История мальчика, сбежавшего в мир волшебных существ, где есть такие же люди как он, ушастые, длинномордые, покрытые шерстью, так и совсем другие — голокожие, чешуйчатые, бесхвостые. 
История о доме, в котором поселился мальчик, и о его обитателях. 
История о том, как можно попасть в мир снов, и как из мира снов можно вернуться и кое-что вынести. 

История о том, как даже в волшебном мире нужно очень потрудиться, чтобы получилась сказка.

Вступление

Среди деревьев было странно. Не видно горизонта. Небо только над головой, а не во все стороны, и среди стволов как в тумане. А когда стали попадаться скалы, очень живо вспомнилось, как бродил среди плотно поставленных друг к другу юрт. От которых три дня как убежал.

Мальчик поежился и насторожил большие острые уши. Каждый раз теперь ему снилось, что за ним гонятся, что его находят и тащат обратно. Но вот он в лесу, и всадники здесь не пройдут, а следы он, должно быть, запутал хорошо, его до сих пор не выследили и не поймали в степи. Спрятанный или пойманный? Тут даже небо было несвободно, связано ветками и пахло смолой и прелыми листьями. Но стоит успокоиться, и солнце на коре деревьев выглядит довольно симпатичным, а журчание родника – это всего лишь журчание родника, а не стук копыт. Молодые побеги карагача немного утолили голод, и, напившись воды, Назар Жындыулы устроился подремать.

За прошедшие дни его поношенная и местами рваная одежда не стала лучше, а черная шерсть посерела от пыли. Почешешься, и на когтях остается серебристая пудра. Ещё несколько дней вдали от моря и очага с частыми купаниями, и на его просолённой шкуре поселятся блохи. Впрочем, у некоторых опустившихся они были дома…

При мысли о доме большие уши прижались, мальчик тихо заскулил. Нет у него больше дома. Но пока не поймают, у него есть свобода. На длинной узкой морде появился оскал загнанного зверя. Всё что он сделал – неправильно! Но и оставаться там тоже было неправильным. Ох… родители не смогут его искать – они давно не в той форме, чтобы идти пешком. И у них нет коней. Ни у кого нет, кроме тех…

Старая жизнь

Старшие братья и сёстры, пока были рядом, рассказывали, как было раньше. Отчасти, Назар помнил это сам. Они семьёй путешествовали по миру в поисках страны счастья, как и многие другие, пасли скот. Возвращались к морю, чтобы обменять одно добро на другое, и вновь уходили. Но что-то страшное случилось в мире, что даже Аруахи их не защитили, хотя во время последней войны к ним присоединились почти все родственники до седьмого колена. Случилось что-то такое, что вечное стало меняться. Первыми пострадали осёдлые жители на берегу, что встречали торговые караваны, ловили рыбу, выращивали овощи, делали огненное питьё вместо кумыса. А с ними пострадали и те, кто был тогда рядом и пришёл в город торговать. Еще несколько поколений назад море начало сохнуть и отступать, обнажая зловонный ил, и город двигался вслед за морем. Пусть на соленой земле ничего уже не росло, но рыба по-прежнему водилась под волнами, и у оседлых жителей была еда. К ним стекалась вся степь, торговля не останавливалась, так что жилось не то что бы заметно хуже. Но однажды отступившее море вынесло на берег мор, и все проходящие рядом стада заболели. Начался падёж скота, становилось мало еды, а значит, мало шансов пережить зиму. Те, кто возвращался из города в степь, приносили заразу и обрекали свои и чужие стада на гибель. Уходить стало нельзя. Все пришедшие в город уже не могли более из него выйти. Страшные вести о море разлетелись по округе, и в город перестали приходить не только местные кочевники, но и караваны из дальних стран.

Обычно, если какая-то семья теряет свое стадо или недостаточно состоятельна, чтобы прокормить себя, то все родственники сообща, понемногу, помогают. Дают нужное число голов, помогают строить дом, дарят необходимые вещи. У семьи Назара не осталось таких родственников, а если бы и были – никто бы не пришёл в город, чтобы разделить их участь. Да и оставшимся было не сладко, мало кто из оседлых умел по-настоящему добывать еду, многие жили продажей и перепродажей. Сохранившие уважение и авторитет знатные люди и торговцы срочно собирали верных людей и придумывали, что можно продавать теперь, а что – покупать, когда из всех привозимых богатств и товаров остались только люди и их услуги. На носу была зима, людей было слишком много, а еды на всех не было. От стад остались жалкие горстки, и вряд ли к весне кто-то из животных уцелеет, чтобы дать потомство.

Когда грязь стала льдом и моровые поветрия были скованы морозом, многие оставили ценности хозяевам города в обмен на скудную пищу. За кем-то пришли родственники, забрать своих из проклятого города. Их животные не погибли от мора, и в сердцах людей поселилась надежда. Но скоро она сменилась страхом - город был слишком слаб и слишком богат. Первый же караван, осмелившийся приблизиться, сможет собрать несметные сокровища в обмен на муку и сушеные овощи и фрукты, но и увезет весть о том, что люди слабы. Соседние народы не устоят перед соблазном. Лучше напасть первыми.

Старшие братья вступили в войско и ушли, намереваясь вернуться с сокровищами и вырваться из плена оседлости, что сводит с ума и разъедает волю. Остальные дети учились охотиться с пращой – лук и стрелы дороги, а кожаный пояс всегда при тебе, и камней хватает. Выкуп, полученный родителями за старшую сестру, не стал новым стадом – слишком дорого теперь стоили стада. Но хотя бы сестра смогла вырваться из города, пообещав заботиться о муже, чтобы тот преумножал поголовье и смог помочь родителям. А те, от отчаяния или безделья, потеряв надежду, превращали выкуп в выпивку. Через некоторое время из двух братьев вернулся один, на чужом красавце-коне, но так и не сумел навоевать достаточно, чтобы помочь обросшей долгами семье.

Много позже Назару приходила в голову кощунственная мысль, что не вернись брат к родителям и не отдай отцу всю добычу, то подальше от города смог бы купить стадо, да через пару лет умножить своё богатство и вытащить родителей и младших братьев и сестёр. Но уважение к старшим – закон. Отец главный, и ему виднее, решать за свою семью должен он. Так славный воин лишился всего в уплату долгов и ушёл в новый поход слугой-наёмником, пока родители коротали время за зельем и теряли здоровье. Он так и не вернулся. Жизнь становилась всё хуже, и не было в округе женихов, способных заплатить выкуп за вторую старшую сестру. Но были голодные рты младших, жажда зелья родителей, и новые порядки в городе.

Назару повезло больше всех. Он прислуживал за чужими стариками, слабыми телом, но достаточно здоровыми умом. Они беседовали с ним, учили разным вещам, и ценили заботу больше, чем родители, хоть и были такими же капризными. Летом старшую сестру забрали на тот берег моря, без выкупа и свадьбы. Но раз в луну от неё приходило немного денег.

А потом пришли зима, и следом за морозами появились они. Свирепый народ соседей, мстить и захватывать. В городе не было тех, кого можно было бы назвать воином, и сам город оказался более похож на перевалочный пункт, где можно пополнить припасы и развлечься, купить слуг. Так Назар лишился брата и сестры. Дети, уходящие с войском, не становились воинами. К своим десяти годам Назар это уже понимал. Стариков почти не осталось, как и работы, а старшим из детей теперь был он. Без защиты отца и старших братьев, среди похожих на шакалов существ, что чуяли его слабость и старались урвать себе хоть что-нибудь из его жалких крох. Не важно, шёл он с охоты с чем-то, или с пустыми руками. Если нечего взять, то можно хотя бы самоутвердиться за счёт другого.

К счастью, соседний народ купил мелкого брата на обратном пути, чтобы вырастить из него воина. Так сказал отцу покупатель, наливая мутной жидкости в стакан. Сам Назар уже не годился, потому что плохо ел и едва вырос, а еще, потому что на воина нужно учить с младенчества. Так он остался последним из детей и прекрасно понимал, что будет, когда через город пройдёт очередной отряд. Ему было одиннадцать лет, все, чем он владел, было на нём. Родители были в долгах и множили их быстрее, чем Назар мог отрабатывать. Крамольные мысли снова поселились в его голове, противоречие между обязанностью помогать родителям и пониманием, что они всё равно пропадут после того как продадут его, только подталкивало к решению.

В лесу были подходящие для пращи камни, и через некоторое время нашлась достаточно неосторожная птица. На вкус она была не хуже морских чаек, и наполненный живот согревал ночью свернувшегося на сосновом лапнике ребенка, вздрагивающего от страшных снов. Хотя можно ли называть ребенком того, кто уже много лет жил сам по себе и заботился о семье? Так прошло достаточно полных тревог, стыда и угрызений совести дней, чтобы понять: погони нет, и больше никто не идёт следом. Вот только куда идти самому? Назар шёл прочь.

Проход

Странное место в лесной чаще словно манило к себе – мальчик выходил к нему уже в который раз. Длинное пустое пространство, достаточно широкое, чтобы поставить юрту. Не заросшее высокой травой, свободное от деревьев и кустов. Уходящее к поляне с одной стороны, а с другой упирающееся в никуда. Словно бы кто-то прошёлся и оставил след, но внезапно исчез, дойдя до молодых, согнувшихся дугами берёзок и осин, что касались вершинами земли и формировали арку рядом со странными искореженными соснами. Птицы облетали это место стороной, белки избегали искаженных деревьев, и даже вспугнутый заяц резко свернул в сторону, вместо того, чтобы пробежать под аркой.

Был день, светило солнце, лес кричал ароматами и звенел тишиной. Контуры гнутых деревьев воспринимались так, словно за ними что-то прячется. Неразличимая, тонкая щелочка чего-то чужого между корой и окружающим лесом, тоньше острия ножа. Назар подошёл ближе и остановился. Странные мысли сами собой возникали в голове, задавали ему вопросы и ждали ответов.

«Ты не боишься шагнуть вперёд?» - была первая мысль, «Вдруг ты исчезнешь без следа? Вдруг не сумеешь вернуться? Попадёшь в другой мир, страшнее этого?».

Маленький ит стоял перед аркой, опустив хвост и глядя перед собой. Впервые за долгие годы его морду озарило что-то вроде тени улыбки, но лишь на миг. Совершенно спокойно он ответил вслух:

- В этом мире мне некуда идти.

«Но есть куда вернуться, есть те, кто тебя ждёт».

- Родившийся когда-нибудь возвращается в землю, но не спешит к ней. Вороны перед боем ждут пира, но мало кто желает радовать их собой. Такие мудрости говорили старики, и так я смотрю на возвращение.

«Чего же ты хочешь найти?»

Назар закрыл глаза и вспомнил прошлое, в котором мама любила его, отец и братья – учили и защищали. Время, когда прикасались чтобы обнять, погладить, помочь вычесать шерсть, а не бить. Ит заскулил пронзительно и долго – старые воспоминания были гораздо слабей последних лет жизни, и новые события обесценивали их, не давали относиться к родным так же, как давным-давно. Ветер прошелестел листьями над головой и вернул из путешествия по памяти в безлюдный спокойный мир.

«Хочешь вернуть семью?»

Три слова – и душа чуть не разорвалась на части. А разве есть выбор? Кто сможет переделать мир под него одного, решит вопросы с соседним народом, вернёт погибших, поднимет полегший от мора скот и наполнит море? Хотя… всё это не настолько важно, если будет маленькое изменение – семья снова будет его любить, и они вырвутся, уедут из жуткого города, бросят ужасную привычку. Изменить мир на двоих – чудо гораздо меньшее, но насколько оно вероятно? Что нужно пообещать взамен, чтобы это было сделано? И что он сможет сделать, чтобы расплатиться за родителей – если не перед волшебной силой, то перед другими людьми? Всё вернётся на круги своя, а маленькое просветление растревожит рану и сделает еще больнее.

«Может быть, можно изменить мир на самую малую малость – тебя?»

Шерсть от этого встала дыбом. Перед глазами пролетели счастливые моменты прошлого, пережитые несчастья, мечты, надежды. Мечты о том, как всё могло бы сложиться, чем бы он занимался, найдя место для побега, какие друзья бы у него появились. Странные фантазии о том, что семью можно выбрать самому, о жизни проще, где-то в дальнем краю без войны, где люди не похожи на тех, что он видел.

«Ты не хочешь к итам?»

Назар сморщил морду.

- Они дали мне слишком много, чтобы просить добавки.

«Но если в том краю среди прочих народов будут иты, ты не против?»

- Нет, если к нашей встрече я стану сильнее их. Хотя можешь превратить меня в другое существо, тоже будет неплохо. В сокола или коня, если такой будет цена мира и новой жизни, даже в девчонку, но пусть будет лучше, чем здесь.

В голове разлился легкий веселый смех, будто бы было с кем торговаться, а главное – за что. Подул ветер – везде, кроме места у странных деревьев. Сделав последний вдох и улыбнувшись неясному чувству, с горечью прощания Назар Жындыулы шагнул вперёд.

- Ну всё, ты предатель. Добро пожаловать в другой мир, постарайся не сделать из него старый, - сказал себе ит.

Новый мир был таким же, каким выглядел лес по ту сторону деревьев. Не оборачиваясь, Назар пошёл вперёд. Заботиться о направлениях теперь не имело смысла.

Удача

Жареная картошка пахла так, что желудок сжался в маленький комочек, а рот наполнился слюнями. Сильнее оказался только знакомый запах оладий, доносившийся из другого дома. Чёрный ит прижал уши и побрел дальше по вечернему поселению, оглядываясь по сторонам в сгущающихся сумерках. В этом городе деревянные и каменные дома были у всех, даже у итов, и стояли довольно свободно, каждый на приличном участке земли.

Рядом с каждым росло много-много деревьев, в основном плодовых, хотя некоторые выглядели незнакомо, и оставалось гадать, для чего их посадили. Не было неприступных заборов, но всё равно Назар понимал, что всё растущее рядом с домом принадлежит хозяевам дома, и они не будут рады, если кто-то зайдёт без спросу на их землю, как это было у купцов на берегу моря. Судя по тому, что люди жили не в юртах в степи, законы гостеприимства могли быть им неведомы. Тем более, в некоторых домах жили вовсе не иты, а какие-то иные существа из настолько других народов, что и людьми назвать их было непросто. Некоторые не имели шерсти, другие были с частично выпавшей шерстью. Кто-то был похож на огромных прямоходящих кошек, а кто-то на ястребов и орлов. Никто не боялся друг друга, некоторые из увиденных людей болтали друг с другом на чужом языке, а между собой – на других, отличных от услышанного, но таких же непонятных. Назар не стал пугаться незнакомых созданий, он хотел волшебства, и, похоже, получил его. Вот только в этой волшебной стране никто не говорил на его языке, а по дороге он не встретил сородичей, с кем можно было бы без опаски заговорить, чтобы проверить, понимают ли они его. Был вечер, темнело, люди собирались на ужин, и только сводящие с ума ароматы теплого жилья и горячей еды витали в холодеющем воздухе.

- Здравствуй. Ты потерялся?

Назар вздрогнул и развернулся – девушка-ит подошла против ветра и совсем бесшумно. Или женщина? Высокая, стройная, не юная, но молодая, судя по виду – незамужняя, такая же черная как Назар, только с белыми когтями. Одетая в свободные штаны, рубашку и камзол – длиннополую, расширяющуюся к низу жилетку, сшитую по фигуре. Без головного убора, но в этих краях могут быть иные традиции, замеченные ранее иты одевались во что-то странное.

- Здравствуйте, я…

Назар замялся. Девушка была вдвое старше его, больше - ушами он едва доставал до её плеча. Спокойствие и дружелюбие в голосе и позе, хорошо понятная речь, внимательные уши, которым не хочется врать, но и стыдно сказать, что бросил своих и сбежал. Что же ей ответить? Размышления прервала девушка:

- Меня зовут Оразай, я местный травник. А как зовут тебя и где ты остановился?

Она протянула руку, и Назар вынужден был исполнить ритуал знакомства. Взяв её кисть левой рукой, он слегка поклонился и поднёс ладонь к носу, позволяя сделать то же самое и со своей правой. Ноздри защекотал запах разных трав и жидкостей, и чего-то ещё незнакомого, резкого. Вместе с тем запах Оразай чувствовался ясно. Здоровая, сытая, и в то же время без запаха других итов. Одна? Без родни? Без мужа?

В то же время и девушка познавала своего нового знакомого, много дней не ночевавшего под крышей, недоедающего, питающегося чем попало, пришедшего в этот край без семьи и друзей. Теперь врать было бесполезно. В её карих глазах не мелькнула тень превосходства, не появилась жажда наживы, а поза всё так же выражала вежливое ожидание ответа. Мальчик поборол волнение, но остался в каменной стойке, готовый к неожиданностям:

- Назар. Назар Жындыулы. Я пришёл с берега умирающего моря.

- Ты проделал долгий путь, Обещанный, сын Сумасшедшего. Ты ведь пришёл один?

- Да, Удача-Луна, - мальчик принял более непринужденную позу, но всё ещё волновался, напряженный прямой хвост выдавал его осторожность, - Оразай кызы…?

- Просто Оразай, необязательно называть меня дочерью отца, я от этого уже отвыкла. Тебе есть, где остановиться на ночь?

Тот лишь развел ушами в стороны.

- Я умею работать и искал, не найдётся ли тут что-нибудь для меня. Я оторвался от своего народа, меня не ждёт теплый прием среди сородичей, чтущих все традиции, и врать о себе я бы тоже не хотел. Думал что смогу, но нет. Скажите, тут есть люди, которые могут накормить за работу или пустить переночевать? Я умею ухаживать за стариками и маленькими детьми, стирать, чинить упряжь, немного опыта в ремонте обуви, разные мелкие поручения. Разные грязные работы…

Оразай оглядела мальчика внимательно. Судя по всему, тот говорил, что имел в виду. Никто из новоприбывших парней не стал бы хвалиться женской работой, ровно, как и попрошайничать. На меркнущем небе зажигались звезды, холодное дыхание гор спускалось в город и забиралось под камзол, ускоряя мысли.

- Вот что, Назар. Уже поздно, занятий тебе поищем завтра. А сегодня ты мой гость, Наке, пойдём домой. Я приготовлю что-нибудь традиционного если местная еда будет не очень.

Назар отпрянул, пораженный. Нет, гостеприимство – это неотъемлемая традиция, на которую можно полагаться путнику, но быть гостем девушки… пусть и столь доброй и заботливой…

Поняв его смущение, Оразай улыбнулась:

- Всё в порядке. Я живу не одна, но семья не будет возражать. Моя комната – не их дело. Ну, помещение в большом доме, отдельное, с дверью. Погостишь у меня, отдохнешь с дороги, посмотрим, найдется ли здесь для тебя занятие. Если да – научу общему языку, на котором говорят все вокруг. Пока от тебя пахнет ребенком, а не мужчиной, ни один ит не скажет слова против, а другие народы и подавно.

- Спасибо, Оразай, ты очень добра и щедра! – хвост Назара закачался из стороны в сторону, уши прижались, лицо растянулось в шальной улыбке, и мальчик едва унял невежливое желание обнять девушку. Но тут же одернулся и сжался:

- Я… ты должна знать, кого приглашаешь, прежде чем навлечь беду на свой дом. В моих краях плохие времена, соседний народ расширяет ханство и я сбежал, чтобы не быть проданным… бросил своих. За мной могут прийти плохие люди, хотя я путал следы, или у города появится войско…

- Не бойся, Назар. Все прошлые заботы и тревоги позади. В этом мире нет умирающих морей. Ты покинул свою страну и очутился в другой, куда нет прямых дорог и не пройдут с мечом. И потому я хочу выслушать твой путь и историю жизни, чтобы лучше понимать тебя, понимать, как случилась наша встреча.

На какое-то время мальчик замер, удивление боролось с нервным смехом и счастливой улыбкой.

- Хорошо, я расскажу. Но скажи мне сперва, что это за место?

- У него много названий. Общий, Дачный, Дикий, Пробный, Другой… Иты, что могут принять здешние правила, называют его Жер Уюк. Страна счастья. Добро пожаловать.

Азеркин

- В этом дворце??? – Наке оглядел огромный, в два этажа с покатой крышей, деревянный дом на множество окон, возвышавшийся на пригорке.

Оразай добродушно засмеялась, подталкивая приросшего к земле Назара в спину.

- В одной из комнат. В других живут другие люди, но есть и общие помещения. Едим вместе за большим столом, зимой собираемся по вечерам в гостиной, летом – сидим на террасе. Такие дома называют пансионами, у этого есть имя – Азеркин. Не бойся. Не у всех народов наше гостеприимство, но живущие в Азеркине не выгонят путника на ночь глядя. Ты ходил по городу и, наверное, видел людей, не похожих на нас с тобой, но они тоже люди. Познакомишься поближе, и уже не будешь обращать внимания на их внешность. Но это когда найдёте общий язык, а пока достаточно вежливо поздороваться по пути на кухню. Ужин уже закончился, но еда найдётся.

От одной мысли предательски потекли слюни. Назар подобрал их и постарался вести себя скромнее.

- А почему это место называется «Азеркин»? Что значит это слово?

Травница повернула острые уши к мальчику.

- Потому что тут живут азеркины. Иные. Не те, кем они кажутся внешне. Например, драконы, как я и Мастер снов. Волки, как Тэл и Нар. Другие сказочные существа, похожие внешне на обычных людей, но душой являющиеся кем-то иным. А ещё здесь полно ребят, которым нравится такой уклад, нравится жить бок обок со сказкой, по несколько иным правилам, чем за стенами этого дома.

Маленький ит замедлил шаг.

- Боишься? – обернулась девушка через плечо.

- Всё это необычно и странно. А как к вам относятся остальные?

- Так же как и друг к другу, для них мы простые люди. Не страннее, чем прочие жители Общего мира.

Ит замешкался. Было бы глупо убежать и попасть в условия хуже, чем дома. Тут не чтут некоторые традиции, но раз это даёт Оразай возможность приютить такого чужака, как Назар, то ему глупо жаловаться.

Оразай склонила голову набок.

- Всё в порядке?

- Да. Мне странно, но волшебное и должно быть необычным, разве нет?

Травница улыбнулась и взяла мальчика за руку.

- Тебе тут понравится, впишешься как родной.

Стоило перейти порог дома, как в нос ударило множество незнакомых запахов – деревянных стен, крашеного пола, ковров из шерсти неизвестных животных, запахи постояльцев, выглядящих как сказочные звери, ароматы бумаг, обувного крема, бани – всего-всего, что только мог учуять нежный нос, и над всем пока преобладал запах ужина. Удивительно, но вместо знакомства со всеми, кто был в гостиной, Назар встретил только несколько мирных любопытных взглядов и обменялся кивками.

- Мой руки, а я пока наберу перекусить. Не стесняйся спрашивать, если что-то не ясно. На нашем языке тут мало кто говорит, хотя отдельные слова знают, но всё равно, дураком себя не выставишь. Только если не будешь делать что-то, не понимая, что нужно. Приподними руками вот эту штучку, и из умывальника польётся вода. Мыло рядом. Вот так.

На кухню заглянула маленькая пожилая женщина в очках и о чем-то спросила Оразай на непонятном языке, поглядывая на Назара. Тот поздоровлся и получил в ответ те же слова и улыбку. После обмена фразами с травницей, женщина достала большую тарелку пирожков и поставила на стол, жестом приглашая мальчика присаживаться. Даже не понимая слов, а лишь читая лица и интонации, видя действия, можно общаться.

- Ну, с тётей Лидой ты познакомился, и она не против того, что ты останешься. Кушай, из бани скоро вернется дядя Саша, её муж, познакомишься. Они хозяева этого дома, если и он не против, будешь гостить у меня.

- Хорошо, спасибо тебе и им. А на каком языке вы говорили? – спросил Назар, стараясь не сильно жадничать. Пирожки были восхитительны. Оразай налила в пиалу ароматный травяной чай и села за компанию рядом.

- На общем, он так и называется. Его тут все учат, чтобы говорить друг с другом, а внутри семьи обычно говорят на языке своего мира, даже если живут тут несколько поколений. Это довольно интересно, не даёт скучать: столько людей, столько традиций, как они переплетаются, как можешь найти в чужой культуре другой взгляд на мир и принять его, если твои традиции не дают счастья. Ты на удивление спокойно воспринимаешь остальных – бесхвостых, чешуйчатых, кошачьих…

Мальчик пожал плечами:

- Раз мои сородичи их не боятся и живут бок обок, и я взял пример.

Девушка улыбнулась и дала ему спокойно поесть, не мучая расспросами. Через какое-то время зашёл смуглый пожилой мужчина, пахнущий дымом, паром и вениками. Он знал фразы приветствия на многих языках, и с помощью Оразай выслушал благодарности за гостеприимство. Удостоверившись, что мальчика не потеряют, если он заночует в Азеркине, дядя Саша дал добро остаться под ответственность Оразай, пожелал спокойной ночи и ушёл к себе.

- Ну что ж, - девушка улыбнулась, убирая со стола, - настало время неудобных разговоров и неловких действий. Кто первый будет прижимать уши? Ты, рассказывая, как жил и как здесь очутился, или я, объясняя необходимые для жизни вещи про гигиену, туалеты, местные обычаи?

Несколько часов спустя укрытый одеялом Назар лежал на полу в округлой угловой комнате и вслушивался в окружающие звуки. От вымытой шерсти пахло каким-то особым мылом, но блох теперь наверняка можно не бояться. Одежда, постиранная Оразай, сушилась возле печки на первом этаже. Завернутый только в чей-то видавший виды, но чистый банный халат, лёжа в похожем и не похожем на юрту помещении, где не было мужской и женской половины, полный новых правил и мыслей, Назар тихонько вздохнул. Стоит закрыть глаза, как проснёшься далеко-далеко отсюда, с родителями или с войском, не суть. Как просыпался там, засыпая в лесу, а засыпая в том мире, просыпался в этом. Что сон, а что явь? За годы оседлой жизни можно сказать, что явь это то, где ты засыпаешь и просыпаешься в одном и том же месте. Но если спишь в седле, а каждый новый сон продолжение предыдущего, то сон становится явью, разве нет?

В окно светила луна. Дом погрузился в дремоту, лишь где-то раздавались скрипы половиц и кроватей или тихое бормотание и негромкий храп. Вещи в комнате пахли Оразай. Не спалось. Всё вроде бы мирно, но чуждо и непривычно, а рассказанные травницей вещи о взрослении и местных обычаях вертелись в голове. Да и рассказанная им самим история растревожила рану, еще не начавшую заживать.

Хоть от чутких ушей ита не спрячешься, Назар всё равно натянул одеяло на голову и позволил впечатлениям вызвать сдерживаемые чувства, ненадолго потерять контроль над собой.

Оразай ничем не показала, что что-то заметила.

Где-то посреди дневного перехода в степи Назар вспомнил, что ложился спать не в юрте, но память подсказала, что это лишь сон, и текущему дню предшествовали многие другие, полные работы и унизительных обязанностей. Лишь вечером он освободился достаточно, чтобы постоять, посмотреть на звёзды, вдохнуть аромат степных трав, почувствовать, как холодный ветер кусает уши, разглядеть всё вокруг в мельчайших деталях. Все чувства работали, как и должны. Травинка в руках впилась колючкой в основание когтя и по руке прошла боль. Что ж, хороший был сон о побеге, но невероятный. Может, когда-нибудь приснится продолжение? Это лучше снов со скитаниями по лесу.

Зевнув, ит забрался в юрту.

Прикосновение к плечу. Мягкий голос: «Я скоро вернусь, не убегай», и удаляющиеся шаги. Сон или нет? Пограничное состояние, в котором не понимаешь, где ты. Прислушаться, принюхаться, открыть глаза, или просто поспать ещё, гадая, настраиваясь на такую редкую, приятную негу. Сознание быстро уступило сонливости и на этот раз приснилось что-то нейтральное.

Оразай разбудила его к обеду, чтобы не пришлось потом страдать бессонницей, однако сам Назар за дни в лесу впервые позволил себе расслабиться и заснуть крепко, и был готов восстанавливать силы хоть до следующего утра. За это время события последних дней охватывались разумом, откладывались в память и становились понятной историей, связанной с прошлой жизнью. Или это свойство самого сна – вспоминать прошлые сны, о которых иначе и не вспомнить, и связывать с текущим? Так или иначе, но чувства одинаково работают и там и там. Одеяло ощущалось на шерсти, развязавшийся халат сбился за спину. За окном ярко светило солнце, город был виден во всех деталях. Теплые лучи грели черную морду, пахло Оразай, свежим воздухом и едой с первого этажа. Хотелось есть.

Назар улыбнулся девушке, принесшей ему высохшую и уже зашитую одежду, и через минуту пошёл следом за ней вниз, обедать. Вряд ли травница может знать много о снах, но сейчас она единственная, с кем можно поговорить.

Городской совет

- Вы говорите на всех языках?

Толстый фелин рассмеялся, перекладывая бумаги в поисках нужной папки. Короткая жилетка на нём чуть не затрещала по швам.

- Если бы я говорил на всех языках, то не знал бы, как работать – просто не хватило бы места в голове под остальные знания. Пять языков уже более чем достаточно, учитывая, что фелиньих, обезьяньих, панголиньих, грифоньих и других на самом деле тысячи. К счастью, чтобы жить здесь, тебе достаточно будет изучить один лишь общий. Ты ведь хочешь остаться?

Назар глянул на Оразай, но та только улыбнулась ему и погладила по спине, дескать, решай сам.

- Да.

- И тебя не смущают местные обычаи, о которых тебе уже рассказала наш мастер-травник? Не будешь выступать против них, примешь местные правила, которые считаются оскорбительными и страшно неприличными для некоторых народов? – рука отмечала и записывала что-то на листке бумаги.

- Да. И выучу местный язык.

Фелин кивнул, довольно хмыкнув под нос.

- Тебе придётся много учиться. К счастью, учителя у нас есть, и они помогут, как помогают всем остальным детям и недавно переселившимся взрослым. Как более-менее освоишься с языком, пойдёшь в школу. Сколько, говоришь, тебе лет?

- А сколько нужно, чтобы быть самостоятельным?

Желтые глаза с хитрым прищуром с интересом сфокусировались на маленьком ите.

- Возраст можно и не считать - достаточно сдать экзамены и получить аттестат зрелости, или права человека, как его ещё называют. Он включает не только уровень владения языком и основными науками, но и то, насколько взросло ты себя ведёшь. Обычно его получают лет в пятнадцать, когда заканчивают школу. Кто-то чуть раньше, кто-то чуть позже – мы не отвечаем за скорость созревания наших тел, но можем подстёгивать наши умы. Тебе придётся догонять местных, а на шестнадцать-семнадцать ты сейчас не тянешь ну совсем никак. Тебе лет десять?

- Одиннадцать. Скоро будет двенадцать.

- Хорошо, Назар. Ты производишь приятное впечатление. Результаты медосмотра хорошие, место в городе есть, ресурсы тоже. Обычно для столь юных переселенцев мы требуем присутствия родителей, или оформляем опекунство из местных. Было бы логично попросить Оразай присматривать за тобой, но мне кажется, что она и так будет это делать, раз ты остановился у неё, а ты и без того достаточно взрослый, чтобы отвечать за свои поступки. В Азеркине у вас могут быть любые правила, если они не мешают окружающим, но в городе я прошу тебя соблюдать правила города. Это значит, что до получения аттестата зрелости ты должен учиться больше, чем работать, хотя подрабатывать можешь где угодно, где тебя возьмут. А так же это значит, что до получения аттестата ты не можешь переехать в другой город без семьи или тех, кто официально тебя усыновит или оформит опеку. Если получить аттестат так и не сумеешь, придётся вернуться в свой мир. Подумай хорошенько, согласен ли ты на такие условия. Если да – подпиши вот тут. Если у тебя нет личной росписи, отпечатка носа будет достаточно – приложись к листу, а я посыплю сухими чернилами, пока бумага влажная.

Назар пожал плечами и приложился носом к бумаге – всё равно в этом мире лучше, чем дома, а в других городах без знания языка вряд ли встретится вторая Оразай. Она чиркнула какую-то завитушку рядом с отпечатком носа, фелин поставил штамп и пожал руку мальчику:

- Добро пожаловать в Общий.

Мастер снов из Азеркина

- Оразай, ты же знаешь, что у меня проблемы с Общим, я даже экзамен по нему сдать не смогла! – Темноволосая девушка поправила прямые пряди, прикрывавшие бледное лицо, и отложила карандаш в сторону.

- По сравнению с Наке ты говоришь очень прилично, а я не могу учить его языку весь день.

- Но я не знаю языка итов!

- Для того чтобы тыкать пальцем в предметы и называть их, наш язык знать не нужно, - Оразай улыбнулась и подмигнула, - когда научитесь называть предметы, перейдёте к качествам и действиям. Не волнуйся, я не перекладываю занятия на тебя одну целиком и не жду большего, чем ты реально можешь. Нынче у нас пока нет постояльцев, с кем он мог бы поболтать, а к городским отпускать рановато, пусть сперва лучше узнает местные правила. Менее жестко, чем мог бы. К тому же, Мастер снов, ему будет, что рассказать тебе по любимой теме.

Мастер снов вздохнула и положила планшет с рисунком на стол – наброски сегодня не шли, не говоря уже о полноценных заказах. Тяжело вздохнув еще разок, девушка сдалась:

- Хорошо. Давай познакомимся с ним поближе.

Настолки

- Выходи к нам на террасу, Наке, поиграешь с народом, - заглянувшая в комнату Оразай застала своего гостя сидящим на полу и перебирающим асычки. Черный ит оглянулся, настроив на травницу большие уши, но слегка поджал их при ответе:

- Я же не знаю языка, а вы там все болтаете друг с другом.

- О, разговоры за игрой не всегда относятся к игре. В некоторые игры, к тому же, можно играть молча. Играл в тогуз коргоол?

- Ещё бы, - оживился мальчик и дернул хвостом, - когда ухаживал за стариками, играли с ними часто.

- Тогда пошли вниз, у меня есть доска. Возьмём у тёти Лиды сушёного гороха, если будет не хватать шариков.

Они вышли из дома как раз, когда компания закончила партию в настолку и стала разбредаться по другим играм. Кто-то с террасы во двор, играть в мяч, кто-то за соседний стол играть в дженгу…

- Рух, не хочешь немного экзотики? –спросила Оразай грифона на общем языке. Пернатый подросток повернулся к травнице и выразил своё внимание острыми, почти собачьими ушами:

- Спасибо, в «слона» с итами не играю, особенно с теми, кто весит больше меня.

Оразай улыбнулась и показала в руках игровую доску с двумя десятками лунок.

- Тут не на силу, а на математику и стратегию. Партия от получаса, правила несложные.

- Тогда не против, если игра без подвохов, - грифон слегка прижал уши и сощурился, расслабив хвост. Назар воспринял это как улыбку, хотя с движениями хвоста еще предстояло разобраться, они значили явно не то же самое, что у итов.

- Почти. Ничего такого, что могло бы тебе повредить, не бойся. Разве что узнаешь пару новых слов, и научишь другого игрока своим. Познакомься, Рухгерт, это Назар, Назар, познакомься, это Рухгерт.

- Рух, - тонкая желтая чешуйчатая рука встретила чёрную бархатную.

- Наке, - крепкое рукопожатие без какого-либо обмена запахами.

- Танысқаныма қуаныштымын, - произнёс грифон, - и на этом мои познания в твоем языке заканчиваются.

Назар удивился, как можно без губ, с клювом, говорить так чётко, но потом вспомнил, что даже вороны умеют подражать речи.

- И мне приятно познакомиться. Оразай, переведёшь правила?

- Ага. Заодно научишься считать на общем, если Рухгерт не против побыть учителем и считать вслух.

Осока

Весна превращалась в лето, и Назар словно бы оживал. Его всё ещё мучили кошмары, где он – невольник, слуга у соседнего народа, не совсем понимающий наречие хозяев, и то, что от него хотят. Работающий до изнеможения. Но, даже проснувшись обессиленным, Наке всё равно был рад. Сон окружающий мир или нет, но у него есть отдых и более приятная компания. Хотя бы тут, хотя бы так.

Запахи пансиона стали привычнее, но мир всё равно казался новым и необычным. Вся окружающая красота, которую не замечал за суетными проблемами, начинала попадаться на глаза. Игра утреннего солнца на оконной раме, рассветы и закаты с золотистыми вершинами гор, волны в траве на лугах, цветение деревьев, созревание ягод – всё то, что мимолётно, на что не смотришь в спешке или в делах, и без чего жизнь теряет краски.

С летом пришла жара и полуденные сиесты, когда слишком жарко, чтобы работать. В такие часы люди дремали – для многих день в Общем мире длился дольше, чем в родных мирах. Да и часы сна, как оказалось, у разных народов были разные, и чтобы работать вместе, приходилось спать дробно, в основном ночью и немного днём. Назару это было непривычно, и вместо дневного сна он сидел в тенёчке под стенами Азеркина, да созерцал мир.

Тишина и безлюдье. Пустые улицы, редкие птицы, иногда кузнечики. Едкий, заглушающий всё запах горячего сока трав, и чуть-чуть запаха сырой прохлады возле дома. Огромные кучевые облака, плывущие по сине-фиолетовому небу, надвигающиеся белыми громадинами на город, отражающиеся в синих окнах. Словно некая таинственная опасность, которую никто не видит. Которую некому видеть. Один на один с летом, единственный не спящий на всю округу. Можно сходить и освежиться в ледяной реке, пока там никого нет, если не боишься собрать на черную шкуру всё солнце и свалиться от перегрева. А можно просто сидеть в тени и даже не думать, а созерцать. Ловить ароматы, что приносит ветер, глядеть на облака и колышущуюся зелень, слушать, как город вымирает на пару часов, становится просто забытым рельефом, а потом возвращается к жизни, и тревожное течение белых громадин над головой теряет свой тайный смысл, становится чем-то повседневным.

В один из таких дней Наке услышал далёкую мелодию, словно кто-то играл на жетыгене. Только звук был тоньше и лился дальше – не разглядеть, откуда. Иногда мелодия обрывалась с порывом ветра, но потом возникала снова. Баюкающая колыбельная, достаточно тихая, чтобы не разбудить соседей, или, по крайней мере, не мешать тем из них, кто обладает чутким слухом.

Мир вокруг был пуст, некому было оценивать правильность поступков, и Назар пошёл на звук. Солнце положило ему на плечо горячую тяжелую ладонь, но тот лишь поправил тюбетейку и не спеша зашагал по горячим камням дороги. Несколько неправильных поворотов спустя, он подошёл к зелёному участку, усаженному по краям колючей малиной и ежевикой. Мелодия лилась с той стороны. Ит осторожно прошёл вдоль кустов, но в просветах исполнителя было не разглядеть. А заходить без приглашения на чужую территорию или прерывать мелодию – дурной тон. Тем более что, судя по архитектуре и запаху, там жили панголины. Теплокровные люди-ящеры, ценящие покой, личное пространство, уединение.

Ит встал в тени дерева на другой стороне дороги, а потом просто сел на теплые камни. Неутихающий перебор струн чаровал, а сама мелодия казалась прохладной, как журчание ледяного ключа, и такой же спокойной, ненавязчивой, естественной. Закрывай глаза и слушай… мелодия менялась с надвигающимися тучами, с порывами ветра, словно была частью мира вокруг. Она звучала, пока вокруг не начали просыпаться люди, раздаваться редкие голоса, хлопать двери – то подходила к концу сиеста. Тогда и сам исполнитель поднялся и отнес инструмент домой, чтобы вернуться к работе.

- Привет, Назар! – девушка-панголин махнула рукой иту, - давно тут сидишь?

На её бело-зелёной полосатой морде был лишь спокойный интерес. Знакомая Оразай и Мастера снов, она часто приходила в Азеркин поболтать или поиграть с народом, но с самим Наке особо не общалась.

- Привет, Осока. Пришёл на звуки музыки. Не знал, что ты играешь, красиво выходит.

- Под настроение. Я сейчас обратно на работу. Если хочешь, можем пройтись до «Хвоста», поболтаем.

- Можно. Ты не против, если я буду приходить послушать музыку?

- Если услышишь, как я играю, пожалуйста. А так – всё по настроению, не могу обещать, что буду играть завтра.

Человек

- Пожалуй, стоит задержаться в ваших краях, - сказал Человек, обращаясь к постояльцам Азеркина, - у вас здорово.

Нужно отдать должное народу, никто не содрогнулся. Человек, или, точнее, фелин по кличке Человек, был прекрасно омерзителен, глаз не отвести, насколько прекрасно. Плоская, по сравнению со многими обитателями Общего, морда. Голая серая кожа, рваные острые уши, шрамы и рубцы от ожогов, оторванный взрывом котла хвост. Действительно, этот мужчина имел больше сходства с бесховстыми, чем с фелинами. Человек подошёл к случившемуся с ним спокойно и с долей юмора. Да, он теперь страшный по меркам кошачьих, да и что таить, других народов. Да, местами шерсть больше не растёт. И если старую красоту не вернуть, то почему бы не принять новую? Внутренней уверенности хватало с избытком – она перекидывалась на остальных, и вот уже окружающие воспринимали его лицо как должное.

Сбрить оставшуюся шерсть. Надеть черные кожаные штаны и черную кожаную куртку с заклепками и шипами. Усеять остатки ушей серьгами. Ходить в тяжелых, высоких ботинках со шнуровкой до колен – такие крепко держат ноги и меняют походку. Повесить на пояс цепь, и не прятать вертикальные зрачки за темными стеклами очков. И вот, на расстоянии тебя видят как человека, если не присматриваться. А присмотришься, и хочется разглядывать ещё.

При своей новой внешности он не был злым или диким, просто уверенный в себе гражданин с очень запоминающимся стилем. Серьезный, со странным обаянием. Не причиняющий вреда тем, кто на это не напросился. Говорят, его выгнали из столицы за избиение попрошайки – какой-то новенький вздумал клянчить милостыню, будучи одноногим. Человек отпинал его своими протезами и приволок к Вратам, чтобы выкинуть из этого мира. Впрочем, это могут быть байки, как и то, что к нему после несчастного случая стало липнуть втрое больше женщин. И вот теперь он собрался остановиться в Подгорном.

- И кем устроишься? – поинтересовалась Оразай.

- Ну, кочегаром меня вряд ли возьмут после того как я взорвал паровоз, даже махать лопатой в подвале Азеркина. А вот на почту - почему бы и нет? Крыша над головой, ненормированный день, прогулки с письмами и забота о почтовых грифонах. Ну и ещё будут пугать мной маленьких детей, это прекрасно.

- Чем же?

- Буду хорошим индикатором. Кто будет бояться, вряд ли станут гражданами.

Законы мира снов

В уютной гостиной Азеркина сидели трое. В уголке, на кресле и диванчике, рядом с книжным столиком и шкафом, содержавшим одни из величайших сокровищ – истории и рисунки, художественные книги, альбомы, истории самих гостей и постояльцев, и привезенные из дальних краёв образцы искусства. У Оразай был выходной, а Мастер снов зарабатывала на жизнь рисованием, так что обе сейчас сидели с Наке. За окном было хмуро и серо.

- Всё, чему ты научишься во сне, остаётся с тобой. Не важно, сон ли для тебя этот мир или тот. Ты вряд ли вынесешь из сна золото, волшебные предметы или раны. Да, ты можешь вынести страх, усталость, боль, или наоборот, радость и приятные ощущения. Но самое ценное, что дают нам сны – переживания и опыт.

Мастер снов откинула прядь со лба и собрала волосы в хвост, пока Оразай переводила Назару её слова. Маленький ит внимательно слушал бесхвостую девушку, запоминая незнакомые слова, а потом так же внимательно внимал травнице. Мастер снов продолжила:

- Тебе знакомо чувство слабости, паралича, что охватывает во сне, когда нужно драться или убегать?

Небольшая пауза для перевода. Кивок.

- А понимаешь ли ты в эти моменты, что это сон?

- Нет. Мне снятся слишком реальные сны. Потому и хотел узнать у тебя, как отличить один мир от другого.

- Не дрался в жизни? – ответила вопросом на вопрос девушка.

- Дрался, - маленький ит слегка прижал уши и опустил взгляд, - но в одиночку против стаи сложно.

- А когда дрался, не чувствовал ведь этих тормозов? Было проще? Воздух не становился густым киселём?

- Нет…

На бледном лице девушки появилась улыбка.

- Теперь ты знаешь, как отличить сон от яви. Попробуй подраться в том мире и в этом, только и всего. В следующий раз ты обратишь внимание, есть ли эти тормоза. Можешь попросить Рухгерта, он умеет фехтовать, устроите дружеский бой.

Большие уши повернулись к Оразай. Наке махнул хвостом, но улыбка быстро сползла с его губ. Он что-то сказал, и травница перевела:

- Во снах он слуга, невольник. Ему нельзя драться и убегать – сны подробны и полны чувств. От ударов плетью даже в этом мире спина болит весь день. Он благодарит за совет научиться драться здесь, так как опыт останется с ним, но просит рассказать другие способы различать миры.

Два внимательных взгляда. Почти собачьи морды, большие, острые, внимательные уши, ожидающие совета. Мастер снов откинулась на спинку кресла и всплеснула руками.

- Хорошо. Надеюсь, это будет лучше моего варианта... вот тебе немного законов мира сна, которыми делились разные крылатые. Им не знакомо понятие «цветного сна», так как черно-белых они ни разу не видели, все сны были столь же ярки, как твои, а иногда и ярче реальности за окном, так что проснешься, и жалеешь, что потерял всю красоту и краски. И это выделяет их из серых людей. Возможно, азеркинство и сны тесно связаны, по крайней мере, многие именно во сне осознали себя не людьми, а иными существами. Законы, которые я назову, не универсальны, так как зависят от характера и жизненного опыта, но хотя бы треть из них обязательно проявится у тебя. Вот они:

Во сне не удивляешься ничему. Невозможно испытать сильное удивление, что бы ни происходило. Восторг, радость, ужас, любую сильную эмоцию, но не удивление. Ничего не способно тебя потрясти. Во сне не чувствуешь мокрость. Вода это просто более густая среда. Ты можешь задержать дыхание, но если вдохнешь – сможешь дышать и водой. Во сне невозможно прочесть надписи. Смысл слов сам вкладывается в голову, без разбора букв. Стоит сосредоточить внимание на словах – и они меняются. Я, кстати, знала одного человека, у которого это было не так. Он мог читать книги во сне, но зато потерял способность удивляться в этом мире, и как и ты, начал путаться, где есть что.

А ещё я знаю человека, который с детства очень часто умирал во сне. Настолько часто, что потерял перед смертью страх – для него всё было очень привычно. Снится кошмар? Убивает себя. Выкидывается в окно, перерезает себе шею, втыкает нож в сердце, чтобы проснуться, попасть в другой сон или же очутиться в том же самом, но в стороне он неприятных моментов.

Во сне работают законы подлости, типа того, что во время бегства и драки тело слабеет, а воздух густеет. Так же бывает, что нужные двери закрыты или ты не можешь их найти. Ходишь вокруг своего дома, а не можешь попасть внутрь. Или, если весь сон – это дорога домой, то ты никогда не дойдёшь до цели. Проснёшься до того как откроешь дверь. До того как подойдёшь к дому. Лифт будет сломан или довезёт не туда, лестница разрушена или вывернута так, что ведёт вниз, когда поднимаешься наверх… хотя да, какие тебе лифты и лестницы. Но у юрт есть двери, насколько я знаю, и частично эти законы действуют и на тебя.

В моменты сражений многие говорили, что их стреляющее оружие переставало стрелять, холодное – ломалось или больше не ранило. Но тут дело в уверенности. Некоторые начинали бить прикладом, когда ружьё не стреляло, выламывать с ноги закрытые двери, или просто говорили «эта дверь открыта», и она открывалась. Словом, проявляли находчивость, и эта находчивость помогала им в жизни не теряться в сложных ситуациях, делала их лучше и увереннее.

Иногда, посреди сна случается чёткое осознание, что всё это – сон. Очень чёткое и пронзительное. Так бывает, когда события снятся не первый раз. Или происходит что-то странное, например, встреча с умершими людьми. Но такие моменты редки. Даже если привычное тебе место искажается до неузнаваемости, или наоборот, непривычное место кажется частью привычного, ты не осознаёшь, что спишь. Не обращаешь внимания на обрывочность своих приключений – вроде бы сидишь в доме, а в следующий момент уже идешь по улице, а как вышел – не помнишь и тебе это не важно.

Эти события помогут тебе осознать, что спишь. Самое забавное, что как только ты понимаешь, что это сон, осознаёшь себя, сон попытается тебя запутать. Всё начнёт рушиться, и ты проснёшься, или окружение резко изменится, и ощущение самосознания пропадёт. В такие моменты желающие научиться осознанным снам смотрят в пол, разглядывают свои руки, подходят к зеркалу, делают что-то привычное и ищут отличия сна от реальности. И когда им удаётся усмирить брыкающийся мир снов, они становятся его хозяевами. Проходят сквозь стены или бегают по ним, отрывают люстры, чтобы победить ими врагов, превращаются в иных существ, летают, используют волшебство, путешествуют в миры, которые давно хотели посетить. Живут так, как хотят, как не могут жить в обычной жизни, и это прекрасно.

Ведь когда ты победишь всех своих врагов во сне, кошмары перестанут быть кошмарами. У тебя появятся опыт и уверенность в себе, находчивость – сокровища, принесенные из другого мира, и полезные в любом. Чтобы достичь этого, рассказывай свои сны сразу как проснёшься, или записывай их – это лучший способ делать их ярче и научиться понимать, что спишь, - закончила говорить Мастер снов.

Назар задумался.

- Куда уж ярче… мне бы наоборот.

- Есть способ, конечно, но не стоит терять такой дар. Лучше научись применять его, мои советы должны помочь. Многие тут упражняются в осознанных сновидениях. Учись и запоминай, присматривайся к деталям, проверяй оба мира. Вдруг, получится творить волшебство в этом?

Бой

Лето летело. Назар всё лучше узнавал общий язык и больше общался с народом. Болтал с Мастером снов, рассказывал ей ночные приключения и позировал для рисунков, когда той не хватало воображения. Помогал Оразай с выращиванием, заготовкой, а то и поиском трав, часто брал какие-нибудь поручения в пансионе. Научился читать и кое-как писать. Подружился с Осокой, что работала швеей в магазине одежды и тканей, играл в настолки и мяч с Рухгертом, катался с ним и другими подростками на велосипеде, здесь это умение было таким же ценным, как дома было ездить верхом на лошади. Кататься на велосипеде его научил Человек всего за несколько вечеров, он же своими голыми серыми руками перебрал несколько сломанных велосипедов с чердака Азеркина и собрал один. Металлический конь оказался больше, чем был сейчас нужен Наке, но судя по укоротившимся рукавам и штанинам, к осени велосипед станет иту как раз.

А ещё Наке внял совету Мастера снов и стал исследовать оба мира. Сложно удивляться, когда вокруг тебя ходят сказочные существа, а после изучения азбуки и простеньких книжечек для самых маленьких буквы даже снились и были такими же сложными, так что эти два способа не работали. Зато научиться искусству владения мечом казалось крайне полезным. Даже если оба мира не сны, то через несколько лет Назар мог не сдать экзамены и оказаться в родном мире. И лучше к этому времени было чему-нибудь хорошему научиться, что помогло бы жить там. Рух вызвался помочь.

- Мы будем сражаться на настоящих мечах и саблях?

- Нет, конечно, - улыбнулся ушами грифон, - максимум, на деревянных, когда окрепнут руки. А до того – усиленная физическая подготовка и заучивание основных движений. Мы тренируемся на ивовых вицах, они невесомые, длинные, прямые и гибкие. Хорошо подходят, чтобы научиться бить и ставить блоки. Приходи к нам на тренировку, собираемся по вечерам на стадионе.

- Конечно, приду, - завилял хвостом Назар, - а можно сейчас потренироваться немного? Чтобы не быть совсем-совсем новичком?

- А давай, - пожал плечами пернатый, - нужны две длинные прямые ветки. В голову и по пальцам не бьём, глаза не подставляем. Три касания до победы, посмотрим, что ты умеешь.

Пять минут, и инвентарь найден. Лужайка перед пансионом превратилась в арену. Взмахи, удары – грифон парировал и уклонялся, но не сходил с места и не подпускал к себе черного ита. Получив в очередной раз по плечу, тот отошёл успокоиться – его начала бесить невозможность дотянуться до Руха.

- Не пытайся выбить или сломать мой меч, как многие новички. Суть не в том, чтобы красиво бить мечом по мечу. Суть в том, чтобы бить противника и не давать ему бить себя. Целься в меня, а не в мое оружие, понял?

Ит через силу улыбнулся. «Мог бы и сразу сказать» - подумал Наке, но потом понял, что Руху просто интересно посмотреть, что он может сам по себе. И действительно, если целиться в самого грифона, то удары получались интереснее, пару раз даже удалось задеть. А когда Рух показал, как ставить блоки от типовых ударов, сражение стало веселее. В конце концов, Наке смог поднырнуть под руку и приставить ветку к шее грифона. Тот удивился, а потом рассмеялся.

- А ты молодец, мне будет приятно учиться вместе с тобой. Давай на этом закончим, наслаждайся победой, и постарайся сделать то же самое вечером на тренировке.

Имя

- Мастер снов? – ит обратился к подруге на общем, стараясь не нарушать позу. Быть моделью для зарисовок ему нравилось, только когда на рисунке выходил он сам, а не существо другого вида с похожим строением тела. Или другой ит. Тем не менее, можно было поговорить в процессе, и разговоры выходили всё лучше и интереснее, так как он не только узнавал язык, но и сами собеседники лучше узнавали друг друга.

Та вынырнула из осознанного сна, в который, закатив глаза, погружалась для лучшего понимания, как зарисовать то или иное несуществующее в поле зрения явление.

- Да, Наке? – их карие глаза на миг встретились под лёгкое, почти музыкальное шуршание карандаша по листу бумаги.

- Я давно чувствую любопытство. Имена… Общий – не твой родной язык. Почему имя на нём звучит как слова, которые можно понять?

Девушка ответила, не отрываясь от рисунка:

- Потому что это имя, которое я выбрала себе сама, после того как родители развелись и вернулись в родной мир. Теперь меня зовут Мастером снов.

- Так бывает? – уши ита встали торчком, голова наклонилась набок, но под строгим взглядом художницы Назар принял прежнюю позу.

- Ты же знаком с Полынью, ученицей Оразай. И с Осокой, чьё мастерство отвечать ещё оценишь. Их имена не просто набор звуков, они несут в себе смысл. Мой народ растерял свои имена, а те, что есть – уже ничего не значат. Мне не нравилось моё имя, я его сменила. Взяла из другого языка, как делают, наверное, почти все дети и подростки, когда хотят больше самостоятельности.

Назар задумался и молчал, пока девушка не закончила с рисунком.

- Нравится?

На рисунке был изображён воин в легком доспехе, готовящий завтрак у костра, пока его конь пасётся неподалёку. Красивый сильный юноша, каким мог стать Назар лет через шесть, если бы остался дома. Каким был его старший брат.

- Что-то не так? – встревожено спросила девушка, глядя на поджавшего хвост и уши натурщика. Тот тихо выдавил:

- Новое имя помогает забыть?

- Забыть что?... – глаза художницы расширились, до неё дошло.

Первое время в этом городе ей и самой было тоскливо, и прошлое не возвратишь избранными светлыми частями. И вспоминать о прошлом иногда ещё хуже, чем совсем его забыть.

- Да. Новое имя, если выбрал сам, даёт тебе подчеркнуть свою суть, и держаться за неё. Выбрать направление, в котором пойдёшь в жизни, если потерялся.

- Тогда мне стоит его себе выбрать.

За ужином собрались все постояльцы, кто не был занят в смену. Оразай и Мастер снов помогали тёте Лиде накрывать на стол и пополнять тарелки, Назар, не допущенный до готовки, вызвался помыть потом посуду. Он уже вовсю помогал по дому – чистил овощи, носил чистую воду, пилил и рубил дрова, мыл посуду, окна, чистил ковры и обувь, поливал огород, варил мыло, пропалывал сорняки, подравнивал деревья, помог дяде Саше и другим мужчинам подлатать крышу и убрать на зиму желоба, чтобы их не согнуло снегом.

По правилам, подобная помощь снижала плату за проживание. Назар снизил её до нуля и чуть не увёл в минус, так что Оразай лишь сказала «О» и устроила парня в школу, чтобы направить в нужное русло неуёмное желание быть полезным и отблагодарить травницу. Некоторым учителям пришлось давать Назару индивидуальные уроки, чтобы наверстать разницу со сверстниками, и определить мальчика в группу более молодых ребят, но это никого не смущало – ни Назара, который хотел учиться, ни окружающих, не считавших его «глупым итом» или «бедным ребёнком», и тем более не дразнящих его.

Умственный труд теперь занимал по пол дня, но работать руками времени, а главное желания и сил, хватало. Обретя постоянного и толкового помощника, дядя Саша выделил мальчику маленькую комнатку на втором этаже, бывшую кладовую с окошком, недалеко от комнаты Оразай. Плата – продолжать делать всё, что делал. Иногда избыток труда даже перепадал в виде монеты-другой на карманные расходы. В обмен на самые заковыристые ругательства, которые знал Назар, Осока приносила некоторые старые теплые вещи, отданные ей на материал в уплату шитья и кройки. Впрочем, сама она знала гораздо больше на многих языках, а на общем могла сказать так вежливо и изобретательно, что остальным оставалось только подхватывать фразы и челюсти.

В общем, двенадцатилетие Назар встречал среди милых ему существ, с крышей над головой, зимней одеждой, вкусной пищей и надеждой на хорошую жизнь. За окнами было черно, холодный ветер тряс стёкла в оконных рамах, пролезал в щели к жёлтым светильникам и накрытому столу, и растворялся, исчезал, столкнувшись с жаром натопленной печи.

Дядя Саша дочитал письмо и обратился к собравшимся:

- Ну что, ребята, сначала новости, потом торжество?

Беседы тут же стихли, внимательные глаза и уши обратились к мужчине.

- Скоро начнётся лыжный сезон и к нам в город приедут новые люди. Некоторые останутся здесь, некоторые уедёт дальше. Кого-то из них мы уже знаем, другие будут впервые. На день, на пару дней, неделю, сезон – кто как привык и кто как сможет, они остановятся у нас, так что будет оживлённее, теснее и теплее до весенней оттепели, а там и весенняя смена постояльцев объявится. На всякий случай, хоть вы и так у нас молодцы и всё знаете, прошу вас, наши коренные постояльцы и дорогие гости, сохранять добродушную атмосферу Азеркина. Даже если новые гости вызовут сомнения, мы не всё равно сохраняем лицо. Кстати о сомнениях, - Дядя Саша кивнул фелину в пенсне, - мой друг направил к нам нескольких ребят, не считающих себя теми, кем они являются внешне. Может быть, среди них будут достойные азеркины, желающие остаться. В любом случае, будем снисходительными к неопытности тех, кому их душевное состояние и свобода разговора о нём в новинку, даже если волнующие их темы нами давно разжёваны.

Постояльцы обменялись между собой взглядами и улыбками, парой реплик, ожививших в их памяти разные истории.

- Ну и чего ты замолчал? Весь день бы только трещать, а тут как язык проглотил! – шутя побранила дядю Сашу жена, - давай, пока сюрприз не остыл, начинай поздравлять.

- Если мой нос знает, что ты готовила, а живот поёт от предвкушения, то уж для итов твоя стряпня неожиданностью не будет! Чем пахнет, Наке?

- Ну… разными вкусностями. Стряпнёй. Их так много, а я ещё не выучил названия всех блюд, что умеет готовить тётя Лида.

- Я сам за сорок лет не выучил, всё время радует чем-то особенным между любимыми блюдами, да гости приносят свои рецепты. Сегодняшний ужин помогал делать каждый из присутствующих, и всё для тебя. С днём рождения!

- С днём рождения! – подхватили остальные, пожимая руку засмущавшемуся имениннику, похлопывая его по плечу, салютуя с дальнего конца стола или обнимая и целуя в щёку, к ещё большему смущению Назара. За поздравлениями появился поднос сочной самсы, ягодный кисель и настоящий, как дома, черный чай со сливками. Незаметно к ним добавились салаты, потом горячее, и всё было восхитительно вкусно. Назар попробовал всего по кусочку и, прикрыв глаза от удовольствия, раздумывал, чего он больше хочет во второй заход, что стоит распробовать основательно. Оразай принесла домбру и исполнила несколько песен, дядя Саша достал аккордеон. Его звуки были непривычны нежным ушам ита, но не вызывали желания грызть стены, как это делал вой плохо подобранной флейты.

А ещё были подарки. Назар попросил собравшихся помочь ему с выбором имени и выслушивал теперь, каким его видят окружающие, как звучат на других языках те или иные качества. Голова шла кругом от вариантов, когда прозвучал следующий:

- Ты пришёл к нам среди ночи и сам чёрен как ночь. На одном из языков это звучит как Найт. Если хочешь, добавь к этому ещё слово, можно из другого языка.

- Если добавишь слово в конце, то всё равно можно будет звать тебя Наке, - заметила Оразай, - если ты, конечно, не против.

Пришедший из ночи. Оставшийся на ночь. Принятие ночью. Ушедший ночью прочь. Черная тень. Множество языков вмещали разные смыслы в похожее по звуку окончание.

Найтел.

Ит перекатывал имя во рту. Вдох и выдох. Словно бы шарик скользит по языку, вырывается к зубам, а потом возвращается назад, но не проглатывается, а остаётся на языке. Забавное ощущение и довольно простое звучание.

Имя было принято и закреплено.

Глядя перед сном в новый потолок, один в своей комнатке, Назар поймал себя на том, что на губах всё ещё была улыбка, от которой уже сводило мышцы, а одиночество больше не чувствовалось. По крайней мере, сегодня. Сжав в ладонях волшебный камушек, подаренный ему в защиту от плохих снов, Найтел свернулся калачиком и уснул.

Маяк

Внезапно, это была не степь. Тёплый, даже жаркий край на берегу живого моря-океана. Скалы, песок, рыжеватая земля и под стать ей выгоревшая на солнце трава. Шум огромных волн, маленький парус на волнах вдалеке, запах солоноватых брызг и гниющих водорослей. Нос защекотало от запахов. Ит даже зажмурил глаза, проверить, насколько ярко воспринимается мир на нюх и слух. Потрясающе живо.

Назар огляделся по сторонам – безлюдье. Небольшая тропинка, обрамлённая желтыми цветами, ведёт к высокой скале. Солнце высоко в бледно-голубом, почти белёсом небе, выше, чем бывало летом в Подгорном. Жарко. Даже снять всю одежду – жарко. Длинный густой черный мех готов к зиме, не к лету, а из шкуры не выпрыгнешь. Хотя… Каким-то образом иту это удалось, его зимняя шуба снялась как простая одёжка, а сам он остался… собой? В себе? Метаморфозы занимали его не больше, чем обычно занимает дыхание, и вот уже маленькая фигурка идёт по тропке к скале над берегом. Теперь там виден странный дом высотой до неба, круглый в основании как юрта, но построенный из камня и выкрашенный в широкие контрастные полосы. На вершине дом расширялся, образуя словно бы голову со стеклянным колпаком, ярко блестящим на солнце.

Ит поднимался по лестнице наверх, и чувствовал, что на самом верху его ждёт радость, счастье. Но лестница всё не кончалась, и иногда в ней стало не хватать ступеней, они прятались в стены, были разрушены, или лестницы странным образом начинали вести обратно. Приходилось скатываться по перилам, перепрыгивать на другие лесенки, и всё равно до вершины было далеко. Она манила, и когда Назар подошёл совсем близко, чтобы толкнуть дверь в комнату наверху, то обнаружил себя проснувшимся в Азеркине.

Толкование сновидений

- Да… - чешуйчатая морда Осоки расплылась в ухмылке, обнажив зубы и забавно изогнув белые полоски, тянувшиеся от ноздрей к глазам, - дедушка Фрейд бы обзмеился от толкования этого сна. Столько богатых на ассоциации символов и элементов типических сновидений, ммм… - она облизнула зеленую морду и подмигнула Мастеру снов, - могу поспорить, ты рад, что переехал от Оразай и теперь в комнате один, некого смущаться, некого смущать.

Найтел прижал уши и отвел взгляд. Оразай предупреждала, что некоторые темы в Общем не табуированы, но говорить с девчонкой об этом было не по себе. Даже не это смущало, а то, что похожее на ящерицу существо читало его не хуже, чем ит понимает состояние других по запаху. Возвращая разговор ко сну, он пробубнил:

- Это лучше обычных ночей, в которых моя жизнь здесь – всего лишь сон, и переходы между сном и явью размыты. Я не отличаю сны от реальности, да и не хочу. Вдруг эта жизнь – не настоящая? На что мне тогда надеяться в том мире?

Мастер снов оторвалась от рисунка и подняла на ита глаза.

- Как и говорила, я могу научить тебя не видеть сны, но это печальное умение. Зато оно совпадает с правдой гораздо лучше, чем истории того дядьки о мире снов. Может быть, в его мире, с его языком и культурой те знания имели какой-то толк, но другие языки – другие символы, другие картинки в голове. И, разумеется, упомянутый Осокой «дедушка» не изучал осознанные сны в отличие от меня. Его рассуждения для меня – пустой звук.

Естественно, подобное описание не оставило Найтела равнодушным, и он захотел узнать больше. Бесхвостая девушка вздохнула, глянула на подругу-панголина и спрятала лицо за длинной чёлкой, погрузившись в наброски. Осока лишь пожала плечами и ответила иту:

- Он писал о снах, как они образуются, для чего нужны, что означают, как их толковать правильным образом. Что это не предсказания будущего, не путешествия души вне тела, а волнующие тебя мысли, показанные языком вчерашних событий и детских впечатлений. Шифр, мозаика, ребус, загадка. След мыслей и событий, понятный тому, кто знает язык спящего, его культурное окружение и жизненный опыт. Впрочем, зная два, можно восстановить третье, как по следам на земле можно понять, кто шёл и насколько давно.

Черный ит задумался над услышанным.

- И что же говорит мой сон, если я думаю то на общем, то на родном языке?

- Найтел… я не настолько знаю твой язык. А ещё… ты уверен, что хочешь, чтобы я тоже узнала, что значит сон? Это может открыть мне вещи, о которых ты ни с кем не говоришь, но которые я и так могу заметить из движений, поз, действий и оговорок. Точно так же, как ты чуешь носом, кто где был, что ел, кого обнял. Хотя да, что это я, ты же не привык, что другие люди могут обладать нюхом слабее и маскируют свое состояние и недавние действия. Но всё равно, решать тебе, потому что я смогу учуять то, что не понравится тебе самому.

Каждый раз, когда Найтел засыпал с подаренным ему волшебным камнем в ладони, степь и горестная жизнь оставались в стороне. Он оказывался где-то на берегу великого моря, иногда там был маяк, иногда – скромный, но в то же время просторный домик с огородом под окнами. Эти сны чувствовались так ярко, как ит не ощущал себя даже в Азеркине. В доме на берегу жил друг, которого Найтел не встречал в жизни, а Назар и не мог себе такого вообразить: похожий на Осоку, если бы она была большим сильным мужчиной с широкой мордой и огромными кожаными крыльями за спиной. Сны дарили чувство счастья и искренней дружбы, радости, нужности, семьи. В них можно было оглянуться на свою жизнь и понять, что теперь-то всё на своих местах, волноваться не о чем, только наслаждайся общением, какими-то незначительными, но приятными делами, прогулками, разговорами, или просто сиди бок обок, ощущая грубые чешуйки, слушая низкий, рокочущий голос. Проснёшься - и хочешь назад, к ярким краскам и чувствам, которых нет даже в таком волшебном доме, как Азеркин, и нет таких друзей, которые бы целиком заменили любящую семью.

Оразай улыбалась, слыша, что маленькому иту больше не снятся кошмары, и лишь советовала иногда спать без камня-амулета. Впрочем, камень сам не каждый день пускал на берег, просто не давал уснуть, и Найтел откладывал его в сторону. Сперва с опаской, а потом – спокойно, с благодарностью. Степь больше не приходила. Кажется, в том мире он заснул навсегда.

Вслед за яркой осенью настала серая холодная тоска, а потом выпал снег. Его запах в опустевшем воздухе разбудил Найтела, а сиротливо торчащие из тонкого белого покрывала побуревшие травинки под окном только подчеркивали необычность, мимолетность этого состояния – уже снег, но еще не совсем зима. Низкие свинцовые тучи цеплялись за горы, нагнетая желание кутаться в одеяло или одежду, но годы жизни в степи брали своё – ит хотел посмотреть, что за окном, как изменился город и окрестности, пока чудо не ушло и снег не растаял. До школы было еще пара часов, можно успеть.

- Никогда не катался с горки? – Рух смотрел на ита круглыми глазами, уши под вязаной шапкой стояли торчком.

- Только летом на велике, - развёл руками Наке.

Зимняя одежда, принесенная Осокой, была ему слегка великовата, движения получались немного комичными. Но ит быстро рос, как, впрочем, рос и грифон, по-прежнему возвышавшийся на пару голов.

- Ну а в снежки-то играл?

- Конечно, - ухмыльнулся Найтел, - а уж когда из пращи стрелять начал, то и со снежками стало жестче. Сила и меткость.

- Вот и отлично, сразимся, как выпадет побольше снега. А ещё у вас за Азеркином делают отличную ледянку, обязательно нужно покататься. Или, как вон тот склон присыпет, - Рух показал на гору, - возьмём санки. Тебе понравится, обещаю.

Ит просто улыбнулся в ответ. Сны были по-прежнему красивей и приятней дней с работой и учёбой, но и реальность дарила приятные моменты.

- Я думала, что буду тебя учить осознанным снам, - вздохнула Мастер снов, когда разговор в гостиной снова зашёл на эту тему.

Найтел наклонил голову набок и настороженно спросил:

- Даже притом, что из-за них ты не можешь отдохнуть как все, по-настоящему заснуть?

- Ты хотел избавиться от кошмаров и не научился осознанию во сне. У меня есть другой способ - делать осознанные сны не изнутри, а снаружи, на грани засыпания. Это не сделало бы тебя счастливее, наверное, но мне было бы не так одиноко. А сейчас просто завидно, что без всяких усилий по ночам ты видишь иные места и испытываешь столько эмоций. Меня в ОСах ведёт страх, и он неотделим от ощущений. Перестань бояться и проснёшься. Перестань убегать – проснёшься в ужасе.

Осока молча сидела рядом с вышивкой в руках, незаметно наблюдая за девушкой и реакцией ита на её слова. Мило, что Мастер снов признала свои мотивы и поделилась ими. Теперь она сможет взять себя в руки, а Найт будет знать, на что идёт, и не будет удивляться странным, непонятным до этого момента обидам. Эх, если бы девушка была такой не только в присутствии панголина…

- Но всё что ты рассказываешь… прости, но даже я соглашусь с Осокой и её озабоченным дедом-наркоманом. Сны – это не реальность. Все другие люди во снах - это не другие люди, а болванчики, манекены, которых мы одеваем в свои представления и заставляем играть роли по своему желанию. Нельзя выйти из своей головы, нельзя попасть в другую. Встреча во сне невозможна, что бы мне ни говорили. Поверь мне, я пыталась. Наслаждайся своими ночными путешествиями, но не обольщайся на их счёт. Это сокровище, которое достается случайно, и собрано из разных случайностей. В реальном мире того места скорее всего нет.

- Или есть и ты видел его в детстве, или где-то на картинке в одной из книг, как и драконидов, - продолжила Осока мысль бесхвостой, чтобы не загубить рассказы ита, а развить их, собрать материал для анализа, - так, по крайней мере, может оказаться, если теория Фрейда верна. Она не единственная, если хочешь, я могу для тебя изучить другие точки зрения чуть раньше, чем собиралась это сделать.

Найтел задумался и сложил свою острую морду на руки.

- Не нужно, спасибо. Мне нравятся мои сны. Я не хочу контролировать их – я и так могу в них делать все что захочу, но предпочитаю следовать сюжету. Это интереснее. И чем больше я рассказываю об увиденном, тем ярче ощущения в следующую ночь. Тем больше и лучше запоминаю.

- Это естественно, сны так и работают. Спасибо, что делишься с нами.

Ит откинулся на спинку дивана, просунув хвост в широкую щель между подушек, и оглядел гостиную. Рисунки в рамочках на стенах опять изменились. Был ли среди них пейзаж с минималистичным изображением берега и тростника? Маяка? А портрет драконида? Может быть. Разные авторы, постояльцы и их друзья, реальные существа и вымышленные персонажи, проезжие гости и жители города. Оригиналы и вырезки из Драгонарта – журнала-галереи, где ежемесячно публиковались лучшие фантастические рисунки, и куда можно было написать, чтобы поблагодарить автора за свои впечатления. Но больше, конечно, было оригинальных работ. На почётном месте справа от камина висели зарисовки из жизни пансиона, и все изображенные люди были подписаны. Хорошо узнаваемые фигуры и лица, пусть и выполненные не в стиле реализма, встречали входящих и сидели за компанию с гостями. Ощущение, что ты уже познакомился с ними со всеми, пока разглядывал, и знаешь, кто из себя что представляет. Когда некоторые из изображенных людей приедут зимой, Найтел уже будет знать их имена и характер.

Вернувшись из созерцания рисунков и своих мыслей, Найт дослушал беседу девушек о природе страхов и их пользе, после чего задал давно вертящийся на языке вопрос:

- Осока, скажи, ты зарабатываешь на жизнь иголкой и нитками. Для чего тебе знать, кому что снится и кто как думает?

- Не только мне. Многим. Это как своего рода прозрение – видеть мир таким, какой он есть, а не каким хочет казаться. Понимать, как что работает и почему случается то или иное. Предугадывать события. Не быть обманутой, узнавать те мысли, которые не пахнут и потому недоступны даже итам. Может быть, это делает нас похожими на собак, что научились смотреть на хозяев и понимать малейшую ужимку на лице, тон голоса, и оказываться полезными, хорошими, любимыми. Лучше понимать желания и состояние своих близких.

Ит нахмурил брови, переваривая услышанное.

- Я тебя не полностью понял. Люди такие, какие есть, разве нет?

- А ты не замечал, что некоторые вещи происходят из вежливости, из традиций, что людям приходится притворяться, несмотря на их чувства? Вижу по твоей морде, что что-то такое ты уже встречал. У тебя чуткий слух и острый нюх, чтобы замечать не задумываясь. А у меня – острый ум, чтобы понимать замеченное. Даже не спрашивай меня, как живут люди, которых легко обмануть и которые сами обманывают себя и прочих, потому что ничего не знают и не понимают. Моя жизнь слишком коротка, чтобы так закапываться в неэффективные мировоззрения. Достаточно знать, от чего происходят те или иные вещи, как развиваются, и как этого не допустить. Ладно, не перегружаю твою голову, у тебя и так хватает учителей. Если сделал домашнее задание, одевайся и хватай санки, зря, что ли, за пансионом такой хороший склон?

Мяфные тяфчики

- Тяф, давай мя те помогу! – Бесхвостый парень лет семнадцати подхватил оставленное Найтелом ведро и огляделся в поисках второй тряпки или швабры. Ит замешкался. Делиться работой означало делиться оплатой, но голокожий заверил, что поможет просто так, за компанию.

Что ж, дружба с парнями до этого не шибко складывалась, зато и вражды тоже не было. Почему бы не познакомиться с новым постояльцем? Судя по коверканью слов, это был такой же новичок в Общем мире. Или это манера речи такая? Найт объяснил, где взять вторую тряпку, и парень стал оттирать доски рядом с черным итом, как бы случайно касаясь его боком и наваливаясь плечом. Длинная русая челка падала на глаза человека, и он сдувал её, тряс головой, но не собирал свою гриву в хвост. Серые глаза скрывались до следующего отфыркивания, но голос не замолкал ни на минуту. Парень откликался на имя Вулфи, считал себя не то волком, не то ягуаром, но по настроению хоть змеёй, и просто сгорал от любопытства, как на самом деле устроен окружающий мир, в который посчастливилось попасть, и что за существа его населяют. Найтел отвечал на всё подряд: сколько ему лет, давно ли живет в Общем, с кем, есть ли друзья, есть ли у него вторая половинка, нравится ли ему кто-то… Всё это перемежалось разными звуками: подражанием кошачьему урчанию, собачьему тяфканью (что больше всего раздражала Найта), чириканьем, мяфканьем и другими междометиями с обязательным деланьем милой мордашки.

А ещё от человека сильно пахло, словно он совсем употел, пока мыл пол на втором этаже и разворачивал ковровые дорожки.

- Выхлопать бы их, как раз бы потом отправился в баню. Жаль, снег подтаял и сейчас грязновато.

- Уррр, банька это ня, я бы тебе потёр спинку.

- Ты бы отправился один. Я так жидко не потею, мне проще.

- Да я вроде не вспотел, потрогай футболку.

Черная ладонь легла на ткань, горячее тело под ней вздрогнуло. Ну да. Влажные мягкие руки, но сухая одежка. И всё же довольно сильный запах, исходящий от бесхвостого, смущал ита, прикосновение словно бы вызвало новую волну аромата. От знакомых людей так не воняло. Найтел посмотрел в расширенные зрачки своего нового знакомого.

- Ладно, спасибо за помощь, Вулфи. Извини, у меня много работы, которую я должен сделать сам. Всё-таки зарабатываю себе этим на жизнь, не хочу быть тебе должным.

- Ну что ты, с тобой в удовольствие находиться. Заходи в гости, как освободишься. Или если нужно будет убраться в номерах, - парень подмигнул и обнял ита на прощание.

Остаток дня Найтел принюхивался к шерсти и пытался избавиться от чужого запаха.

- Нет, я не рисую других людей в виде, в котором я не уверена, что им понравится себя увидеть. Как не рисую откровенных сцен без согласия участников быть изображенными.

Прямые черные пряди обрамляли бледное лицо, остро заточенный карандаш был зажат в пальцах как орудие обороны, а не труда.

- Ну мяф, это же просто шууутка, дружеская, всего-то костюм горничной для самого трудолюбивого и чистоплотного обитателя! – Вулфи изобразил саму невинность. Мастер снов прожгла его взглядом.

- Не вижу в ней ничего смешного. Наке не поймёт юмора, как и большинство местных, и слыхом не слыхавших о горничных и всех сопутствующих фантазиях. Уж поверь мне, я знакома со многими. Придумай враньё правдивее, а лучше держись подальше от мелкого. Хочешь пикантного арта в коллекцию – у меня есть запасы, от набросков до полноценных работ, покупай, сколько влезет, обменивайся с местными. Могу нарисовать на заказ, если ничего не противоречит моим правилам. А так – извини.

У Вулфи загорелись глаза.

- То есть можешь нарисовать меня с кем-нибудь ещё?

- Ага.

- И тебе можно будет позировать в уединенном месте?

- Нет. Я достаточно знаю анатомию.

- Мне есть что показать.

- Тем более позирование бесполезно, мне наверняка придется польстить твоему самомнению и нарисовать иначе, чтобы не ранить ни твое самолюбие, ни мой тонкий эстетствующий вкус и тягу к прекрасному. Познакомься с кем-нибудь в городе и приставай к ним, идёт?

Фурсьютеры

- Что это за жуть? – прошептала Лизабет на ухо Рухгерту, когда увидела играющие в снежки фигуры во дворе Азеркина.

- Спроси у местных. Может быть, устроили маскарад?

Грифон и панголин прошли по тропинке к террасе пансиона и присоединились к немногочисленным зрителям. Перед ними на снегу… творилось? Происходило? Какие слова подойдут для описания этого зрелища? В общем, смотреть было на что, если рассудок не жалко. Дядя Саша объяснил, что некоторые гости решили развлечь местных, показать друг другу вещи из разны миров и… впрочем, смысл происходящего не был до конца ясен и ему самому.

- Давайте с нами! – донесся голос Найтела. Рух обернулся и увидел летящий в клюв снежок. Поймав его на лету и обдав остальных брызгами, грифон сиганул через перила и кинулся обстреливать ита и всех, кто будет атаковать его. Судя по всему, шла игра все против всех. Вот только эти все…

Лизабет рассматривала народ. Не сказать, что на гостях была странная одежда. Некоторые сделали её так, будто бы одежды не было вовсе. Не сказать, что на собравшихся были маски – скорее, это были полновесные шлемы, делавшие головы огромными, пропорции как у маленьких детей. Хотя многие ограничивались частичными костюмами или ловко наложенным театральным гримом.

Кто есть кто в этих плясках дикарей вокруг тотема? Ит, влезший в серую шкуру и кожаные перчатки, нацепивший круглые уши, и вставивший фальшивые передние зубы, изображал крысу. Довольно похожие движения, писк вместо речи, обмотанный тряпьём хвост и продолжение из каната создавали приличную иллюзию. А ещё он прятался за другими игроками и кидал снежки из-за укрытия, ну точно крыса.

А вот судя по всему бесхвостый, разукрашенный под фелина. Длинные волосы похожи на гриву, родные уши спрятаны, а на ободке прицеплены искусственные. На разукрашенном лице какие-то накладки, чтобы изменить форму морды, сделать её длиннее. Издали может быть и похож был, но безжизненно болтающийся протез хвоста выдаёт его даже со спины.

Всё это ладно, но некоторые вещи просто ели мозг. Например, неизвестное существо в костюме бесхвостого. Огромная, с бочку размером голова с застывшим тупым выражением лица, карикатурные черты – в этой ростовой кукле мог прятаться как длинномордый ит или панголин, так и фелин или грифон. Хотя нет, панголин бы не спрятал массивный хвост в штанину, значит это не панголин. Какое облегчение. Хотя панголина кто-то тоже попытался изобразить, резиновый на вид костюм мелькал среди прочих. Чешуя была довольно неплохая, но застывшее мертвое выражение морды и еще более пустые глаза…

Определенно, это была главная проблема масок. Даже лучшие из них, с мастерски сделанными мордами, что под разными ракурсами видишь разные эмоции, даже такие маски выглядели слишком ненатурально. Особенно для зрителей, которым было с чем сравнивать. Как если бы Рух измазался в саже, удлинил глиной клюв и нацепил на хвост огромный веер – да, очень издали для незоркого глаза он был бы похож на врана. Отчасти. Но это не делало бы его существом из другого народа, даже если бы он внутренне считал себя таковым. Для участия в театральной постановке бы подошло, но там зрители принимают правила игры. Драконидов иногда играют панголины, вранов – грифоны или иты, в общем, кто больше похож и может произвести нужное впечатление. И впечатление есть, лишь пока идёт игра, пока актёр не выходит из образа, движется как герой, общается, как герой.

С этим у резвящихся во дворе были проблемы. Крыса, бесспорно, была живой, породистой крысой, втягивала в игру зрителей и постоянно общалась со всеми писком и жестами. Разукрашенный под фелина бесхвостый отработал несколько характерных поз и движений, но всё же кричаще оставался бесхвостым. Остальные, похоже, не замечали, как странно они выглядят, или просто наслаждались реакцией окружающих на свои маски и костюмы. В любом случае, лучше всего смотрелись костюмы тех народов, которых не было в Общем мире – когда есть с кем сравнивать, некачественная подделка проигрывает оригиналу.

- Ты в порядке, Лиз?

Рыже-коричневая пернатая морда возникла перед глазами.

- А, Рух. Да. Не совсем. Собираю рассудок по кусочкам. Туплю. Вы уже закончили?

- Залепил Найту полное ухо снега, он ушёл отогреваться. Пошли тоже в дом, ты говоришь так, будто у тебя мысли от холода трясутся и через одну на язык попадают. А там и народ к настолкам подтянется. Пока ты берешь очередной урок, я вытащу Найта сыграть в дерьмо.

- Во что?!

- Мне тоже понравилось, когда Оразай перевела тогуз коргоол. Играл в это с Наке, когда он ещё не особо знал общий, убедился, что он хорошо умеет считать и думать наперёд.

- Ох… я пожалуй найду Оразай и залезу в мир трав, пока ещё что-то соображаю. Слишком много коргоола впустила в сознание.

- Хорошо. Я пока даже не хочу думать о том, что видел, разве что потом, когда лягу спать. Если не удержусь и впаду в ступор как ты – не оставляй меня здесь, ладно?

Лизабет улыбнулась, но ничего не пообещала.

Не целуйся с панголином

Вулфи натянул капюшон пуховика, засунул руки в карманы и пошёл в город, пиная сугробы. Все, ну просто все обитатели и гости Азеркина его отшивали. Наверное, не стоило лезть к волкам – всё же пара, хотя в родном мире пушистые пары были просто условностями. Красивая пёська, видившая его неудачу, вообще назвала его членоголовым ещё до того, как он подошёл клеиться к ней. Даже приехавшие сьютеры, и те были неконтактными – что парни, что девчонки. А один вообще напрямую сказал: «Ты спятил? Зачем мне тратить время на человека, когда вокруг столько воплощений моей мечты?». И правда…

Живые, настоящие, пушистые и чешуйчатые антропоморфы. Стройные и подтянутые грифоны, грациозные и ловкие фелины, изящные и красивые иты, несколько странные, но симпатичные панголины. Рядом с ними хотелось находиться, их хотелось потрогать, прикоснуться к сказке, к необычному, о чем всегда мечтал, зарыться пальцами в мех на груди, прижать к себе… Но почему-то такое нарушение личного пространства рассматривалось ими очень недружелюбно. Что ж, это был реальный мир, а не интернет, и не чатик пушистиков, где можно было помахать лапкой и сказать «ищу пару для йиффа», как к тебе набегали похотливые желающие. Кажется, нужно было вспоминать, как знакомятся обычные люди. Скукота. К тому же, Вулфи просто не знал, как можно знакомиться на улице, ему не хватало на это смелости. Гораздо проще было дома, по переписке, выстроив себе маску иного существа, общаться с такой же маской и представлять, что собеседник реален. Воображение всегда лучше того, что ты видишь своими глазами, лучше того, что ты можешь почувствовать в жизни. Но иногда воображения страшно не хватало, обычно по ночам, когда максимум можно было обнять подушку или скомкать одеяло, но и оно не ответит горячими объятиями, не промурлычит в ответ.

Парень блуждал по улицам, глядя в землю перед собой, погруженный в досадные мысли. Похоже, он проспорил гадкому дядьке, и так ничего и не добьётся. Добрая кружка горячего шоколада и свежая булочка в небольшом кафе подняли настроение, и даже удалось немного поболтать со львичками, что сидели за соседним столиком. Но те лишь подразнили его нескромными вопросами, похихикали над манерой говорить и ушли, и Вулфи снова остался один. Он уже допил остывший шоколад, как вдруг ощутил на себе чей-то взгляд – панголин за угловым столом с интересом его разглядывал.

- Привет, - улыбнулся парень, и чешуйчатое существо улыбнулось ему в ответ.

- Привет, гость. Ищешь новых ощущений? – глаза с вертикальными зрачками хитро сузились, а на чешуйчатой морде появилась предвкушающая улыбка.

- Да, а ты хочешь мне в этом помочь? – Вулфи пересел за столик ящера, прислушиваясь к голосу. Парень или девушка? Не веря в удачу, Вулфи даже забыл мяфкать.

- Почему бы и нет? – панголин взмахнул руками, - Всё зависит от того, что именно ты хочешь. Меня зовут Крапива, я приехала в этот город на практику, учусь ювелирному делу. Сама живу в Сосновом, там с самоцветами похуже, зато не так холодно зимой – город укрыт от ветра. А ты?

- Вулфи. Приехал из родного по путёвке, остановился в пансионе на горке. Ищу друзей и подруг, и, если ты хочешь, девушку.

- Будем знакомы, - улыбнулась девушка-панголин и протянула парню руку для пожатия. Но человек взял прохладную кисть и поцеловал тыльную сторону ладони, а потом накрыл сверху второй рукой.

- Холодная. Я согрею.

- Это интересссно, - в зелёных глазах вспыхнул огонёк, - а если я вся замёрзну?

- Тогда я весь к твоим услугам. Горячий шоколад и тёплый пледик хорошо согревают, особенно, если забраться под него вдвоём. Позволь, я угощу для начала шоколадом, - он взял обе кружки и отошёл к прилавку.

Девушка подняла брови.

- Ты, похоже, мало слышал о моем народе. Но эта прямота мне нравится. Скажи, ты слышал поговорку «не связывайся с итом»?

- Нет, и она будто бы незакончена, к тому же звучит для меня довольно двусмысленно, - Вулфи подмигнул и заплатил за две кружки горячего шоколада. Ящерка оценивающе его оглядывала.

- Да, полная версия довольно похабна, и в ней есть строчка «не целуйся с панголином». Знаешь, почему?

- М? – Вулфи протянул горячую кружку и состроил милую мордашку. Ящерка с благодарностью приняла напиток и отхлебнула, после чего облизала с губ пенку.

- Потому что мы немного ядовиты.

- О, опасность, это по мне. Но ты же не укусишь просто так? – чешуйчатая рука снова оказалась в горячих влажных ладонях.

Девушка рассмеялась, прислоняя ногу под столом к ноге парня, так что сердце его забилось еще быстрее.

- У меня нет ядовитых зубов, шипов или еще какого жала. Ядовита моя слюна, кровь, её производные. Видишь чёрно-жёлтые полоски на моей кружке? Это посуда для панголинов, её моют тщательнее прочих, и из нее стараются не пить остальные. Всё зависит от твоей чувствительности, конечно. Некоторым и кожу задеть – отравятся, и им уже не до удовольствий, а другие ничего, еще и привычку вырабатывают, перестают реагировать.

Вулфи сглотнул.

- А яд сильный? Какие симптомы?

- Не смертельный. Некоторые называют эффект пьянящим, - девушка оглянулась – в кафешке никого больше не было, - хочешь попробовать?

Чешуйчастая мордочка приблизилась к лицу, пощекотав теплым дыханием, и Вулфи не устоял перед соблазном. Прикрыв глаза, он наклонился вперёд. Горячие губы оказались нежнее, чем выглядели. Легкий аромат шоколада мешался с незнакомым приятным запахом, подстегивая желание, распаляя, и вот уже его язык скользнул между губ, чтобы поиграться с её… Прикосновения, нежность, радость, восторг. От ощущений закружилась голова, спёрло дыхание. Аккуратные чешуйчатые ладони взяли его мордашку и оторвали от своей, внимательные зеленые глаза заглянули в затуманенные серые.

- Ну как, живой?

- Ох… - Парень мотнул головой и для большей опоры прислонился к стене. Судя по тому, что как он держался за стол, чтобы не упасть, и как побелели костяшки, ему было не очень.

- Жаль, - вздохнула панголин, - но лучше уж так, сразу, чем испортить хороший вечер, полный предвкушений. Сколько пальцев показываю?

- Шесть… - кожа бесхвостого приобрела зеленоватый оттенок.

- А тебя сильнее задело, чем я думала. Может быть, ты быстрее придёшь в себя, и тогда можно будет попробовать ещё раз. Или провести время без поцелуев…

- Сколько… сколько другие привыкают к такому?

- Год-два, примерно. Смотря, насколько хватает здоровья.

Вулфи почувствовал, что взмок. От всех желаний, у него осталось только два: не стошнить в кафе и дойти до дома, не упав в сугроб, а то из него будет уже не подняться. Панголин хлебнула горячего шоколада.

- Хочешь, снимем комнату на заднем дворе, оклемаешься? Не могу вести тебя к себе, живу не одна, извини.

- Да не, я лучше к себе… подышу по дороге, - мир Вулфи больше не был одиноким, он не искал существ для объятий, в нём появились борьба с собственным телом, звон в ушах, головокружение, светобоязнь и тремор – слишком много соседей, от которых хотелось сбежать и побыть одному.

Человек зажмурился и положил голову на стол. Ящерка не спеша допила шоколад, перебирая новому знакомому волосы. Когда ему стало немного легче, помогла натянуть пуховик, застегнуться, и взяла под руку, чтобы не упал. Человека шатало.

- Давай всё же на задний двор, в почасовые номера. Я заплачу, раз уж такое с тобой сделала.

Вулфи не стал сопротивляться.

Вулфи у психолога

На утро болело всё тело, а голову вообще хотелось оторвать и выбросить. В комнате было только серое утро и смятое одеяло, а в голове – какая-то мешанина из образов и воспоминаний. Что бы ни произошло прошлым вечером, повторять это явно не хотелось. А ещё эти сны… или это воспоминания?

А, ну да. Память. Сцены из недавней жизни, до приезда в Общий. Вулфи попытался встать, но рухнул на подушку и провалился в полузабытьё.

На кушетке вальяжно, с пренебрежением к окружающему миру развалился патлатый парень. Несмотря на то, что это была уже не первая встреча, юноша всё равно предпочитал держать на лице неинтересную маску безразличия, хоть иногда и пускал врача в свои мысли. Что ж, винить его в таком взгляде на мир врач не мог – не каждый будет рад, если тебя притаскивает к врачу квохчущая матушка, чтобы чужой дядька за несколько посещений исправил то, что она выращивала семнадцать лет. Или что без должного воспитания росло само собой в той среде, которую себе нашло. Впрочем, врач не удивлялся и не жаловался, ведь иначе у него бы не было работы.

- Вулфи, ты читал «Чародея с гитарой»?

- Неа, - парень поморщился, - много букв и мало йиффа. Я больше по арту, если честно. Картинка она сразу или нравится или нет. Их дома много – ищешь в сети то, что понравится, собираешь. Если есть с кем, можно и заказать художнику своих персонажей, или просто рефку для вирта, но это для богатеньких, у меня нет работы, а мамаша вот решила вам деньги отдать, а не мне комп новый купить. Так может быть и на пару комишек осталось бы.

Врач мысленно перевел услышанное. Про сбор картинок с антропоморфными героями он уже слышал от матери пациента, когда она приволокла сына, чтобы исправили молодому человеку ориентацию. «Чтобы не на зайчиков рисованных письку теребил, а девку себе нормальную нашёл и человеком стал, и как мужик себя вёл». А потом она узнала, что её ненаглядный сыночек уже давно не мальчик и довольно неразборчив в выборе партнёров, что её так же не устроило, как не устраивало и самого молодого человека – у него не получались сколько-нибудь долгие отношения. Что ж, обычно семейные проблемы врач решал работой со всеми, для кого это было проблемой, а не менял одного человека под нужды другого. Но в этом случае до совместной работы было еще далеко.

Врач покрутил карандаш в руках и сделал пару заметок.

- А как же воображение?

Парень выразил взглядом свое мнение об умственных способностях врача.

- Ну, для этого есть ролёвки. Вирт. Там и читаешь, и пишешь, и с воображением всё в порядке.

- А что тебе интересно в жизни кроме постельных сцен?

- Ну… обнимашки - тоже неплохо.

- А кроме? Какие-нибудь другие увлечения? Более понятные твоей маме, которые бы она назвала «человеческими»?

Парень задумался и откинул длинную прядь с лица. Врач не спрашивал значения слов, непонятных остальным людям.

- Да мало чего. Быть домашней зверушкой проще, чем человеком. У тебя есть любящий хозяин, и тебе не нужно ничего делать. Только ласки, еда и фантазии, игры. От мамаши одно недовольство – придёт под ночь с работы, и всё ей не так, хотя я ей вместо собачки. Сопроводить её туда, сюда, в отпуск она меня с собой тащит, и далеко от себя отходить не позволяет. Ладно, что мне попадались милые существа, соглашались быть хозяином или хозяйкой.

- Но прекращали?

- Им надоедало. Или находили себе других. Люди противные существа, не хранят верность.

Врач приподнял бровь и направил карандаш на Вулфи.

- Но ты же сторонник полигамии. Развлекайся, с кем хочешь, и всё такое.

- Да, но не бросай тех, кто с тобой.

Врач положил карандаш, откинулся на спинку кресла и соединил кончики пальцев. Посмотрел в потолок, но шероховатая белизна не подсказала ему решения.

- Знаешь, Вулфи, для многих здесь секс – это самое важное удовольствие в жизни, самое высшее. То, чем делятся с особенными людьми. Таковы традиции, хотя, конечно же, есть и исключения. Мне интересно, что для тебя самое ценное. Как ты показываешь другому человеку, что он для тебя особенный?

- Ну… я много чего позволяю с собой делать.

- Например?

- А вы не покраснеете от подробностей? Я наверняка знаю больше фетишей, чем вы.

- То есть твой ответ – секс.

- Не только.

- И подчиненное положение при доминирующем партнёре.

- Да, если в общих чертах. Хотя по настроению, я достаточно широких взглядов, если понимаете, о чем я.

Доктор улыбнулся.

- То есть предлагаешь всё равно секс и действия около него, так как это для тебя ценно. Но предлагаешь его всем подряд, и от этого никто не может чувствовать себя особенным.

- Я вас не понимаю, доктор.

- Смотри. Есть ряд вещей, которые люди не делают с кем попало. У каждого свой список, но он всё равно ограничивается несколькими десятками околофизиологических вариантов: не есть с другими, не делиться мыслями, не спать в одном помещении. Не находиться рядом, не говорить, не справлять вместе нужду, не показывать наготы, не пускать домой, не работать вместе, не доверять – много чего ещё, что ты не делаешь с посторонними. Обычно это вещи, которые можно назвать удовольствиями. У тебя есть такой список?

- Ну, я обычно не общаюсь с незнакомыми, если их не знают мои знакомые. Если они не проверенные. Не делюсь мечтами и фантазиями. Прошлым.

- Воооот… - протянул доктор, - теперь я тебя лучше понимаю. И быть верным в твоем понимании – это не прекращать общение?

- Да, я уже это говорил.

- Мне кажется, таких мало, кто бы хотел содержать тебя и не быть заинтересованным в том, чтобы ты не принёс заразу.

- Для этого есть резинки, док.

- Учитывая твои вкусы, они не помогут.

Парень вздохнул.

- Вы такой же, как все психологи и психиатры. Лезете в чужую жизнь, чтобы всё раскритиковать, унизить всех за то, что они неправильно живут, только и всего. Какое вам дело до моей жизни?

- Хочу подсказать, как работают другие люди. У каждого есть такой список удовольствий не для всех. Того, что делают для приятелей. Того, что делают для друзей. Что могут позволить лучшему другу, а что – партнёру. И позволять людям вещи из этого списка – это показывать им свое отношение. Тебе нельзя ко мне домой – мы не друзья. А тебе – можно, но даже не думай лезть ко мне в холодильник. А ты – хоть живи со мной. Понимаешь, о чём я? Если у вас с человеком общие ценности, то вы легко ладите и понимаете друг друга, нет недоразумений и связанных с ними обид. Если для тебя высшая ценность – делиться мыслями и мечтами, то тебе не по пути с теми, кто выше всего ценит секс или избрал супружескую верность как способ показать, что ты для него особенный. Он не поймёт твоих слов и обидится на измену.

Стандартная модель семьи предполагает, что именно секс и верность в постели – это приемлемый способ доказывать друг другу отношения. Традиции, выросшие на отсутствии контрацепции и невозможности в одиночку вырастить ребенка. Да что традиции, законы построены на этом. Но ты предлагаешь иной подход, и мне это нравится. Сейчас иное время, и я считаю – почему нет? Мне интересно, что из этого получится, сумеешь ли ты построить отношения с кем-то, чтобы они были именно на той ценности, что ты обозначил. Поверь, я видело много разных людей и обществ, везде одна и та же скукота, и мне хочется разнообразия.

Да что там до семей, дружба так же строится на этом. Ты мне, я тебе. Люди с одинаковыми ценностями, или люди, дающие другу те удовольствия, которые ему нужны. Одному нужен слушатель, другому – компания. Ты не поладишь с теми, кто не получает от тебя ничего, и не сможешь ни понять другого, ни быть понятым, если не знаешь, что ценно для тебя, а что для собеседника.

Осознай то, что я тебе рассказал, и у тебя получится строить крепкие отношения.

Вулфи поморщился.

- Всё люди. Хуманьё. Я как-нибудь сам справлюсь, в тусовке достаточно одиноких и в активном поиске. Не надо меня сватать.

Врач улабнулся.

- Ты общаешься с теми, кто считает себя зверями. Иными существами. Отыгрываете роли. Но за наброшенными масками и образами, твои собеседники остаются всё теми же людьми, и вживую они – не пушистые и не чешуйчатые, и тела их – обычные и скучные, и лишь сформированный нечеловеческий образ чуточку красит обыденность, верно?

- Угу.

- И раз они люди, выросшие среди людей, они подчиняются общей логике, и ценности их мало отличаются от ценностей обычных людей. Секс и власть на первом месте. Все хотят быть значимыми, и, что бы ни говорили вслух, всё равно тяжело переносят, когда кто-то делится такими удовольствиями не с ними. Ревнуют. Расходятся. Ищут новых партнёров. И у меня есть подозрение, что для тебя это так же. Поэтому ты несчастлив – кидаешь свою настоящую высшую радость как разменную монету, и тебе нечего предложить тем, кто тебе по-настоящему дорог. Всё слабее секса, не так увлекает и «хэй, я пришёл сюда потрахаться, а не слушать твои фантазии!» И тебе нечему радоваться самому, потому что свое самое дорогое ты не смакуешь с другими, и не бережешь, не строишь вокруг него жизнь и правила, а берешь урывками и без разбору, как маленькие дети берут сладкое вместо нормальной еды, а потом плачут, что у них разболелся животик. Я могу и ошибаться, но мне кажется, что всё именно так, как я описал.

- Да вы вообще во многом не правы. Начитались книжек о людях, а каждый человек – уникален, и не входит в ваши рамки, вот и хотите всех обрезать, вбить в приемлемое, чтобы доказать свою правоту. Делаете то, за что платят деньги тупые родители, желающие удобных для себя рабов.

Врач развёл руками.

- Решение проблемы – это не всегда вгонять человека в рамки. Если я помогу тебе стать самостоятельным и независимым от матери, она не будет к тебе приставать, поверь мне. Люди не настолько разные, с определенной вероятностью черты людей совпадают. Поэтому ты и можешь познакомиться с другим человеком, не изучая его поведение с нуля. И при этом видя его отличия от остальных твоих знакомых. В психологии то же самое, только я еще вижу причины того или иного поведения и не стесняюсь их назвать. Про свою мать ты тоже видишь и не стесняешься, хотя и не докапываешься до первопричины, не хочешь понять и научиться управлять этим. А про себя?

Вулфи насупился. Ему было и без того ясно, что вряд ли получится долго сидеть на её шее, и при этом менять себя не хотелось, так как мир вокруг был противным.

- Я не хочу меняться ради людей. Вы ошибаетесь во многом, и в том, что про меня надумали – тоже. Готов поспорить, что вы просто напыщенный дурак, который только и делает, что ловко заговаривает зубы.

- Давай это проверим, Вулфи.

- И как же?

- Ты отправляешься в путешествие, к людям с иными ценностями. Для тех краёв ты достаточно взрослый, чтобы путешествовать и жить без присмотра родителей. Делай что хочешь, общайся с кем хочешь. Возраст согласия там еще меньше, чем здесь. Сумеешь найти себе пару или друга – ты был прав, а я дурак. Не сумеешь – я объясню тебе всё заново, и ты будешь вдумчиво слушать и работать над собой. По рукам?

- Что, отправите меня в монастырь? Ну вас на…

- Нет, - доктор достал альбом, - вот в этот мир, и вот к этим людям. Хотя да, это я привык называть их людьми, у тебя другое слово. К существам, которых ты хотел бы увидеть воочию и потрогать. Неужели упустишь свой шанс?

Парень схватился за край стола, жадно вглядываясь в фотографии.

- Это фотошоп, - сказал он, осознавая, как противно находится перед незнакомцем, видящим твою душу, и как предательски не хватает дыхания и теплится глупая, невозможная надежда.

Врач улыбнулся.

- Тогда познакомься с моим ассистентом.

Смежная дверь кабинета открылась, и Вулфи очень захотел отправиться в путь.

Кусь

- Выглядишь грустным, - Назар сел на диван рядом с Вулфи, и тот придвинулся ближе, навалился головой.

- Есть от чего. Никто не даёт затискать себя, все гордые или злые, фу.

Ит скинул руку человека со своего плеча.

- Не знаю, где ты таких нашёл. Приставучих как ты тоже нет, это верно. Обнимаются тут родственники, друзья, да пары.

- Ты так не обнимаешь меня, - насупился Вулфи.

- Иты здороваются иначе.

- Но мы же друзья?

Морда Найтела не изменилась, только под рубашкой шерсть стала подниматься дыбом. Друзья как-то не обсуждают, друзья ли они, просто общаются и без слов всё понятно. Наоборот, слова даже могут разрушить это чудесное ощущение, придать ему неправильную форму. Зачем слова, когда понимаешь и так? Взять хотя бы Оразай, Осоку и Мастера снов - то, что они делали для Найтела, они не делали для всех подряд. С ними Наке был особенным, понимал свою для них уникальность. Вулфи же просто лез ко всем без разбору, был со всеми одинаковый. С таким легко подружиться и до следующей встречи забыть, что он есть. Однако объяснять подобные вещи нелегко, тем более на чужом языке, да ещё тому, кто сидит рядом и смотрит на тебя с надеждой на взаимность, и кого не хочешь ранить из вежливости.

Не дождавшись ответа, бесхвостый стал сам заполнять тишину, забывая мяфкать:

- Я думал, что этот мир – сказка. Столько пушистых и чешуйчатых, почти нет хуманья, а что есть – наверняка свои. Этакий конвент, только люди не носят костюмы, а вросли в шкуры своих персонажей.

Найтел почти ничего не понял из сказанного, но пусть лучше Вулфи говорит, чем задаёт вопросы.

- А получается, что это не встреча единомышленников, где все рады друг друга видеть, и где ласки доступны в любых количествах, а обычный мир, сложный, как среди простых людей.

Грустные глаза посмотрели с надеждой из-под чёлки, но ит лишь пожал плечами. Для него самого Общий был в новинку, чтобы делать выводы. Да, он встретил совсем не похожих на свой народ существ. Сказочных, мифических, но всё же людей. Да, они ведут себя иначе, как и подобает другому народу, и это не мешает, если относиться к ним как к заезжим торговцам из дальних стран. А вот Вулфи, похоже, пришёл из места, где были только ему подобные бесхвостые, и находить общий язык с ними получалось так же тяжело, как и здесь. Не удивительно…

- Грифоны оказались слишком серьезными и замороченными, - продолжал парень, - скукотень просто. Их рисуют гораздо приятнее. Ящеры вообще оказались ядовитыми, - бесхвостый поморщился от неприятных воспоминаний, - не хочу больше к ним лезть. Даже посмотрю – и снова тошнит, хотя одна зовёт погулять. Иты не воспринимают меня всерьёз, как и хуманы, для них я не один из них. Фелины… разве что с ними можно было бы попытать удачи, но меня отшивают раз за разом… ну нафиг всё…

Вулфи поджал ноги и лёг на диван, оставив Наке перед сложным выбором: тихо уйти, ничего не делать, или как-то попытаться утешить и приободрить одинокого приятеля, что, так же как и сам Назар, не очень хорошо жил в родном мире, а теперь потерян в этом. Может быть, похлопать легонько по плечу? Коснуться спины? Взъерошить волосы? Что из этого приемлемо для бесхвостых? Игнорировать, уйти, или коснуться?

Секунды тянулись мучительно. Наконец, черная рука робко коснулась повернутой к миру спины.

Вулфи выпустил Найтела из объятий, сел и ответил на взгляд Оразай. В звенящей от напряжения тишине раздались легкие шаги – черная тень ретировалась подальше, ощущая, что в чем-то отчасти есть и его вина. Напряженные гляделки продолжались, пока далеко в коридоре на втором этаже не закрылась дверь.

- Тяф?

- Кусь.

Лицо Оразай было серьёзно, и за пару секунд таким же стало лицо Вулфи. Что-то во взгляде девушки показывало, что отшутиться не удастся, но попытка не пытка:

- Массажик, чтобы снять напряжение?

Уши-локаторы глядели прямо на него, как и карие глаза. Когда девушка заговорила, человек заметил белые зубы, контрастирующие с черными губами и бархатной шерстью, и уже не мог отвести от них взгляда.

- Не делай здесь то, что незаконно в твоём мире.

- О чём ты?

- Ты знаешь о чём. О желаниях твоего тела и тех, кто их вызывает. У меня чуткий слух и превосходное обоняние.

Вулфи с трудом оторвал взгляд, чтобы оценить позу – натянутая, как тетива, девушка-ит не двигалась, замерла, внимательно следила за человеком. Не успеет моргнуть – кинется в атаку или расслабится и уйдёт, как это делают собаки, знакомясь с чужаком на границе своих владений. Привлекательная и опасная. Риск раззадорил Вулфи, и лицо его снова приобрело милый вид, а голос обрел прежние игривые нотки:

- Урр, ничего не поделаешь, ты мне нравишься, как ещё должно реагировать тело? Стоит увидеть тебя, или просто подумать об изящной походке, утонченных чертах моськи, о нежных, бархатных руках…

Тянуть к ней свои руки было ошибкой. Вежливая выжидающая улыбка превратилась в оскал, и раздалось самое настоящее, не картаво-поддельное, а глубокое и утробное рычание. Оно останавливает лучше слов. Вулфи замер, боясь пошевелиться и не зная, что сказать.

- Твой обман не удался.

Бесхвостый хотел возразить, но глянул, как дернулась губа, обнажая клыки, и передумал. Оразай продолжала:

- Всё можно исправить, ведя себя иначе или найдя место, где не нужно себя менять. Это не то место. Попадёшься ещё раз – вылетишь отсюда. Но сперва будет кусь.

Травница вышла из комнаты, оставляя в воздухе шлейф. Пахло злой псиной.

Осока внимательно выслушала травницу. На бело-зеленой морде появилась грустная улыбка.

- Теперь он точно будет творить глупости.

- Ты уверена?

- Процентов на восемьдесят пять. Смотри сама, - панголин стала загибать чешуйчатые пальцы, - вы не поладили с самой первой встречи, ты не даешь ему получать удовольствия, агрессивна к нему и настраиваешь против него единственного, кто к нему проявляет хоть какую-то симпатию. Вежливость это или нет – другой вопрос. Суть в том, что для Вулфи ты сейчас враг и он тебя не любит. Может быть, даже начал ненавидеть, потому что ты права. Ведь первая реакция на врага – не соглашаться с ним, относиться к словам как к обману, бросить вызов и драться. Это было бы еще ничего, но ты дала ему совет, обозначив единственное правильное решение. Но ты враг, и он не сможет им воспользоваться, не признав поражения, что унизительно, или не вырастя над собой, что требует адекватности, времени и сил. Как думаешь, что из этого вероятнее?

Оразай прижала уши. Осока нежно подняла их обратно.

- Не волнуйся, не твоя вина, что человек не вышел умом и не может поступать правильно. Это не твоя ответственность. Он встретил трудность – она его чему-нибудь научит. Будет не так просто, как если бы ты была его воспитателем и осознанно формировала его будущие поступки, да. Но и у тебя не было такого воспитателя, ты сама себя создала благодаря подобным упражнениям, которые иные называют «проблемами», «конфликтами», «трудностями». Ты можешь отвечать за Наке, но не за постороннего человека.

Панголин проследила за изменяющимся выражением морды Оразай.

- Не бойся за Наке. Раз уж в школе он дерется лучше, чем соплеменники, то и тут сможет доходчиво объясниться с этим рохлей. К тому же Штерн учит его фехтованию и дисциплине.

Фехтование

- Раз, два, три! Убит.

Ивовая вица просвистела в воздухе вокруг черно-рыже-коричневого высокого тощего грифона.

- Но это же не в корпус, а в руку! – Найтел потер болящее плечо. Даже сквозь зимний мех гибкая веточка хорошо отжигала при ударе.

- А ты думаешь, получив деревянным или стальным мечом, ты бы смог сражаться? Успел бы отражать удары поврежденной рукой? Перекинуть меч в левую?

- Нет, Рух.

Черный ит вздохнул и огляделся. Зимний спортивный зал мягко светился в утренних лучах солнца, лакированные доски давали блики. После часовой разминки на силу и гибкость здесь было совсем не холодно. Невесомые вицы – а никому из новичков со слабыми запястьями плохой координацией не давали деревянных мечей – со свистом рассекали воздух и встречались с легкими щелчками, а иногда с шлепком и шипением пропустивших удар голокожих, чьи цветастые синяки лучше всего обозначали ранг и опыт. Но даже с самыми ярко титулованными соперниками не всегда удавалось выйти победителем в коротком спарринге – меч в левой руке или непривычная стойка сбивали с толку. По три подхода с каждым, независимо от мастерства, и вот Найтел вновь вернулся к Рухгерту Штерну.

Тот оглядел соперника и ученика, забывшего встать боком, и приподнял бровь. Концы импровизированных шпаг соприкоснулись в знак начала дуэли. Вица грифона сделала круговое движение назад и поднырнула снизу, прямо между ног ита. Ни отойти назад, ни блокировать подобный удар Найтел не сумел, лишь сжал ноги и подставил руки, но было поздно.

Вица замерла немного выше колен, чиркнув по внутренней стороне бедра.

- Вот почему не стоит забывать о стойке. Когда ты боком, в тебя сложнее попасть, тебе проще отвести удар, - голос грифона был спокоен, а в глазах читалось лишь дружелюбие, никакой издёвки или смеха. Ит слегка прижал большие уши.

- Некоторые ребята не заморачиваются стойкой.

- Другая школа фехтования со своими плюсами и минусами. Ты волен выбирать любую, просто учитывай их недостатки и пользуйся достоинствами. Сможешь их попробовать, когда укрепишь мышцы и сухожилия. А пока милости прошу – тонкие палочки и повторение приемов, точные движения, которые понадобятся везде. К лету из тебя может получиться неплохой боец, как раз к ролёвке. А пока – нападай.

Просить долго не пришлось. За утро Найтел сумел победить нескольких соперников, и даже один раз нанес два удара за бой Рухгерту.

Отпечатки драконьих лап в снегу. Минус три гостя в Азеркине. Ночной поезд, или кто-то из них улетел сам? Мечтательные споры, предположения, зарисовки. Новые жильцы, приехавшие в зимнюю сказку.

Говорят, раньше в городе были драконы, хранители врат между мирами. Они выходили из арки в тупике Эвора, и летали в горах вместе с дикими грифонами и дельтапланеристами, и иногда заходили к друзьям на чашечку чая. Особенно часто они появлялись в Азеркине, но вот уже несколько лет, как живой дракон – большая редкость, а арка в тупике, ведущая в другие места, может привести только во всё тот же тупик. Говорят, в других городах всё еще работают врата, и там можно встретить драконов. Там ничего не изменилось, и иногда они залетают сюда, в Подгорный, проведать бывшего хранителя врат, и иногда забредают в Азеркин на чашечку чая.

Говорят…

Но никто не говорит о маленьком ите, прошедшем в этот мир без встреч с огромными, грациозными, величественными крылатыми.

Массаж

В дверь тихонько поскреблись и осторожно потянули её на себя. Плотно подогнутые доски едва скрипнули, и в щель просунулась голова Вулфи, а из коридора пахнуло одеколоном – кто-то пролил его на днях на ковёр.

- Мыр, можно?

Найтел уже лёг спать после тяжелой тренировки и плотного ужина, но махнул к себе ладонью, да слегка подвинулся на кровати – в комнатке не было стула, куда можно было бы сесть гостю.

- Если хочешь позвать меня куда-то, то нет, я на сегодня нагулялся. А поболтать заходи. Только я не буду вставать, если не против.

- Всё в порядке, - человек присел на край кровати и обдал ита облаком своего запаха, - так даже лучше. Массажик?

Не дожидаясь ответа, Вулфи взял черную руку и начал осторожно разминать, поглаживая по направлению шерсти. Найт сперва поморщился, когда пальцы человека добрались до синяков, но не стал возражать – было приятно, напряжение уходило, боль отступала. За рукой пошла вторая рука, плечи, а человек тихо и с паузами рассказывал, что интересного с ним происходило, и почему пришёл.

- Мне скоро уезжать, Найтел. Путёвка и деньги кончаются, завтра утром на поезд. Вот, заглянул к тебе попрощаться.

Влажная и прохладная от волнения ладонь соскользнула с плеча и взъерошила мех на груди. Острая морда ита дернулась, насторожилась:

- То есть как, насовсем уедешь?

- Видимо, да, - вздохнул Вулфи, продолжая перебирать шерсть пальцами, - доктор Баунд не видит смысла оставлять меня в этом мире, а сам я сюда вряд ли попаду. И ладно, я проиграл спор с ним, мне тут не особо рады, как и везде. Что с хуманьём, что тут – веди себя так, как хотят другие, соблюдай правила, фу… никому я не нужен, такой как есть, а меняться – тошно.

Руки человека разминали иту ноги, оставляя единственный островок напряжения, голову, сопротивляться волнам спокойствия и неги.

- Забрать бы тя с собой, показать ребятам, особенно фурсьютерам… У нас мяфная компашка, правда редко удается собраться. Мы бы тебя всего заласкали, уррр… Спасибки, что радовал мя разговорами.

- Да пожалуйста… - Найтел убрал от своих боков руки человека, но тот всё равно дотянулся и потрепал его по голове. Что говорить в таких случаях странным знакомым, которые не попадают в категорию друзей и приятелей? Как себя вести?

- Удачи в дороге? Я не знал, что ты уедешь уже завтра, может быть, чего-нибудь для тебя сделал.

- Спасибо, - Вулфи улыбнулся и почесал Найтелу мех на горле, - ты ещё можешь успеть, просто поболтав со мной или поделившись обнимашками. Или позволив сделать тебе особенный массажик.

- В другой раз, - по привычке ответил Найт и спохватился.

- Другого раза не будет, - озвучил Вулфи мысль ита, - дай мне шанс. Ты и так откладывал…

Дрожь в голосе и руках. Изменившийся и усилившийся запах. Вспомнившиеся разговоры остальных о том, что приставучего человека отшивали все подряд, и у него не появилось друзей. Его присутствие, нежданное, странное, липко-навязчивое. Возможно, будь Наке более вежливым или размягчённым массажем, он бы согласился, не воспротивился этой навязчивости…

Про итов говорят, гостеприимство для них священно. Что даже иты, ставшие гражданами Общего во втором и третьем поколении, радушно принимают любых гостей. Что поэтому гостеприимство ита ничего не стоит – они не умеют отказывать, лишь ожидают, что в ответ ты позволишь сделать с собой то же самое, и могут заявиться в гости, и будут оскорблены недостаточно вежливым приемом.

Это неправда.

Иты прекрасно соблюдают чужие границы и не идут туда, где им не будут рады. А если идут, то постараются сделать так, чтобы их визит был в радость. Не потому, что хозяев обязывает традиция, а потому что они не такие наглые сволочи, какими их можно ошибочно представить, иначе ни один панголин, не любящий пускать к себе домой посторонних и заходить к другим, не смог бы жить по соседству с итом.

Найтел не был классическим итом, чтущим все традиции, иначе бы не оказался в Подгорном. Но не был он и кем-то иным. Он был просто подростком, испытавшем на своем веку много всякого, чего не стоило бы видеть в юном возрасте или вообще в жизни, и это его не сломало. Обтесало, сняло с него стружку, откололо некоторые части, и оставило личность, которая позволяла своему я быть впереди того, что дома считается нормальным.

- Дай хотя бы переварить ужин, если вздумал мять мне спину, а то меня стошнит. А там – я знаю где твоя комната, может быть, зайду и помашу тебе на прощание. Спокойной ночи и счастливого пути.

Лицо Вулфи скрылось за чёлкой. Он нехотя встал, как-то неловко доковылял пару шагов до двери и обернулся.

- Пока, Наке. Я, может, сам загляну к тебе, маленький обжора.

Рука человека потрогала защелку, пальцы качнули висящий без дела крючок. Секундной раздумье, и парень вышел в темный коридор, прикрыл за собой дверь.

Светящиеся в темноте коридора глаза проследили, как он ушёл к себе.

Ночь. На морском берегу в дюнах было тепло. Найтел лежал на песке, глядя на звездное небо, и находил знакомые созвездия нового мира, о которых рассказывал Рух. Забавно. Значит, море тоже в этом мире? Или нет? Или это прежние звезды-ориентиры кочевников, которые кажутся теперь другими? Если присмотреться, то можно найти Лук, Всадника, Казан. Или нет. Не важно.

Ит повернул голову набок и улыбнулся – спутник его снов был рядом. Большие пластины чешуи на мощном теле, распластанные по песку крылья, воткнутые в дюну рога. Драконид лежал на спине и тоже созерцал звёзды, пока не почувствовал на себе взгляд. Довольный рык слился с шумом далёкого прибоя и ветра над песчаными холмами, когда Найт лизнул ящера в щёку. Сильные руки подхватили черную лохматую тень и положили к себе на грудь. Горячую, вздымающуюся. Большие ладони гладили спину и ерошили шерсть, и ит млел, прижимая ухо к пластинам, слушая сердцебиение, пока оно не слилось со стуком молотка за окном.

Что ж. Уже утро. Жаль.

Ещё несколько минут Найтел лежал не двигаясь, чтобы хорошенько вспомнить сон, проиграть его по кругу и не вспугнуть и без того ускользающее ощущение объятий.

есна

-Что не так, Наке? – Мастер снов проводила взглядом злого ита, вернувшегося со школы, но тот не ответил, лишь молча поднялся по лестнице и закрылся в комнате. Ладно, что его хватило снять обувь и куртку на входе.

Что не так? Этот вопрос мучил самого Назара, но у кого спросить? Не у девчонок же спрашивать, чего его достают девчонки! У Оразай тоже вряд ли получится узнать – она ит, и в традиционных отношениях итов нет ситуаций, когда девушка приставала бы парню со зла, пользуясь тем, что никто не может поднять на неё руку и дать сдачи, не может стащить или испортить вещи, ни даже обругать или как-то еще проявить неуважение. Есть традиция, по которой себя нужно вести, и эта традиция не даёт сумасбродам быть сумасбродами. Женщины должны уметь шить, готовить и не возражать мужчинам, мужчины должны уметь воевать, работать и уважать женщин. Неважно кто ты, какой у тебя характер – исполняй традиции, и общество живет, как должно жить, без перекосов. Минимальные различия между людьми, универсальность – тебе всё равно, кто будет твоей женой – традиция обеспечит одинаковое отношение к тебе любимой и не любимой. Никто не чувствует себя обиженным – традиция равна для всех.

Отец всегда гордился, что их народ сохраняет такое равновесие, в отличие от соседнего народа захватчиков, где традиции были теми же самыми, но мужчины не уважали женщин. В том языке слова «девушка» и «невольник» были одним и тем же словом. Рай для мужчин и ад для женщин. И пленников.

Найтел передернулся от воспоминаний. Хорошо, что успел убежать до того, как был продан в слуги. Но чего не ожидал – так это попасть в мир, где женщины не просто возражают мужчинам, но ставят себя выше их, а ты слишком воспитан, чтобы дать отпор.

У других народов с этим было, похоже, помягче. В общем языке вообще не было различия между словами «он» и «она», Осока утверждала, что в панголиньем тоже, но даже думая на общем, Найтел всё равно чётко разделял мужчин и женщин. К одним – такие правила, к другим – иные. И третьего вида правил для других народов не предполагалось…

Ит почувствовал, что в комнатке слишком душно и открыл форточку – пьянящий воздух тут же коснулся острой морды. Таял снег. Солнце нещадно жарило, а в тени был лёд и намерзали сосульки. Легкое сумасшествие, безумие, прилив какой-то дикости витали в воздухе вместе с чем-то новым, неизведанным. Странно, разве раньше весна была такой?

Через пару недель снег в городе растаял, но выше, на склонах гор, еще можно было поиграть в снежки, ровно как и в лесу. Дороги были сырые, мягкие под ногами, и после зимних ботинок на толстой подошве всё казалось в новинку и необычным. В воздухе кроме талого снега появились запахи голой земли, не менее будоражащие, чем прежде. Ароматы изменений. Ароматы скорого тепла и лета.

Наке и Рух ушли гулять после школы. Болтовня обо всём подряд плавно сменилась более личными темами, когда они покинули город и пошли вдоль берега реки. У Руха были полные карманы сушеных яблок, у Наке – несколько сушек и гренки, и с ними вприкуску шагалось веселее. Вокруг не было посторонних, да и Рух интересовался культурой других народов, и ит рассказывал ему свои наблюдения:

- С итами легко поладить. Чти традиции, будь сильнее, бей больнее или веди себя наглее, тогда тебя уважают и не трогают. В родном мире мне приходилось сложнее, чем здесь, и местные ребята поняли, что я достойный соперник, а для некоторых – страшный. А страх у нас равен уважению, так что меня не трогают, хотя в друзья тоже не лезут. Но я не понимаю другие народы, особенно фелинов и ту девчонку. Знает, что ни один ит её не тронет, и делает что в голову взбредет. Ребята отбиваются словами, всей стаей, но я – вне, и на меня их защита не распространяется. И без красноречия Осоки мне с ней не потягаться…

- Ты просишь помощи? – Рух направил на Найтела внимательные уши.

- Совета. Помощь со стороны уронит мой авторитет среди ребят, они присоединятся к травле, а против всех мне не выстоять. Как вести себя с девчонками, чтобы они отстали?

Рух нахмурился и прижал уши. У Найтела не было старших братьев и отца, чтобы быть примером. Не было и старших друзей-парней, кроме разве что приятеля Рухгерта. Но грифон не сталкивался с подобной проблемой. Сложно ответить, как себя вести, если не знаешь, что именно делаешь. Да и достаточно посмотреть, как они с Лизабет обмениваются ударами мечей в дружеских поединках, чтобы у любого отпало желание лезть.

Рух нахмурился и прижал уши.

- Прости, Найт, у меня нет ответа. Возможно, его вообще нет. Люди либо вырастают, либо изменяются и становятся кем-то другим, и их проблемы остаются в прошлом. Может, спросишь у самой девчонки, что ей от тебя надо?

Ит поднял грустную морду и скривился.

- Ты вроде с ней знаком. Сестра твоего друга, Сара Натаниэль. И её подруги.

- Да… тогда спрашивать смысла нет, у нее недавно снесло голову. Сама не понимает, что делает и зачем.

- Но как мне быть?

- Дай сдачи?

Найтела передернуло. Ит, поднявший руку на девушку – не ит. Хватит и того, что он бросил предков. Кому нужен такой?

- Не могу.

- Тогда это тупик. Если не изменишься ты – может измениться она. Через несколько лет, может быть, ей надоест, или мозги встанут на место. А пока – извини.

- И как мне ходить в школу? Я же учусь вместе с ней.

- У меня сейчас тоже не просто с фелинами – один придурок из богатенькой семьи приехал в Подгорный неделю назад и смотрит на остальных как на слуг или животных. Мы сразу не поладили, даже наваляли друг другу. Теперь он записался на фехтование и ходит в школу вместе со мной. И знаешь, что я думаю об этом? Завести врага – отличный способ стать сильнее и быть начеку.

На берегу моря был снег. Мокрые хлопья падали с серого неба, облепляли солёный плавник, оставались островками на песке, растворялись в серых волнах. Наке собирал дрова, вынесенные на сушу течением – побеленные солнцем, легкие хрупкие деревянные обломки, что давали разноцветное пламя. Ветер время от времени залеплял крупной снежинкой то в глаз, то в ухо, а вязанка за спиной росла больше от снега, чем от новых находок.

Ветер, шум волн, и при этом – безмолвие, ватность, ограниченность звука. Мира вокруг словно не было, всё что дальше пятидесяти шагов либо не существовало, либо не было ни видно, ни слышно, что в принципе, одно и то же. Словно забыв, для чего всё это нужно, ит бродил по песку и гальке, глядел на пригнувшиеся метелочки трав, на холмы и дюны, силясь вспомнить, понять, куда нужно идти и зачем.

И где-то среди белой бури, серого неба и темно-серых волн, вспомнился крылатый, чешуйчатый обитатель этих мест. Вот для кого дрова. Где-то на берегу, немного за пригорком, защищенная от ветра, стоит его хижина. Вдалеке от деревни, вдалеке от маяка, на отшибе, с маленьким садиком и кучкой грядок, как раз, чтобы жить одному-двум, максимум трём-четырём людям. Дом его отца, в котором крылатый живёт один вот уже лет десять, с тех пор как его мать живет с другим мужчиной и завела других детей…

Много рассказов и историй из жизни, много пережитого, чем они поделились друг с другом. И много теплой, спокойной радости от общения, простого счастья от того, что они нужны друг другу. И при этом Наке не мог вспомнить имя, хотя был уверен, что называл своё. Да, рассказывал, как выбрал его, но что же ответил драконид?

В снежном мельтешении иногда появлялось что-то вроде крыши, но исчезало, оказывалось верхушкой холма, старым навесом или чем-либо ещё. Крикнуть, и не услышит. И что крикнуть? Как позвать по имени? Ухмыльнувшись, Найтел запрокинул голову и протяжно завыл, подражая ветру. Где-то вдалеке хлопнула дверь и ветер донес обрывок мелодии – звонко звучала флейта. Ит со всех ног кинулся на звук, но ветер дурил его, игрался, донося звук то справа, то слева, то спереди, то сзади, пока, наконец, перед черной ушастой фигурой не вырос знакомый дом. Пришлось покружить в поисках двери – они всё никак не хотела попадаться на глаза, но Найт всё-таки смог зайти.

Драконид кутался в одеяла и одежды, подкидывая в печку высохшие дрова. Пламя было не шибко большим, ровно как и запасы горючего были не богаты.

- Не знал, что тут бывает такая погода, - сказал крылатый густым, рокочущим голосом.

- Может быть, это я принёс, - ит прижал уши. Больше всего ему хотелось кинуться в объятия, но сперва он всё-таки отряхнул с себя начавший таять снег, - я немного заблудился, пока искал тебя.

- А почему не позвал?

- Я забыл имя.

Рогатая голова повернулась к нему, желтые глаза посмотрели с удивлением.

- Тейгар. Ты можешь звать меня из любого сна, если захочешь встретиться. Так же, как я зову тебя, Найтел.

- Тейгар… - ит почувствовал, как удивительно знакомо звучит имя, как он мог его забыть? И знал ли он его? Зовёт его...

Дощатый потолок маленькой комнаты в Азеркине. Удивление. Имя на губах.

Тейгар.

«То, чему научился во сне, остаётся с тобой».

Назар проснулся с этой фразой на губах, и осторожно, не двигаясь, постарался вспомнить всё, что ему приснилось, пока его маленькую комнатку заполняли предрассветные сумерки.

В первую очередь – дом на берегу моря, где он готовил какую-то еду, работал в огороде, а потом пришёл спутник его снов, Тейгар, и они о чем-то болтали за ужином, а солнце заходило в море, и от этого салатовая чешуя драконида стала рыжей, а шерсть Найтела – бронзовой. Теплый, радостный сон. Кажется, там ещё стояла у причала лодка, и вроде бы в других снах на ней можно было уйти рыбачить, и кожаные крылья служили вместо паруса...

А до того… Кажется, школа. И кажется, он давал отпор Саре, двинутой львице-ровеснице. Ох, только вот как это было, и как осуществить в жизни? Надо записать. Записать всё в деталях, рассказать потом Осоке и Мастеру снов, когда они соберутся в гостиной Азеркина, и может быть удастся осознавать себя во сне и найти способ хотя бы в том мире постоять за себя? Хотя к вечеру сон затрётся событиями дня…

Ит вздохнул и нехотя встал. Нужно было идти в школу.

- Ты последнее время совсем грустный, Наке.

- Знаешь, Осока, иногда просыпаешься, а хочется обратно. Жизнь – там. На берегу, с крылатым Тейгаром, а тут – странный муторный сон с непонятными правилами повседневной жизни и волшебными существами. Там, по сути, тоже, но приятнее и интереснее.

Зеленая полосатая морда улыбнулась.

- Я бы обиделась, что ты нас не ценишь, но всё понимаю. Даже те детали снов, которые ты не рассказываешь.

Найт отвёл уши в стороны.

- Я могу только мечтать, что встречусь с ним в жизни. Пока мне хватает видеться по ночам, но я всё равно теряюсь, как проснусь. Тут у меня всё что нужно, даже больше, чем мечтал, сидя в родном мире, но всё равно… хочется той лёгкости. Ты хорошая, Оразай и Мастер снов тоже, и Азеркин стал мне домом… но с вами я всё равно не чувствую себя так же здорово, как там.

- Не бойся. С умом у тебя сейчас будет не очень, много эмоций и изменений в теле. Девчонки в твоём возрасте уже на стену лезут от изменений. Научишься с собой ладить, хоть и не сразу, поверь. Просто не делай глупости, хорошо? Сперва доучись здесь, а потом сможешь отправиться на поиски того места из снов.

- Тебе легко говорить…

- Я думала, иты-мужчины считают ниже своего достоинства показаться слабее женщин, как и признаться им в том, что чего-то не знают или не понимают.

Наке усмехнулся, следя одним ухом за Осокой.

- Для меня вы все пахнете одинаково панголинами, и ведёте себя, кому как нравится. Попробуй, определи, кто перед тобой, девушка или парень, и как с вами обращаться. Каждый – как целый народ со своей культурой, и каждый принимает то, что нравится ему. Как вы вообще ладите друг с другом без чётких правил?

- Уважаем друг друга, только и всего. Понимаем и принимаем остальных как есть, общаемся с реальными людьми, а не со своими ожиданиями от людей. Ты и сам так делаешь со своими друзьями, разве нет? Тебе всё равно, какого они пола, всё равно, какой культуры – не зная их традиций, просто ориентируешься на то, что им понятно и приятно.

- Ну… да…

- Осталось научиться относиться так к незнакомцам и врагам.

- Держи, Найт. Мне эти рубашки и штаны уже стали малы, а тебе будет, во что одеться к лету. Из своей старой одежки ты, готов поспорить, уже вырос.

Чёрный ит отодвинулся от домашнего задания и потянулся к предложенному грифоном свертку, осторожно распаковал. Нейтрально-вежливое выражение на морде при виде одной, другой одежки, и вдруг – улыбка, прижатые уши и виляющий хвост – среди принесенных вещей оказалась красивая рубашка с вышивкой и карманами, с металлическими пуговицами и нашивками на плечах.

Грифон пошатнулся – так резко Найтел кинулся и обнял его.

- Спасибо! Это же твоя любимая рубашка!

- Тебе она тоже понравилась, носи на здоровье. В городе всё равно нет нужной ткани, чтобы перешивать её под меня, да и на твою фигуру будет самое оно.

- Спасибо, спасибо, спасибо! – Ит махал хвостом и чуть не подпрыгивал на месте, вжимаясь в тощего друга. До этого одежду приносили Оразай и Осока, пару раз Дядя Саша давал рабочую форму, но это всё было не то. Шик и настоящая дружба – это когда старший отдаёт тебе то, что нравится вам обоим.

Грифон постоял растеряно, не зная, куда деть руки, но потом сообразил и обнял ита в ответ, похлопав по спине. Тот выскочил из объятий через секунду, разворачивая рубашку и примеряя на себя.

- Великовата, немного, но это ненадолго, - улыбнулся Рухгерт, - ты на голову подрос с приезда, уже стал по плечо Оразай.

- Ага, может быть, и перерасту её. И тебе не стоило так стараться с одеждой – стирать, гладить, подшивать то, что отошло. Я буду совершенно не против получить от тебя нестиранную и не глаженую вещь, которая хранит твой запах.

- Эээ? – проскрипел грифон и поднял хвост дугой, соображая, зачем это нужно иту.

- Хочу различать твой запах среди запахов других грифонов. И мне будет приятно появиться в стае в одежде, которая пахнет тобой – тогда остальные, даже не видя тебя, поймут, что это ты мне подарил рубашку, что у меня есть друзья не только среди девчонок. Как будто бы ты будешь со мной, без всякого для тебя неудобства.

- Ты меня смущаешь, - Рух прижал уши, - у грифонов не такой нюх, чтобы различать запахи, и нет связанных с этим ритуалов. Я не знаю, как реагировать правильно на твои слова.

- Смущенной улыбки будет достаточно, - хихикнул Найтел, и Рух улыбнулся в ответ.

- Спасибо.

Инженер

Когда дни и ночи стали настолько тёплыми, что можно было гулять без кофты, а в огородах стали появляться первые ягоды – жимолость, клубника и шелковица, в город приехал инженер. Его купе занимало почти треть вагона, но всё равно было скромным. Его гардероб состоял из сандалий, коротких штанов, большого плаща и чего-то вроде сари, и с трудом помещался в чемоданы, хотя вещей на самом деле было немного – чуть-чуть одежды и инструменты. В дороге он ел за троих, хоть не был толстым или больным, как не был и четырёхлапым грифоном.

И когда паровоз остановился, доехав до платформы чуть ниже Подгорного, чтобы потом уйти незаметно в сторону, не тревожа покой местных жителей, инженер вышел на деревянную платформу, расправил кожистые крылья солнцу и ветру, вдохнул свежего воздуха гор, цветущих лугов, небесной сини, и каждой чешуйкой и пластинкой почувствовал радость и предвкушение. Далеко в небе крылатые грифоны кружили вместе с планеристами. Малюсенькие цветные фигурки, что не могут жить на земле, чья стихия – воздух.

Солнце играло на его салатовой чешуе, ветер ласково гладил уставшие в дороге перепонки. С платформы открывался неплохой вид – вперёд и вправо долина понижалась, открывая далёкие леса, поля и изгибы реки, дальние городки, фермы и небольшие посёлки. Слева же, куда не решался напрямую заехать поезд, возвышались горы, и выше по склону, чуть ниже каменных гигантов, было плато Подгорного, города альпинистов, планеристов, спелеологов, фармацевтов, астрономов. Перевалочный пункт путешественников и сам по себе хороший уголок, чтобы пожить и погулять в окрестностях. Рядом находились лес лесов, горы, пещеры, река…

Бурная горная река, дающая городу электричество, ущелье ветров, в котором можно поставить ветряк, возможно, уголь или газ, или горючие сланцы, а ещё возможности для солнечных панелей и биореакторов – это если смотреть в энергетическом плане. И пока идёт модернизация гидроэлектростанции, одно из направлений нужно будет развить, чтобы город справлялся с растущим числом жителей и производства.

Подхватив вещмешок пальцем на крыле, и взяв в руки по чемодану, драконид двинулся к зданию станции, где его должен был ждать встречающий из совета панголин, Сосна. Доски платформы тихонько поскрипывали под ногами.

Дракониды, а инженер был именно драконидом, чем-то напоминают панголинов. Такой же увесистый хвост, наклоненное вперед туловище, сильные ноги. Но вместе с тем, черты их ярче, фактурнее, крупнее и сильнее. Полноценные рога, и зачастую не одна пара, крупная чешуя-броня, становящаяся на груди пластинами, ярко выраженный спинной гребень. Более мощное телосложение, но вместе с тем, дракониды не похожи на перекачанных быков. Подобно тому, как феральные грифоны летают на своих крыльях, дракониды могут планировать с гор и холмов, невысоко от земли, или используют крылья как парус, чтобы путешествовать по волнам. И потому редко встретишь драконида не в форме – их сила и максимально малая масса – это их свобода, возможность получить наслаждение от бытия крылатыми. И в то же время, крылья ограничивают народ побережьями и горами, где не слишком холодно и можно не кутаться полгода в меха, теряя силу.

То есть для Подгорного с его снежной зимой гость был весьма необычным и приковывал к себе внимание, хотя пялиться в открытую никто не решался, кроме одного панголина. Возможно, это был член совета.

- Terve! Вы – Сосна?

- Здравствуйте, да. А вы – Тейгар?

- Абсолютно верно. И можно на ты, раз нам предстоит вместе работать на благо города.

Крылатые

- Доброе утро, герр Штерн, спасибо, что зашли за мной, - тихо пророкотал драконид и кивнул рыже-коричневому седоватому грифону. Тот кивнул в ответ и протянул руку для пожатия.

- Доброе, Тейгар. Добро пожаловать в Подгорный.

Жёлтая рука пожала чешуйчатую салатовую, янтарные глаза встретились с жёлтыми. Грифон оглядел драконида – огромные ботинки, плотные штаны, что-то вроде рубахи или широких бинтов – торс Тейгара был укрыт несколькими слоями ткани, только крылья торчали со спины, и между ними спрятался огромный синий плащ.

- Как спалось на новом месте?

Тейгар оглянулся на небольшое здание гостиницы и пожал плечами.

- Не могу назвать комнату, снятую городским советом, достаточно просторной, но в кровать влез. Впрочем, с моими габаритами это нормально, в конце концов, их никто не предупреждал, приедет панголин или фелин. Драконидов в холодных краях часто упускают из виду.

- Можешь поспрашивать свободные комнаты в Азеркине – это большой пансион на холме, может быть, у них что-то найдётся. Или посмотреть в городе дома с соответствующим флагом у двери, многие тут принимают гостей. Лучше всего – дома крылатых грифонов, они просторные, если были таковыми построены, а не как у меня, доделаны по факту.

На широкой чешуйчатой морде появилась добрая улыбка.

- Я и не думал проситься к вам, но в любом случае, спасибо, что предупредили. Жена? Дети?

- Дочка, ей сейчас шесть. Двенадцать по её внутренним меркам, летает с нами. И надеюсь, через несколько лет присоединиться сын, когда заработает себе на первые крылья.

- Здорово. Понимаю, что это не совсем хорошо звучит от инженера по ветрякам, кому выпала честь найти для города решение энергетических проблем, но раз ваша семья летает не только на планерах, вы – действительно тот, кто нужен, чтобы показать мне всё.

- Тогда пойдём.

Позже, в районе полудня, исходив часть гор и делая пометки на картах, они устроились в тени рядом с родником и достали нехитрые запасы еды – хлеб, вяленое мясо, орехи. Не полноценный обед, но можно будет наверстать ужином в городе.

- Знаете, герр Штерн, реки не хватит, чтобы сделать плотину серьёзнее вашего городского прудика. Шире его не разлить, и выше по течению не сделать - у вас карстовые пещеры ниже по склону, и по результатам геологической разведки, порода идет до реки, и будет размыта, если мы сделаем там водохранилище. Хотя перепад высоты мне нравится, можно модернизировать ваши нынешние системы с замкнутым в трубу притоком. Другое дело, что модернизацией много не сделаешь, и во время работы нагрузка будет распределяться на остальные системы.

- Знаю, Тейгар, и я был бы очень рад, если бы всё было просто. Если выбирать между тем, чтобы жить в маленьком городке или уничтожить небо, то я бы летал над маленьким городком.

Над ними пролетели двое дельтапланеристов, подхваченные мощным и спокойным потоком ущелья ветров, и взмыли высоко над городом, ловя восходящие потоки, кружась в лучах солнца, такие же желтые и яркие в синем небе. Оба, грифон и драконид, стояли задрав головы. Наконец, жёлтые глаза встретились с янтарными.

-Я бы тоже, герр Штерн, если бы жидкий горный воздух мог меня удержать. Вам не нужно убеждать меня, не нужно просить. Вы живёте в городе, где люди обретают крыла, городе, куда приезжают разного рода туристы, и где остаются жить всё новые люди. Чем их больше, тем больше нужно энергии, чтобы производить другие ресурсы – качать воду из скважин, отводить реку на полив, чем-то питать трактора и комбайны, устраивать обогрев домов и много чего ещё. Я понимаю ваши опасения. Но раз торговля лекарствами и туризм помогают вам закупать дрова и продукты, я был бы плохим инженером, разместив ветряки в таком месте, что он бы отнял у города и его жителей очарование, и вместе с тем – отбил бы желание приезжать сюда. Ведь тогда энергия станет бесполезной, и худшее, что можно будет с ней сделать – это наплодить побольше людей, не знающих нынешней восхитительной жизни.

Грифон улыбнулся и протянул Тейгару хлеб с мясом.

- А если такого места под ветряки не найдётся, чтобы и нам не мешать, и добывать энергию? Что будет тогда?

Драконид благодарно кивнул и взял бутерброд, взамен отсыпав горсть орешков.

- Предоставлю в совете результат исследования, и решать будете вы, граждане, жители города. Буду настаивать на солнечных панелях на голых скалах или ещё чем-нибудь. Но мне кажется, что местечко для ветряка найдётся. Давайте облазим тут всё сперва, и я нарисую сезонную карту ветров, и ваших маршрутов, чтобы понимать, что к чему.

- И всё же, если город выберет строить ветряк посреди нашей лётной дороги?

- Тогда я буду первым, кто вызовет экспертизу искать следы распада и лечить, исправлять людей. Тогда это станет городом грифонов, драконов и драконидов, а желающие роскоши и усиленного размножения будут вынуждены искать иное место для жизни. Только и всего.

Встреча

Найтел насторожился – лёгкий летний ветерок донёс до него запах, которого просто не могло тут быть – сухой, немного островатый, кожистый, и в то же время чешуйчатый. Запах, который был во снах. Запах, который ещё никогда не чувствовал вживую.

Уши торчком, частые короткие вдохи и редкие сильные выдохи, шерсть на загривке стоит дыбом. С кем он был, что делал, где находился до этого – всё исчезло, потеряло смысл. Ит осторожно ступал, ловя обрывки аромата, отделяя его от трав, цветов, земли, кухонь, домов, жильцов и других ярких сторон мира. А потом ломанулся вперёд. По дороге или нет, попадался ли кто по пути – не важно. Важно то, откуда доносился этот знакомый, ставший родным запах, путающийся в поздней сирени и ранних пионах, старой одежде и кто знает, в чём ещё. В город. К Азеркину и дальше, не сбивая дыхания, останавливаясь, принюхиваясь, забывая обо всём на свете.

Тейгар возвращался с работы. Уставший, смакующий неспешную прогулку после физической нагрузки и непростых размышлений. Внизу, в городе, было жарче, и крылатый зашёл в гостиницу оставить плащ. Ноги, уставшие за день от восхождений и спусков, намекали, что лучше было бы поскорее рухнуть на кровать, но драконид и так позволил себе поваляться на зеленом лугу с видом на плато и соседние горы. Хотелось покушать, но не в тесной и низкой столовой, и Тейгар отправился гулять по городу в поисках ближайшей едальни, какой бы она ни была. А поев, продолжил свою прогулку по улочкам и тупикам, подальше от центра с его магазинами, пекарнями и суетой. Неспешно мерил шагами брусчатку, а потом перешел на более приятную утрамбованную дорогу из отсева и мелкой щебенки. Посередине, где не задевали колёса повозок, даже прорастала кое-какая травка, но даже на таких крайних и редко посещаемых улочках иногда проносились велосипедисты. Быстро несущиеся дети, плавно катящиеся взрослые. Иногда попадались просто гуляющие жители, болтающие друг с другом, заходящие в гости, собирающиеся на крыльце или в беседке. Кто-то возился в огороде, занимался вечерним поливом и прикрывал парники. Тейгар смотрел по сторонам, отмечая про себя незнакомые виды растений, любуясь архитектурой. Типовые проекты удобных домов – это быстрая работа бригады, но унылая долгая жизнь среди одинаковых коробок. Такого не было в Подгорном. А если и попадались похожие дома, то только в разных районах, и декорированные каждый по-своему. Прогулка дарила спокойствие и умиротворение. Тихий воздух и ветер порывами были непривычны, чудны, но на то это и чужой край. Дома ветер постоянно был стеной, и в ходу не крылатых были ветровки и штормовки, а тут требовалась немного иная одежда.

Найтел нашёл его на зелёной улочке, которую велосипедисты называли «по Лёлику», в честь живущей там собачонки, или именем кого-нибудь из своей компании. Крылатая фигура выше на горке, идёт навстречу, но не видит ита, смотрит по сторонам.

Тридцать шагов.

Наке замер, не в силах поверить, и вглядывался в черты. Каким бы разным спутник снов ни показывался по ночам, меняя форму от дракона до, почти что, ита, основным ведь была не внешность, а ощущения. Чувства от того, что он рядом.

Двадцать шагов.

Большие черные уши направлены на крылатого. Улица пуста и тениста, теплый воздух благоухает цветами.

Семнадцать шагов.

Глаза встретились, и добрая усмешка «Впервые видишь крылатого панголина? Ну, смотри» сменилась на взаимный интерес.

Десять шагов, теперь медленнее. Уверенно, не смущённо, но осторожно.

Большой. Высокий. Широкий. В странной одежке, и пахнущий точь-в-точь, как нужно. Или так пахнут все дракониды? Глупо же будет, и обидно…

Пять шагов. Остановка.

Внимательный, дружелюбный взгляд жёлтых глаз. Робкая улыбка на чешуйчатой морде и интерес.

Каменная осанка, напряжённое поджарое тело, робко дёрнувшийся хвост. Взгляд карих глаз снизу-вверх, полный неверия и надежды. Взор сверху-вниз, пляшущий огонёк шальной улыбки. Оборот рогатой головы – на улице больше никого, а по сторонам лишь раскидистые деревья. Чёрное видение же не исчезло, а подошло ближе.

Скажи «привет», и всё может пойти не так: обыденно, скучно и неправильно.

Позови по имени, чуть слышно, чтобы сердце дрогнуло, не зная, то ли смеяться и бежать от радости, то ли замереть от боли и разочарования. Позови по имени и посмотри, что будет. Может быть, будет стыдно и неловко. А может, это единственный способ узнать и сделать всё правильно.

- Тейгар? – робко спросил маленький ит, и рогатая голова кивнула в ответ.

«Почему бы всему городу не узнать имя единственного драконида в округе, да ещё и занятого на такой работе», - проскочила логичная мысль, и готовые сорваться слова скомкались вместе с улыбкой.

Маленькая хрупкая фигурка, острые уши, и этот ожидающий взгляд, полный надежды… и амулет.

- Найтел? – тихо и хрипло спросил Тейгар, чувствуя, как во рту пересыхает.

Лёд треснул, раскололся, рассыпался, и освобожденная чёрная молния вжалась в твердый живот, прильнула головой к груди.

- Найтел… - сильные руки обняли его, горячее дыхание пощекотало уши. Пальцы по привычке зарылись в мех на загривке, и это ощущение, испытанное много раз во сне, опьянило, и в то же время подкинуло сознание в странном сальто-мортале, давая на миг взглянуть на всё со стороны. Но если встретил чудо, то удивляешься, радуешься ему, а не ищешь объяснений и доказательств.

С участков пахло стриженой травой и цветами. В густеющем вечернем воздухе начинали носиться птицы, а двое всё стояли, глядя друг на друга и боясь отпустить, совершенно не представляя, что делать дальше в этом городе, где оба они – гости, и оба не могут его покинуть.

Знакомство

- Векторная масса! - тихо выругалась Оразай, глядя с террасы на поднимающихся по дороге драконида и ита.

Мастер снов посмотрела в ту же сторону и пожала плечами, улыбнувшись.

- Я так же прилипла к дракону, когда первый раз его увидела. И было мне как Наке. Неудивительно, большие, сказочные, волшебные существа, само очарование.

- Но этот очень похож по описанию… - Оразай встревожено оглянулась, острые уши торчком, хвост напряжён.

- Мало ли в мире драконидов.

- Которые бы так же смотрели на Наке, как он на них?

- А это интереснее, согласна, - сказала девушка, чуть привстав со скамейки и вглядываясь, - пойдёшь встречать, или доиграем?

Травница взглянула на доску и хмыкнула:

- Тут ещё долго. Давай потом, запомним, что твой ход.

- Как хочешь, можно будет и заново начать, у меня не выигрышная позиция, - вздохнула Мастер снов, но уши Оразай уже были направлены в сторону тропинки, где дядя Саша приветствовал крылатого.

- Добро пожаловать в пансион Азеркин, местные зовут меня дядей Сашей, мы с Лидой, моей женой, хозяева дома. Ищете комнату, и пришли к нам по рекомендациям Наке?

- Здравствуйте, - улыбнулся драконид и обменялся рукопожатием со смуглым мужчиной, - Тейгар. Вообще, мне ваш дом рекомендовал герр Штерн, и я хотел узнать, не найдётся ли у вас комната под мои габариты, чтобы не прессоваться в кубик, а разместиться с рабочим столом. Но теперь думаю, что и небольшая комнатушка мне понравится, Найтел в восторге от этого дома, и я думаю, его вкусу стоит доверять.

Крылатый опёрся на хвост, ожидая ответа, спокойный, умиротворённый. Наке с удивлением смотрел на него, услышав фамилию своего друга. Оразай и Мастер снов о чем-то тихо спорили, услышав имя драконида. Дядя Саша почесал в затылке, прикидывая размеры гостя.

- Есть одна комната, если подождать до следующей недели, как раз освободится. Надолго в Подгорном?

- Пока выдерживаю погоду и есть работа. До конца лета должен успеть с ветряком, придется часто мотаться в горы. Но в снятой советом гостинице мне тесновато, хоть она и ближе, так что с радостью посмотрю ваш вариант.

- Ну и договорились. Заходи через пару дней, как жильцы уедут, покажу комнату.

- Спасибо!

- Пока не за что, - улыбнулся дядя Саша и пошёл собирать заварку к чаю на ночь, - заходи завтра вечерком поиграть в волейбол, если хочешь, или партию во что-нибудь настольное.

Наке посмотрел на Тейгара с улыбкой, вроде «я же говорил, что тут здорово», и мотнул головой в сторону террасы, борясь с желанием потянуть крылатого за руку.

- Пойдём, познакомлю с Оразай и Мастером снов. Хотя вы заочно уже знаете друг друга, я рассказывал им о своих снах, а тебе о них.

- Да, - Тейгар встретил внимательные взгляды девушек, - и именно поэтому знакомство будет неловким.

Мастер снов из Азеркина

- Это невозможно! – фыркнула Мастер снов из Азеркина и скрестила руки на груди, чуть не воткнув в себя карандаш. С их знакомства прошла неделя, Наке попросил общий портрет.

- Но это так, - учтиво ответил глубоким голосом Тейгар и наклонил голову набок. Найтел улыбнулся и кивнул в знак согласия.

- Вы говорите это мастеру снов? Немыслимо! – начала она жестикулировать, - сон – это погружение в себя. Невозможно попасть во сне к другому человеку. Даже пресловутый «выход из тела» лишь иллюзия, игры сознания с подсознанием, пилотируемый бред, приемлемая галлюцинация.

- И, тем не менее, мы с Тейгаром познакомились во сне, задолго до того, как повстречались вживую.

Мастер снов отложила карандаш с планшетом и навалилась на бревенчатую стену пансиона.

- Значит, Вы оба слышали какую-то историю, и вам приснилось, что вы ее герои. Или это другое совпадение, такое иногда бывает. Сон – это ловушка внутри себя, бесконечная, но изолированная от других. Будь добр, поверни уши ко мне, когда я с тобой говорю. Ты ведь брал у меня уроки осознанных снов. Зачем, если в итоге говоришь о таких небылицах?

Голос девушки звучал почти как пила. Найтел спокойно спросил:

- Почему ты злишься на меня из-за того, что у меня получается иначе?

Мастер снов опустила голову и скрыла лицо за прямыми черными волосами.

- А почему ты настаиваешь на том, что меня бесит?

- Неужели никто из местных не рассказывал тебе о совместных снах? – Спросил Тейгар, и его густой спокойный голос и проникновенный взгляд охладили Мастера снов.

- Говорили, и что? – Она взяла планшет и продолжила рисовать портрет друзей, - Близкие друзья, пережившие одно и то же в жизни, или хорошо знающие друг друга. Разве не могут они под общим впечатлением увидеть похожие сны? Тем более, если знают, кто как поведет себя в жизни и привыкли рассказывать друг другу свои сны? Могут. Чаще всего так и происходит. И когда они рассказывают друг другу сны, рассказ может искажаться и обрастать подробностями снов другого человека. В то же время, если каждый сперва запишет свой сон, а потом даст прочесть другому, будет гораздо больше расхождений. Всегда бывают.

Тейгар улыбнулся. На чешуйчатой морде не читалось ехидства или зла.

- Скучаешь по временам, когда сны приходили сами?

Мастер снов одарила его Взглядом. Уже много лет единственные сны, что она видела – это управляемые сны. Полузабытье, в котором не отдыхает мозг, в котором ведёт чувство опасности и падения. Замираешь, закатываешь глаза, и приходит состояние, в котором чувствуешь преследование, погоню, опасность. Управляемая полуфантазия, в которую можно заглянуть днём, чтобы лучше смоделировать что-то нереальное. Ночной кошмар, наперегонки со страхом, где творишь на пути мимолетные видения. Расслабишься – страх догонит, и ты проснешься пойманная, разбившаяся, без сил погрузиться в сон вновь. Где будешь ещё слабее и беззащитнее, во тьме и ужасе, бесконечно падать, чтобы проснуться выжатой, без желания жить.

Она отвела взгляд. Нанесла на рисунок штриховку теней.

- Я сама создаю любой сон, какой захочу. И я не обманываюсь насчет них, сны это сны. Даже те, от которых, по местной легенде, во дворе остаются драконьи следы. Спал, услышал крылья прилетевшего в гости дракона или хлопанье выстиранных простыней на веревке – и приснилось, что летал. Хотя это не ты летал вовсе, а просто гость заходил.

Тейгар прочёл в ее глазах совсем другое – желание верить, хоть и отравленное разочарованием и завистью. Хмыкнув под нос, драконид предложил:

- Если хочешь, я помогу тебе собрать артефакт, чтобы видеть сны как другие люди.

- Пф. Я Мастер снов из Азеркина. Кем я тогда буду, кроме посредственного художника, едва знающего языки этого мира?

- Ты сможешь выбирать, как спать – осознанно или нет. У тебя будут силы стать кем-нибудь еще.

- В другой раз. А пока сядь, как сидел, и ты тоже, ушастый, не расслабляемся, и не бесим меня. Вы же хотите нормальный портрет, а не шарж или карикатуру?

И она зашуршала карандашом, яростно набрасывая тени и придавая портрету объем.

Тейгар, Оразай и Осока о Найтеле

- Ты же понимаешь, почему у других ваша дружба вызывает опасения?

Тейгар перевёл взгляд с Осоки на Оразай. Понятно, почему они позвали погулять подальше от города, к реке, прохладному журчанию воды и тенистым плакучим ивам. На широкой рогатой голове появились эмоции, обычно не показываемые остальным – грусть и озабоченность. Драконид пожал плечами, купол крыльев за его спиной покачнулся в такт.

- Догадываюсь. Потому что наше общение не укладывается в шаблоны, и это беспокоит в первую очередь самого Найтела. Он не знает, как ко мне относиться, как к другу, старшему брату, отцу или кому ещё.

- Верно, - кивнула травница, - умножь это на отсутствие в городе настолько близких друзей, и на половое созревание, чтобы понять, какой хаос у него творится в голове.

- И добавь его сны, полные разных намёков, - заметила Осока.

Тейгар хмыкнул. Получилось что-то вроде беззлобного рыка.

- Не моя вина, что у него нет других настолько близких существ. Вы его друзья, он дорожит вами, и я уверен, что с каждой из вас он по-своему открыт. Со мной он ведет себя иначе. Это нормально. Может быть, для него было бы лучше быть среди итов-сверстников, чтобы второе запечатление было с итами… Было бы правильнее, если бы у него была другая жизнь и больше хорошего. Но у него этого нет. И он не простит ни мне, ни вам, если вы отнимете у него то, что есть. Я сам жил довольно одиноко, и кроме книг у меня был один лишь смотритель маяка. Он общался со мной, единственный со всей деревни, учил, дал работу и помог найти место в жизни, сделал так, что я из ненужного своим сородичам парнишки вырос в нужного миру специалиста. Не скажу, что я лип к своему наставнику так же, как ко мне липнет Найт, я был гораздо скромнее и уважительнее относился к старшим, но без того общения я бы не смог снова быть с людьми и доверять миру. И я не хочу делать с Найтелом ничего, что подорвало бы его желание жить в этом мире или испортило радость жизни, не дав ничего ценного взамен. Если есть для чего стараться – можно многого добиться. Я уеду с первыми холодами, а он останется здесь, вынужденный учиться и взрослеть, стремиться стать гражданином Общего, а не уйти с мечом в свой родной, где его никто не ждёт, и куда я вряд ли смогу за ним последовать. Может быть, по пути он войдёт во вкус и забудет цель, увлечётся процессом. Мало кто, взрослея, сохраняет прежний круг общения, тех, кто помнит глупости и ошибки. Ребята, с которыми я учился, растеряли почти всех бывших друзей, да и я в итоге стал значительно реже видеться со старым смотрителем маяка. Я знаю, что выгляжу очень подозрительно, но ничего не могу с этим поделать, кроме как просто жить рядом, в Азеркине, и своими повседневными действиями доказывать, что я вменяемый человек, а не свихнувшийся маньяк, жаждущий восполнить свою одинокую юность. Хотя не отрицаю, у меня никогда не было друзей такого возраста, мне не с кем было запускать воздушных змеев, кататься на велике, и мне это в радость. Так же в радость, как и работать на благо города со взрослыми людьми и общаться с приятными из них в свободное время. Вы можете это проверить, как и биографию – в совете наверняка есть копия моей характеристики, а что я делаю – видит весь город. Что не можете проверить – есть ли у меня где-то далеко отсюда девушка, и нравятся ли они в принципе – я тут единственный драконид, и у меня пока нет ни сопротивляемости к ядовитым панголинам, ни тяги к другим народам. Хотя она может и проявиться при долгом общении – я ценю личность выше внешнего вида. Я могу быть Найтелу старшим братом или дядькой, или волшебным хранителем из его снов, кому нет аналогов в родственных связях, ибо это связь души, а не крови, и встречается реже. Я чуть младше тебя, Оразай, и годы работы и университета успели мне вправить мозги, как и экзамен на родительские права, я не буду его чересчур баловать, потому что не меньше твоего хочу, чтобы он был счастливым и здоровым, и многого добился сам. Как в свое время помогли мне, я помогу ему.

Воцарилось неловкое молчание. Не напряженное, а такое, когда лица выражают больше, чем звуки. Ветер колыхал высокую траву. Оразай глянула на Осоку и кивнула Тейгару. Панголин задумчиво хмыкнула:

- Я тебе верю, так же, как и верю Наке. И, если не против, буду подсказывать вернуться, когда ты выйдешь за обозначенные собой рамки. Но всё ещё есть одна вещь, которая несколько меня беспокоит, это ваше знакомство. То, что ты рассказывал о своей жизни, то, как и где ты жил, очень похоже на его сны.

Тейгар смутился.

- Что до снов – я знаю. Я был там и видел то же самое, когда жил на побережье, и до сих пор вижу, даже сейчас, когда он спит этажом выше в другом крыле дома. Не знаю, где он нашёл тот амулет, с которым засыпает, но если это вы помогли, то… спасибо.

Молчание, журчание воды, волны на траве, запах жаркого разнотравья на ветру. Морды меняющиеся, теряющие подозрительность, просветляющиеся.

- Ну, если больше вопросов нет, я пойду работать, - улыбнулся драконид.

- Не опаздывай на ужин, Тейгар, - ответила Оразай.

Две девушки остались одни на заросшем берегу, глядя вслед большой удаляющейся фигуре, а когда крылатый скрылся из виду, переглянулись.

- Думаешь?…

- Думаю. Если у них и правда общие сны, то глупо делать для него мир снов привлекательнее реальности. Он и так долго в него хотел уйти, не стоит возвращать его в такое мрачное состояние. Пусть радуется этой жизни, только так к ней появится вкус.

- А я думаю, что даже в самом плохом сценарии ничего принципиально нового с Наке не случиться, учитывая, как он жил в плену и что с ним происходило.

Две девушки переглянулись. Усмешка. Ветер, ерошащий шерсть и гладящий чешуйки.

- Что ж, это будет необычно, но мелкий ит не создан для обычной жизни. Иначе бы он не оказался здесь. Не будем мешать. Я лишь буду настороже. Такая радость не вечна, и кому-то нужно будет быть рядом…

- Я тоже буду.

Жур Уюк

Раннее летнее утро, приятно щекочущее прохладой и радующее горячими солнечными лучами. Выходи из дома, и под пение птиц и благоухание росистых трав получишь контрастный душ из света и тени. Умывальник с холодной водой во дворе уже звякает – значит, проснулся не первым. Приятный деревянный запах комнаты и остатки холодного дыхания гор из открытого окна, яркий свет – одеяло подлетает вверх, и до того, как оно упадёт, чёрная молния выстреливает с кровати к двери, натягивая на себя шорты. Дань приличию, нежели одежда для тепла или удобства, ноги босы – на входе в пансион давно стоит лапомойка. Наке легко, почти бесшумно сбегает по лестнице вниз. Забежать в одно место до чистки зубов, умыться, взбодриться от холодной, но не обжигающей воды, и на кухню.

Там, за большим общим столом, уже завтракают постояльцы и хозяева. И хотя дядя Саша и тётя Лида уже поели сами и вместе с сегодняшними дежурными суетятся по кухне, на их местах всё равно стоят дымящиеся кружки травяного чая. Мята, смородина, шиповник, зверобой, клубника, вишня, облепиха. Свежесорванные, сполоснутые в ключевой воде, только что заваренные листья. Корзиночки булочек и баранок, сушек, сухариков, печенья, пирожков. Большая кастрюля каши. Свежий, ещё горячий, с изумительно вкусной хрустящей корочкой хлеб и сливочное масло к нему. Старый железный нож с лакированной, бочкообразной ручкой и темным лезвием – сотри с него масло о край бутерброда, и оно станет на вкус железным, и это только украшает завтрак, делает его ещё приятнее.

- Пиалу или кружку? – тётя Лида смотрит по-деловому сквозь очки. Местные пиалы огромны, не чайные на глоточек, а как тарелки. Но и традиция пить чай тут иная, не лучше и не хуже, а такая, как есть. Завтраки в Азеркине проходят так, и теперь бы ит их ни на что не променял.

- Пиалу, - соглашается Найтел и садится по левую руку от Оразай, рядом с Тейгаром, что доедает молочную рисовую кашу. Тот приобнимает на мгновение маленького ита крылом и пододвигает к нему треугольный пирожок с мясом.

- Последний, отложил для тебя, - тихое, доброе, полное заботы почти что урчание. Наке виляет хвостом, стукая Тейгара, Оразай и Писателя, пытающегося пройти сзади и не наступить на массивный чешуйчатый хвост с гребнем.

- Что снилось? – спрашивает Тейгар, и отпивает зеленый напиток из небольшой по своим меркам кружки.

- Машина счастья. Будто бы Человек построил такую на почте из велосипеда и дельтаплана, скрепив вместе ожиданиями, что зачастую путешествуют на почте вместе с письмами и посылками. Видимо, с той книги, что дал почитать Рух, хотя она тяжело идёт – я медленно читаю.

- Ну, если тебе снится прочитанное, значит, ты не только понимаешь историю, но и переживаешь её, это главное. Скорость придёт со временем.

- Наверное. Хотя обидно, что интересная история так сильно растягивается.

- Поверь, обиднее, когда они пролетают вмиг. Некоторые люди осваивают скорочтение, и я не знаю, как они потом читают красивые истории. Учебники, документы – да, это полезно, но рассказы нужно прочувствовать, слово за словом, сплетая узор и кутаясь в него. Нравится то, что читаешь?

- Ага, - Найтел подул на чай в пиале и осторожно отхлебнул, - немного необычно, волшебный мир, полный непонятных штук, но интересно. Одного возраста с героем, кстати. Учусь у него быть живым, замечать чудеса.

Улыбки, беседы, добрая еда. Дежурные остаются на кухне, те, кому на работу – расходятся, чтобы вернуться к обеду, к ужину, или на следующий завтрак. Оразай идёт в гильдию алхимиков, где под её присмотром целебные растения превращаются в лекарства. Кто-то идёт туда же, но в другой цех – крема, краски, ароматизаторы или лекарства из животного сырья. Мастер снов остаётся в Азеркине или гуляет по округе – рисовать можно везде, заказов хватает на жизнь, если как Наке помогать с домашней работой в счёт платы за комнату и еду.

Пансион пустеет. Кроме уборки и готовки ещё много дел, и если Найтел не участвует в них и не учится, то гуляет, катается на велосипеде, играет, купается с ребятами в реке после полуденной сиесты. И ждёт Тейгара. И когда вечером становится прохладно, и крылья укрывает тёплый плащ, можно сидеть на террасе рядышком, прижавшись, делясь теплом, болтать в сгущающихся сумерках о том, о сём, отмахиваться от комаров, слушать. И понимать, что жизнь хороша, а в будущем – выходные, когда можно пойти гулять вместе, ни со стаей, ни с осокой или Рухгертом, а вместе с Тейгаром.

После долгих лет жизни на берегу умирающего моря, выедших многие устои и правила, в маленьком взрослом ите снова появилось давно забытое, тёплое, милое и ранимое чувство, что всё на своих местах. Что он наконец-то обрёл семью.