окружающих, кто с кем ходит парой, ему это было безынтересно, и даже несколько неудобно знать. И тут на тебе, грифоны засматриваются на фелинов. И что самое главное, некоторые вещи в памяти приобрели совершенно не тот милый оттенок, который у них был.

Рух помотал головой, вздохнул и наклонился к Саре, обняв её за плечи. Горячая спина её была еще тоньше, чем его грудь, и внезапно грифон ощутил себя большим и сильным по сравнению с хрупкой девушкой. И её слова, её, в общем-то, разумное и взвешенное предложение, которое словно было рассчитано на любящего всё обдумать грифона. Если бы не подача…

«Ох, Сара, лучше бы ты была злой и меркантильной, и делала это только из желания заманить в ловушку с дальнейшим шантажом» - подумал Рухгерт, но злая, недоверчивая мысль не встретила поддержки во вздрагивающих фелиньих плечах.

Нет, понять – не значит согласиться. В пернатой голове проскочило ещё несколько мыслей, слишком коротких, чтобы быть оформленными в слова, и слишком разных. Обрывки спора, укушенная рука, задетая гордость, и необходимость выбраться придали достаточно сил, чтобы сказать:

- Главная проблема в твоей семье – это презрение к ручному труду. Соблюдение «приличий» и отрицание всего остального.

Львица отвернулась к стене, демонстративно не слушая. Рух продолжил сквозь всхлипывания, поглаживая ее по голове:

- И я не о том, что Заку запрещают быть механиком, хотя и это тоже. Люди вокруг тебя либо ладят с другими и получают желаемое миром, либо совершенствуются, чтобы ладить друг с другом, беря силы в своих неосуществленных желаниях. Но ты решила действовать так же вероломно, как твой отец – ставить других перед фактом, диктовать волю. А у самой не получается, кишка тонка. Маленькая, наивная девушка, не способная совладать с собой.

- Почему брату можно, а мне нельзя? – повернула она свое зарёванное лицо.

- Потому что у вас такая культура, принесенная из родного мира, вы не признаете некоторых вещей, но лицемерно делаете другие. Заку удается общаться с другими девушками, потому что в дальних поездках твой отец слишком занят своими знакомствами, чтобы следить за сыном. Потому что твои родители не видят в тебе взрослую и самостоятельную львицу, которая может о себе позаботится. Потому что ты для них еще ребенок и они будут всеми силами сохранять этот твой статус, хочешь ты того или нет. Потому что Зак попадает со своими хотелками в неприятности, и по вашим традициям не сможет однажды выкрутится. А ты по той же традиции должна будешь найти себе хорошую партию и выйти за состояние и удобного твоим родителям фелина. И твое желание, как и желание твоего брата, здесь не будет учитываться – у вас благо семьи выше, чем благо каждого члена семьи.

Сара сжалась в комок мокрой шерсти. Ничего в этом мире не ранит так больно, как правда.

Рух гладил ее спину и голову, пока та не успокоилась. И продолжал поглаживать, когда она повернулась к нему и подняла опухшие глаза. Открыла рот, чтобы что-то сказать, но закрыла. Открыла вновь, прижала уши, отвела взгляд. Закрыла глаза и прижалась лбом к его плечу.

- Я могу надеяться, что не сегодня, но в другой раз ты согласишься?

- Я могу надеяться, что ты изменишься?

- Чудовище. Ты так спокойно и безжалостно говоришь, не помогая мне выйти из этого всего.

Рух задержал руку на ее затылке, массируя его пальцами, почесывая за ушами.

- Прости, Сара. Я не хочу играть по твоим правилам и не люблю, когда меня используют. Это не поможет тебе и в итоге не понравится мне. И я не решу твоих проблем, которые не под силу даже Заку. Тут ты сама должна будешь собрать волю в кулак и делать что-то со своей жизнью.

- Я просила у тебя самую малость, которую ты отказался дать, да еще и наговорил мне… я так предвкушала этот день…

Сара всхлипнула, ударила Руха в живот и соскочила на пол. Достала второй ключ у себя из-под матраса и рывком открыла дверь.

- Уходи, - крикнула она грифону, и рухнула к себе на кровать, не дождавшись реакции.

За её спиной раздались осторожные шаги, и мягко закрылась дверь.

Девушка затаила дыхание, чтобы уловить, где раздастся следующий шаг.

Рух вернулся домой в сумерках. Ноги промерзли в сандалиях так, что он не чувствовал их до колен.

- Был на стадионе? – спросил его отец, стоя на кухне с кружкой чая.

- Да, гулял, бегал, размышлял.

- О чем?

- О том, что есть правильно: давать людям то, что они просят, то, чего хотят, или то, что им нужно.

-Правильно? Это относительное понятие, Рух. Правильным может быть только то, что соответствует цели. Какую цель ты себе ставил?

- Как ты и учил, пап, в долгосрочную перспективу. Плохо сейчас – хорошо потом.

- По тебе видно, что потом должно быть очень здорово. Если ты не напортачил.

- Если я не напортачил…

Отец похлопал Рухгерта по плечу:

- Не мучай себя тем, что не можешь исправить. Можешь – исправь. Не можешь – не печалься. Будущее покажет.

Перед тем, как задернуть в комнате шторы и лечь спать, Рух посмотрел на дом по соседству. В окне горел свет, и, судя по тени на стене, Сара лежала на кровати и что-то писала при настольной лампе.

Вздохнув, грифон залез под одеяло, поджав замерзшие лапы. Мир вокруг с каждым днем становился все сложнее.

Оранжевый мир

Я мог бы сказать, что была ночь, но это не совсем так. Была осень, темнело рано, только и всего. Городские жители отмеряют ночь от того момента, когда иные отмеряют её середину.

Было тепло и сухо, как это может быть поздним вечером сентября. Иными словами, стояла вечерняя прохлада, свежесть и едва уловимый аромат пустеющего воздуха. Что-то уходило. Уже не пахло зеленью трав и сочной листвой. Из всех цветов остался благоухать только тысячелистник на стадионе. Пожелтевшие листья светились от фонарей, особенно эффектно смотрелись почти черные стволы ясеней и кленов в окружении яркой листвы.

По пустым асфальтовым улицам, разбрасывая золото и медь, прошуршали кроссовки. Они смолкли у перекрестка – человек смотрел в темное небо и следил, как одна за другой гаснут редкие звезды. Высокие облака не были видны из-за ярких фонарей, но и не подсвечивались огнями города. Во всём частном секторе никого не было слышно, хотя в некоторых домах горел свет.

Ветер порывом налетел из-за угла и обсыпал единственного пешехода золотыми звездами и серебряными полумесяцами, взъерошил волосы и шепнул в ухо:

- Привет.

- Здравствуй, Ветер, - сказал человек и раскрыл объятия.

Что-то изменилось. Так же неуловимо, как осенний ветер уносит жизнь из трав, чтобы принести её в весну южного полушария. Человек сперва не понял, что почувствовал: изменилась тишина, из прозрачной превратилась в местечковую, глухую. Изменилось и настроение – из мечтательного одиночества и ожидания встречи в…?

- Привет?

Ветер, смеясь, пронесся мимо. Затрепетали и зашумели ветви, заплясали тени, зашумели листья и из их игры и хоровода вышел гость.

- Привет, - гость улыбнулся глазами и беззвучно зашагал по асфальту.

- Привет, Рух, - сказал человек и зашагал навстречу, разбрасывая ногами осенний шорох.

Рукопожатие. Холодная рука в теплой. Мозолистая белая кожа по желтой чешуйчатой. Встреча глаз, янтарно-оранжевых и серо-зеленых. Две улыбки – одна с участием губ и глаз, другая – глаз и ушей.

- Погуляем теперь по моему городу, - сказал Афтар.

Грифон огляделся: дома как дома, но почему-то все за заборами и довольно тесно друг к другу. Странное покрытие дороги. Осеннего вида растения, частью незнакомые, но трава везде трава, а деревья – деревья, даже если не знаешь названий. Неимоверное количество проводов и фонарей, что светят странным оранжевым светом.

- У вас ночью красиво.

- Если останешься подольше, покажу тебе больше красот.

- Покажи пока, какие есть, мне всё интересно.

- Хорошо, - ответил человек, - начнем с того, как сквозь листву светят фонари, какие яркие и теплые мирки они создают в кронах деревьев. Мне всегда нравилось это неестественное освещение, словно бы летний праздник ночью.

Ветер подул снова, вызвав взрыв света. Замелькали и исчезли в темноте листья. С темного неба сорвалось несколько капель.

- Как мало на улице народу… или это ты так поздно гуляешь?

- Не захотел ложиться спать, когда такая погода. Да и не думаю, что остальные обрадуются, увидев тебя, не все к такому готовы. В этом мире люди считают только себя людьми и живыми существами. Что уж им до других людей животных?

Грифон пожал плечами. С неба начало потихоньку накрапывать, а в куртке был только Афтар, Рух же пришёл из лета в шортах и легких туфлях.

- Кажется, - сказал Афтар, глядя наверх, - ты увидишь ещё красоту, если не промокнешь. Не замерз?

- Прохладно, но не более того.

- Тогда пошли за мной, - сказал человек и растворился в темноте под деревьями.

Через какой-то темный заброшенный и заросший двор они вышли на аллею. Черные тени, желтые деревья. Стволы цвета ночи, листья – цвета недавних фонарей. И яркий белый свет, от которого тут же сощурились оба – на аллее были иные светильники.

- Да, такого у нас не встретишь. Разве что в Язве.

- Где?

- В столице.

Афтар виновато улыбнулся.

-Как у вас там после меня?

Рух поймал его обеспокоенный взгляд и похлопал Афтара по плечу:

- Исправимо. Если захочешь, сможем ходить друг к другу в гости, - человек немного помолчал, но так и не решился сказать.

- А ты как? – подтолкнул его Рух.

- Лучше пока ты ко мне. Боюсь снова развалиться на части. И спасибо тебе, что помог собрать…

- Пожалуйста.

Капли стали тяжелее и забарабанили чаще. Кроме запахов мокрой пыли и прелой растительности в воздухе появился такой родной и такой чужой аромат мокрого асфальта.

- Вот одна из красот. Этот аромат у меня связан с городским летом. Не волнуйся, он быстро исчезнет. Через несколько минут мы будем идти по звездному небу, а все поверхности заблестят и станут ещё ярче.

Человек не надел капюшона, хотя и мог. Слишком обрезан тогда мир, чьим великолепием любуешься. Матовая черная куртка взяла глянец у фонарных столбов и начала пропускать воду. Вода же стекала с длинных волос человека на лицо, мочила шерсть и перья, блестела на клюве гостя как на одном из осенних листьев.

Никто из них не хотел домой. Словно бы шла какая-то игра, как в детстве, когда стоит отлучиться на несколько минут, а настроение ушло безвозвратно, и в него уже не попасть, не воссоздать.

Что бы увидели люди, выглянув в ту ночь в окно?

Что погода испортилась. Что ещё не пора вставать. Что с утра будет грязно. И может быть, что кому-то ещё не спится и он ходит по улице. Даже если бы по улице прошёл дракон, никто бы не обратил внимания. Дождь хорошо усыпляет, когда стучит по подоконнику и стеклам, хорошо успокаивает, когда гуляешь под ним. Но когда он проходит, первые уже спят, а вторые начинают мерзнуть.

- Возможно, мне пора домой. И тебе, наверное, тоже, - сказал после дождя Рухгерт, остановившись в тени так, что узор из света и тени смешался с его собственным окрасом.

Афтар похрустел пальцами, чтобы как-то занять руки.

- Рух, если я тебя приглашу зайти, ты не исчезнешь?

- Нет, а почему я должен это сделать?

Почему нет? Афтар не стал объяснять. С ним уже было такое раньше, он увидел гостя из другого мира, а тот исчез. Да и вообще, стоит пропитаться окружающим миром, смыть с себя мысли, раствориться в погоде, как следует измениться… и тут духота, тепло, четыре стены и повседневность. И тот удивительный мир, частью которого стал, уже не вспомнить и не поймать.

- Тогда пойдем. Всё равно у меня сейчас никого.

Хлюпанье ботинок по мокрому асфальту. Холод. Остатки тепла под курткой. Оранжевый свет и тени – почти как его шерсть. Мимо одного дома, другого, к темной стене впереди. Многоквартирный дом. Сокрытая в тени детская площадка, торчащая трубами качелей и детских лазилок. Стоящие под окнами автомобили. Оглянуться?

- Живешь в махине, - раздался голос, которого боялся не услышать.

- Да, на последнем этаже. Будет светлее – покажу поселок с крыши.

Круглый ключ-таблетка в руках. Писк домофона. Тугой скрип доводчика. Полный вдох сырого холодного воздуха ночи и нырок в сухой, пропахший людьми подъезд.

Изменения.

Лампа не горит. Если не дышать, может быть, удастся сохранить настроение? Эхо шагов. Или вторые шаги? Округлая кнопка лифта послушно утонула в гнезде. Шумно залязгал механизм. В кабине будет свет и зеркало, в которое лучше не смотреть. Но если пешком, то не дышать не выйдет.

Рядом дыхание и запах мокрой шерсти. Большие черные глаза сжались до янтарных и серых, а лифт оказался тесным.

- Не смотри на меня такими влюбленными глазами, пугаешь.

- Прости, - смутился Афтар, - мне почти никогда не удается попасть домой во сне. А если и удается – то уже не помню, что было до, и зачем шёл. Сейчас застрянет лифт, обрушатся лестницы, мой этаж окажется другим или я переволнуюсь и проснусь.

Лифт остановился и хлягнули двери. Ключи зажаты в кулаке, кольцо надето на палец. Двери лязгнули и замкнулись за спиной, стало темно. С челки на нос упала холодная капля дождя и скатилась к губам. Взмах руки, привычное движение – и ключ в замке. Поворот. Поворот. Эхо уходит по площадке к лестнице и другим этажам. Нажатие ручки и скрип. Дверь проваливается в горячую тьму.

Запах дома.

С тем же успехом можно было ударить в железный таз на голове.

Обволакивающий, душный жар. Такой чуждый по-уличному холодным рукам, пропахшей дождём куртке и мокрым волосам. Ещё миг, и их захочется вытереть, куртку – снять, руки – согреть.

Без всякой надежды Афтар обернулся и включил свет.

…

­Одно-единственное слово, сказанное хриплым голосом, заменило плач и смех, просьбы и благодарность, страх и восторг:

- Проходи.

Разговор о персонажах

- Скажи, Писатель, а персонажи твоих историй – это только люди, которых ты встречал?

Тель улыбнулся и закинул ногу на ногу.

- Люди, которых я встречал, не попадали в такие истории. Но я представляю, как бы они повели себя, украшаю рассказ их привычками и ужимками. Зачем ты спрашиваешь? Истории могут потерять свое очарование, если узнаешь, как они собраны.

- Ровно как и стать интереснее, - сказал Рух, положив локти на стол, - мне бы хотелось знать, как много разных персонажей может быть в одно время.

- Вооружись блокнотом, счётами и каким-нибудь романом-эпопеей. Люди в принципе не в состоянии держать в уме больше двухсот знакомых с их связями и отношениями. Полагаю, выдуманные персонажи тоже считаются, как для читателя, так и для писателя, если последний не списывал их с друзей.

Рух покачал головой:

- Большие произведения пишутся не за один день, тебе ли не знать. Сколько уникальных героев может жить одновременно в одной голове?

- В голове? – Тель рассмеялся, - Это похоже на вопрос психиатра. Герои живут в своих мирах, мы – в своих. Иногда мы так настраиваемся, что слышим или видим их и их жизнь. Гораздо реже можем общаться со своими героями, как с тобой сейчас, говорят, это уже шиза. Хотя, должно быть, очень приятная и полезная для творчества. Чем чаще настраиваешься на другие миры, тем легче это даётся, тем чаще можешь писать не с могучего пенделя вдохновения, а лишь с его дружеского подмигивания, спокойнее и дольше. Но в то же время эта связь становится частью тебя. Часть тебя становится вратами в другой мир. Или кем-то из другого мира. Я не заходил так далеко, чтобы расщеплять сознание на два и болеее, но не исключаю, что подобное теоретически возможно. Было бы интересно показать этот мир тому парню, что выступает у меня за объединение людей и не-людей.

Рух задумался, и Писатель внимательно изучал его сквозь очки.

- Пытаешься найти практический смысл, так?

- Переосмысливаю некоторые знания о вратах и то, что ты мне сказал. А ещё вспоминаю Афтара, его граней со своими мирками и моё путешествие к нему, где из-за недостатка ресурсов я пользовался своими силами. Стражи еще не до конца восстановили сеть.

- И как, помог мой ответ понять своё место в мире и распутать узел тайн?

- Нет, Тель, я получил всего лишь больше данных, которые можно трактовать и так и эдак, смотря, какую теорию хочешь доказать.

- Ты же вроде перестал мучиться вопросом о том, настоящий ли твой мир и автор ли этот Афтар?

- Перестал. Потому что моё отношение к нему и законы этого мира не зависят и не изменятся от ответа. Но мне любопытно, потому что это – только часть головоломки сети пещер. И это позволит поступать осознанно. Хочется понять, с кем я теперь провожу много времени и чему на самом деле учусь. Стоит ли развиваться в этой области или махнуть хвостом, выучиться всему, что должен уметь гражданин, завести семью и путешествовать по мирам только через книги.

Тель откинулся на спинку стула и улыбнулся:

- Всё или ничего!!! Вот он юношеский максимализм во всей красе! Я уж боялся, что ты совсем взрослый.

- Иди ты, - улыбнулся в ответ грифон, - не буду же я тебе рассказывать о том, как дурачусь, катаюсь на велике и упиваюсь прочими радостями жизни, которые у тебя уже в прошлом. А то тебе будет неинтересно. Если на великах можем покататься вместе, и это приемлемо, то бегать взрослым не пристало. Только по стадиону, иначе все начинают нервничать, а чего это взрослый вдруг бежит. Хотя что это я, за городом можно всё. Рассказать?

- Конечно! Это тоже можно под настроение, не всё же обсуждать великие идеи. Кстати, вечером будет волейбол, приходи, сыграем партейки три. А я к тому времени попробую придумать, как закончить этот отрывок.

На велике с Заком

Рух сидел на крыльце и читал, когда с дороги донеслось «Айда кататься!».

Заложив пальцем книгу, грифон поднял глаза:

- Зак, здорово! С приездом!

Крепкое рукопожатие и похлопывание по плечу через большой старый велосипед с треугольной рамой.

- Сейчас достану велик, подожди пока у смородины.

Приглашать дважды не пришлось, фелин завел велосипед на участок и прислонил к крыльцу, а сам воздал должное веточкам красной ягоды. Для жаркого дня она была хороша: кислая, сочная, прохладная. Может быть слишком ароматная, если у тебя обоняние ита, но для остальных народов весьма привлекательная.

На десятой веточке Рух вывел свой велосипед. На двенадцатой – крикнул в дом «Я ушёл кататься!», а на пятнадцатой – присоединился к поглощению крупных прозрачных рубинов. Фелин держал веточку ягод двух концов, отщипывая губами по одной, а грифон закидывал веточку на язык и вытягивал ее совершенно без ягод.

Некоторое время спустя друзья выехали за город, оставив горсть угощения дежурившим на воротах младшим.

- Поехали полем или лесом?

- Давай сперва полем, хочу видеть, что нет лишних ушей.

Рух присмотрелся к другу: выглядит спокойным и собранным, как и всегда.

- Как поездка? Много сделок заключили? Отец не достал?

- Как обычно. Вот только я попал. Хоть мы с тобой подобное ни разу не обсуждали, но держать в себе сложно. В разных городах есть несколько девушек, которые мне нравятся…

Рух улыбнулся – гораздо проще уехать из города, когда есть к кому, к тому же, лучше искать пару в другом месте. Рановато, может быть, Заку только семнадцать, но с другой стороны, всего через год он должен будет уехать от родни и жить отдельно.

- …Так вышло, что я разрываюсь между двумя. Обе безумно нравятся, но они такие разные! Одна миниатюрная, скромная и тихая, обнимаешь – чувствуешь, что ты её могучий защитник. С ней я чувствую то, что не думал в себе найти, и делаю то, на что считал себя неспособным. Она открывает во мне новые грани.

Друзья замолчали, объезжая телегу, лишь вежливо кивнули вознице.

- А другая? – спросил Рух, без помощи рук перестраиваясь рядом с велосипедом Зака.

- Другая. Совсем. С ней каждый разговор – спор, каждый танец – борьба. Она проверяет меня на прочность и ищет способа оказаться сильней. Настоящий вызов. С ней я открываю новые глубины тех граней, которые у меня есть, закаляю каждую существенную черту. Но что делать? Они обе в этот раз попытались привязать меня к себе намертво, чтобы никуда не делся.

- Их две, ты один. Хоть и говоришь о гранях, но ты не Афтар, чтобы разорваться на части и быть в двух местах сразу.

- Не в этом беда. Мне дальше придется быть вообще без них. Они в этом мире недавно, и то заездами. Для нас Общий, для них Дачный. Хоть и рассматривают возможность поселиться здесь. Для них само собой разумеется, что достаточно просто забеременеть, и всё, жизнь устроится сама. Большая семья позаботится о ребенке, главное поймать отца за хвост и управлять им, заставить заботиться о себе и своей семейке. Самое поганое, что мои родители думают так же и будут на меня давить, пока не выйду за ту из них, что побогаче и союз с кем более выгоден для нас.

Велосипед звякнул на кочке и грифону пришлось схватить руль, чтобы не упасть. Он глубоко вздохнул, вспомнил все рассказы про «родной» мир Зака и культуру его обитателей.

Сама мысль, что кто-то хочет ограничить свободу и отнять ресурсы человека против его воли и без пользы для него была отвратительной. А то, что кто-то собрался завести для этого ребенка не по любви, и более того, не зная как с ним обращаться и не собираясь его воспитывать… бедный, бедовый народ!

- Зак, они же понимают, что в этом мире, если ты не сдал на родительские права и сделал ребенка, тебя либо заставят сделать аборт, либо, если поздно и найдутся желающие, отдадут ребенка опекунам, притом не родственникам? Как говорит Лизабет, или, точнее, как я её перефразировал, «Если ты сделаешь ребенка, не зная, что с ним делать, то ты воспитаешь ненужного, ущербного идиота. Если воспитанием заняты твои родители, они воспитают такого же придурка, как и ты». Пожалуйста, не нарывайся на стерилизацию, строгая незаконных отпрысков всем желающим. Тем более, если эти желающие хотят тебя подставить, несмотря на твои предосторожности.

- Всё это я прекрасно понимаю, и девушки тоже. Но ты немного наивен и не сталкивался с фелинами, когда они решили что-то сделать и на их стороне традиции. Мои родители не граждане, а гости. Я пока тоже не гражданин. По решению города или желанию предков меня могут отправить в родной мир к одной из этих девчонок и там-то здешние законы не действуют.

- Первое вряд ли, если не наломаешь дров, а второе… Ты всегда можешь переехать в Азеркин или изучать ремесла в других городах.

- Нужно что-нибудь надежнее. Я бы предпочел другой мир.

- Лучше научись разбираться в людях. Если нет серьезных намерений – ищи тех, у кого их тоже нет. Почему мне это очевидно, а тебе нет? И не приставай к тем, с кем не хочешь провести жизнь.

- Так не интересно! Еще скажи, чтобы я приставал к итам или бесхвостым!

- Ха, с их взглядами на красоту у тебя будет меньше шансов, и отцом не станешь. Но… «неинтересно»???

Они въехали под полог деревьев и мягкую зеленую тень. Жгучий аромат трав сменился смолистым воздухом леса. Рух остановился у ручья, чтобы напиться из ладоней. Зак последовал его примеру, но припал губами напрямую к потоку.

Грифон стряхнул с рук ледяные капли и вытер их о бока. Фелин облизался.

- «Не интересно»? – повторил свой вопрос пернатый, - Насколько знаю, ты общаешься то с одной, то с другой. Чем же неинтересна та, кто захочет с тобой общаться?

- Со временем поймешь, Рух.

- Объясни для тупых, чтобы я на своем опыте такого не понял.

Лев улыбнулся, поправил гриву, перекинул ногу через раму велосипеда и оттолкнулся от земли.

- Смотри. Мы все общаемся с девчонками, но это повседневное общение. А если хочется выйти за его рамки, то с каждым шагом становится можно все больше и больше, если ты ей нравишься. Но каждый шаг – шаг в неизведанное. Кто-то не позволяет себя угощать, кто-то не сразу даст обнять себя, кто-то не пойдет с тобой гулять, а если пойдет, то первый поцелуй будет ой как не скоро. Что-то нельзя, что-то можно. И каждое новое «можно» всё волнительнее и волнительнее, потому что хочешь узнать, а что еще можно? И ходишь на грани между «можно» и «нельзя», оступился – падаешь, угадал – продолжаешь. А узнав всё, теряешь интерес. А вокруг столько девушек, еще неизвестных тебе и притягательных.

Рух молчал, крутя педали. В свои шестнадцать он не спешил исполнять волю гормонов и не считал себя достаточно взрослым для этого, несмотря на разные желания и влечения. Да, некоторые девушки ему нравились, но Рух не считал правильным из-за простой симпатии оказывать те же знаки внимания, что оказывают влюбленные. Боялся быть неправильно понятым и через это причинить боль. А делать это без чувств казалось ему настолько неправильным, что и говорить нечего.

- Знаешь… что папа, что дядя, оба часто повторяют: «всё самое интересное происходит на границах». Теперь я понял, что эта фраза намного шире, и справедлива для тебя тоже. Когда лезешь по скалам, тоже идешь по грани между «можно» и «нельзя». Чем ближе к «нельзя», тем интереснее, тем больше себя уважаешь. Но всегда есть риск навернуться так, что уже не встанешь. Спасибо, что рассказал. Не думаю, что буду перемещаться от девушки к девушке, совесть не позволит. Но зато теперь знаю, как удовольствие можно растянуть, главное, чтобы двоим было интересно.

Зак усмехнулся, но оставил свое мнение при себе. Он смотрел, как Рух объезжает лужи и камни, положив руки на колени и совсем не держась за руль.

«Пожалуй, ты такую найдешь, и у тебя это выйдет само собой», - подумал он и тоже отпустил руль. Дорога неспеша уходила подгорочку и вела к реке, а искупаться сейчас было бы в самый раз.

Чтобы открыть путь из мира в мир…

- Чтобы открыть путь из мира в мир, требуются двое: автор, проникающий в другой мир из своего, и житель мира, желающий наружу. Путь становится стабильным, когда автор побывает в мире своих героев и лучше с ними познакомится, подружится, а его герой побывает в мире автора и оставит в нем след. Книги и песни надежней, чем воспоминания одного человека, но пока автор жив и помнит, проход есть. У нас есть автор, он побывал в мире героя. У нас есть герой – он побывал в мире автора. И у нас есть по-прежнему нестабильный проход, не закрепив который, мы не сможем восстановить связь с прежней сетью пещер. Вопрос к вам, уважаемые, что мы упустили, почему проход ещё нестабилен?

В гроте с хрустальным сводом были сумерки, и очертания присутствующих смешивались с полумраком. Лишь голоса различались достаточно четко. Мягкий, но сильный голос нарушил установившуюся тишину:

- Возможно, автор вернулся не весь, или не совсем тем, кем был? Учитывая произошедший инцидент…

- Это незначительное влияние, - раздался хриплый голос Мрака, - к тому же, автор, увидевший другой мир – это всегда не весь и не тот человек, которым был ранее. Сентинель Баунд, для чистоты эксперимента я и сам выходил туда. Безрезультатно.

- Мрак прав, я подтверждаю его выводы и уверен в результатах. Сам метод тоже достаточно надёжен. Неполадки, вызванные Афтаром, устранены.

- Спасибо, Глэнтирит. А что насчет следа в мире автора?

- Он был в виде прозы до путешествия и не вызывает сомнений. Новый так же появился в письменной форме и попал в мировую информационную сеть, опасаться повреждения памяти автора излишне.

- Господа, тогда вопрос к персонажу. Что может быть не так с открывшим врата, Эвор?

- С Рухгертом всё так. Он уже показывал определенные результаты до этого, он смог открыть врата и прошёл в них первым… О… Да, такое возможно. Сколько не люби фантастику и не мечтай побывать в иных краях, а реальное желание убежать и заточенная под это воля будет у того, кому не живется дома. У нас интересная ситуация, но мы от этого можем выиграть гораздо больше, чем просто открытие Врат.

Хлопнув дверью, Зак вышел в дождь и пошел по дальней улице. Босые ноги не чувствовали холода, лужи вскоре стали казаться теплыми. Очки запотевали от дыхания, что паром вырывалось из пасти льва, и прояснялись вновь, только лишь для того, чтобы покрыться каплями и стать бесполезными. Грива намокла под дождем и налипла, капли с нее стали стекать под воротник сырой рубашки.

Но льющаяся с неба вода не сильно успокаивала молодого льва, ярость и отчаяние боролись с попытками Зака принять спокойный вид.

Закрыть глаза. Глубоко вдохнуть. Глубоко выдохнуть. Не думать. Открыть глаза.

Серый искрящийся свет. Дрожащие под каплями листья, безмятежно растущие люпины, собирающие целые серебряные жемчужины воды в своих розетках пальмовых листьев. Мокрые камни дороги. Зеленые, еще спеющие яблочки и сливки на ветках. Отцветающие пионы, роняющие лепестки в сырую землю.

Вдох.

Выдох.

Вдох.

Дрожь.

Аромат цветов с клумбы, перебиваемый горячим запахом выпекаемых булочек из дома напротив. Зак отряхнулся и пошел дальше, просто потому что стоять посреди дороги у чужого участка показалось глупым.

Повезло же Рухгерту с его дядей-волшебником. Будет теперь стражем границ, вдали от всех, кто имеет на него свои виды. Все вокруг делают то, что им нравится, что они умеют, учатся интересным вещам. Им не капают на мозги матери, а отцы не запрещают перебирать трактора. Не договариваются с фермерами, чтобы они не брали «купеческого сыночка» на работу. «Позорную и грязную работу ниже достоинства нашей семьи».

Зак зарычал и располосовал воздух когтями. Похоже, Сара совсем скоро останется единственной хозяйкой комнаты, если конечно, к ним в дом не переедут вторые бабушка с дедом или двоюродные братья и внучатые племянники троюродных сестер, более верных семейным традициям. Или старший брат решит скинуть своих детей в Общий, не вылезая из родного мира.

Куда бы спрятаться от влияния семьи? На Ветреное побережье к Тейгару? В Сосновый, к родственникам Руха? В Язву, в одну из многих веломастерских? Или уйти прочь из этого мира, но не в родной, а куда-нибудь к панголинам с их спокойной разумностью или итам с их раздолбайством? Хорошо, что родился в Общем, это дает возможность попасть в любой из миров. Там родители, появившиеся на свет в родном мире, его просто не достанут, не смогут пройти.

- Зак? – Раздался слева сильный приятный голос. По улице, со стороны разрушенной арки Эвора, шел изумрудноглазый дракон в полной броне. По обе стороны от его сложенных крыльев двигались грифоны – седоватый Эвор и полный энергии, светящийся радостью Рух.

- Здравствуйте, - отозвался лев, встретившись глазами с каждым, - привет, Рух.

- Ты бы не хотел пойти с нами и посетить другой мир?

Голос дракона излучал радость и звучал как тысяча возможностей, приятных впечатлений, чудес. Рух улыбался так, что отказаться было невозможно. А в глазах Эвора светилось больше уважения, чем с прошлой встречи, и будто бы оттенок гордости Заком. И все трое звали его прочь отсюда.

Стоит ли говорить, каким был его ответ?

Когда они вернулись, на небе сияли звезды. Друзья присели на выходе из пещеры, глядя на огни города далеко внизу. Легкий ветер играл гривой и перебирал перья, гладил по спинам.

- Я рад, что мы снова вместе, - вздохнул с наслаждением грифон.

- Хотя и у разных учителей, - отозвался фелин.

- Да… - Рух улыбнулся и кивнул Заку, - я думал, что буду учиться у Глэна, а сам оказался в связке с Мраком. Наверное, я стал хуже, если считаю его не таким уж и плохим.

- Хуже? Ты провел меня в другой мир! Разве это умение делает тебя хуже? Это же мечта! Расскажешь, как всему этому научился? А то твой рассказ о собирании Афтара по кускам не богат подробностями.

- А ты расскажешь мне, чему научишься у Глэна, о страж миров Заккори, без дня проводник между мирами и внезапно чародей, открывший этот портал?

- Иди под хвост, страж Рухгерт, ученик недодракона-подмастерья, - засмеялся фелин, мягко ударив грифона по плечу.

Они посидели еще немного, шутя и болтая о том, о сём, закрытые от холода ночи теплым входом в пещеру. Еще середина лета, впереди тысячи возможностей и путей развития, по которым теперь можно шагать вместе. И им достался самый редкий и интересный.

Врата Подгорного открыты и стабилизированы. Настало время встречать гостей.